Глава 26 — Любовь и Одиночество

Был март, воздух все еще веял остатками зимней свежести, как и ароматом возрождения. Университетская вишня цвела и пахла, дворик полнился румяно-розовыми цветами, приподымающими мое свинцовое сердце каждый раз, когда я проходила мимо.

Зима выдалась тяжелой. Мне не нравилось быть одинокой, но в последнее время я часто была предоставлена сама себе. Сестра была общительной и быстро собрала компанию красивых девушек из «Хутерс», с которыми можно было веселиться; слышала, они были в очереди на календарь «Девушки Хутерс» на следующий год.

Дженни пыталась периодически выводить меня в свет, но у нас были разные графики, и назначить встречу, когда мы обе не работали, и я не была занята учебой, было трудно. Нам удавалось иногда посмотреть фильм и выпить кофе перед ее сменой, но совсем не так часто, как мне бы хотелось.

Благодаря учебе, работе и поддерживании контакта с Денни я была хоть чем-то занята. Поскольку наши часовые пояса были столь разными, «телефонные кошки-мышки»[1] приобрели для меня новое значение. Но мое сердце не могло быть таким занятым, чтобы не скучать по Келлану. Это было невозможно.

Я, может, и пережила три месяца реабилитации с нашим добровольным расставанием, но моя основная зависимость никуда не делась, она билась и извивалась внутри моих вен. Я почти слышала его имя в своем сердцебиении, и каждый день проклинала себя за свою глупейшую ошибку. Как я могла быть такой напуганной и глупой, чтобы оттолкнуть такого замечательно мужчину?

В одну ночь сестра ненамеренно подняла эту боль на поверхность. Она была в ванной, готовилась к походу в клуб с друзьями. Сушила свои шелковые волосы с опущенной головой, позволяя фену придать и так идеальным локонам объема. Я прошла мима как раз, когда она поднялась и встряхнула своими косами. На ней был треугольный топ без спины, слишком открытый для нынешней погоды, но не это привлекло мое внимание. А блеск у ее шеи.

Я замерла в проходе с упавшей челюстью и увлажняющимися глазами.

— Где ты это достала? — едва вымолвила я слова.

Она недоуменно посмотрела на меня, затем заметила мой взгляд на ожерелье вокруг ее горла.

— А, ты про это? — Она пожала плечами, и оно скользнуло по ее молочной коже. — Нашла в своих вещах. Понятия не имею, откуда оно взялось. Но симпатичное, правда?

Я не могла заговорить, в шоке глядя на серебряную гитару, которую Келлан подарил мне на прощание, в знак своей любви. Большой бриллиант мерцал в свете ванной, и мое размытое зрение усилило его блеск, пока перед глазами не появилась радуга.

Анна, казалось, заметила начало моего срыва.

— О боже… оно твое, Кира?

Я моргнула и зрение прояснилось, а слезы упали на щеки. Наблюдала, как она спешно тянется за шею, чтобы расстегнуть его.

— Я не знала. Прости. — Она чуть не швырнула его в меня, лишь бы убрать от себя подальше.

— Все нормально, — пробормотала я. — Просто думала, что потеряла его. — Или Келлан забрал.

Она кивнула и крепко обняла меня, застегивая вокруг моей шеи ожерелье, поскольку я не решалась касаться его.

Когда сестра отодвинулась, я кивнула, по моим щекам текло еще больше слез.

— В ночь… когда он уезжал, ночь, когда нас поймали на горячем. — Я пробежалась пальцами по серебру, одновременно обжигающему и морозящему мою кожу.

Анна с минуту наблюдала за моим лицом, затем погладила мои волосы.

— Почему бы тебе с ним не увидеться, Кира? Он всегда в «У Пита» и все еще выглядит таким…

Я покачала головой и не дала ей закончить.

— Я всегда приносила ему одну лишь боль. Он хотел этого… хотел свободы. — Я подняла взгляд и разбито выдохнула. — Я пытаюсь делать то, что лучше для него… хотя бы в этот раз. Кроме того, уверена, он уже двигается дальше.

Она грустно улыбнулась и заправила локон волос за мое ухо.

— Ты идиотка, Кира, — сказала она тихо, но с теплотой в голосе.

Я ответила идентичной улыбкой.

— Знаю.

Она покачала головой и подавила эмоции.

— Ну, почему бы тебе не пойти погулять с моими девчонками? — Она привлекательно покачала бедрами. — Потанцуешь со мной.

Я вздохнула, вспоминая последний раз, когда я пошла на танцы с Анной.

— Да нет, что-то не хочется. Я просто останусь дома и разлягусь на диване.

Она изогнула губы, наклонившись к зеркалу, чтобы накраситься.

— О, круто… это что-то новое, — саркастично буркнула она.

Я закатила глаза и ушла.

— Повеселись… и надеть пальто.

— Конечно, мам, — игриво прокричала она, когда я вышла в коридор в гостиную.

Снаружи лил дождь, я наблюдала, как капли попадали на окно и скатывались вниз, словно слезы. Ливень всегда напоминал мне о Келе — как он стоял под ним, позволяя себе промокнуть насквозь. Злой и обиженный, пытающийся держаться подальше от меня, чтобы не сорваться. Безумно влюбленный, даже когда я отвернулась от него, ради кого-то другого. Не могу представить, каково ему было.

Как я могла увидеться с ним… после всего, что натворила? Но в груди все ныло. Я устала быть одна. Устала занимать себя делами, чтобы не впускать мысли о нем в свой разум, хоть это не помогало. По большей части, устала от воспоминаний о нем. Больше всего я хотела четкой, ясной, идеальной версии его прямо перед собой.

Не подумав, я села в кресло. Никогда в нем не сидела раньше. Было слишком тяжело быть на чем-то, что принадлежало ему. Я упала на подушки и откинула голову. Представила, что это его грудь, и мои губы озарились слабой улыбкой. Я коснулась ожерелья и закрыла глаза. Так он представлялся мне лучше всего. Я почти чуяла его запах.

Повернула голову к ткани и вздрогнула, поняв, что я действительно могла его учуять. Рука сжала подушку у головы и прижала ко мне. Она не пахла поразительным запахом, присущим его коже, а знакомым запахом его дома. Для меня он был более характерным, чем воспоминания о детстве в доме родителей.

Он был моим домом… и я жутко скучала.

Анна вышла из ванной, когда я нюхала кресло, и, почувствовал себя глупо, уронила руки на колени, снова выглянув в окно.

— Ты в порядке, Кира? — тихо спросила она.

— Буду в порядке, Анна, — увернулась я от ответа.

Она прикусила свою идеальную красную губу и посмотрела так, будто хотела о чем-то поговорить. Затем она покачала головой и спросила:

— Не против, если я одолжу машину, раз ты будешь дома?

— Да… бери. — Я часто позволяла ей пользоваться, когда машина была мне не нужна, то есть, когда я не была на учебе или на работе.

Сестра вздохнула, подойдя ко мне, и поцеловала меня в макушку.

— Не хандри всю ночь.

Я тепло ей улыбнулась.

— Конечно, мам.

Она очаровательно рассмеялась и схватила ключи со столика на кухне. Затем попрощалась и быстро ушла. Анна не надела пальто, и я покачала головой. Пробежавшись пальцами по ткани кресла, я задумалась, чем заняться.

На мгновение задумалась набрать Денни.           Разница Сиэтла с Брисбеном была в семнадцать часов, у него была середина субботнего дня. Он бы наверняка ответил, но мне не особо хотелось с ним говорить. Не то чтобы у меня были какие-либо сомнения по поводу звонка, мы часто разговаривали и перешли в стадию «дружелюбные бывшие». Нет, мешкала я из-за того, что месяц назад он рассказал, как пригласил девушку на свидание. Вначале мне было больно, затем удивилась, что он упомянул такой личный факт при мне, после чего стала радоваться за него. Он должен искать кого-то нового. Он должен быть счастливо. Слишком уж замечательным был этот мужчина, чтобы заслуживать чего-то другого.

Следующие звонки от него включали малую часть информации о ней, на прошлой неделе они все еще были вместе, их отношения развивались. Я знала, что это хорошо, часть меня за него радовалась, но сегодня мне было очень одиноко, и я не хотела, чтобы его счастливый голос напоминал, какая несчастной была я. К тому же, не стоит быть навязчивой бывшей, названивающей по выходным, когда он нашел новую девушку. Должно быть, он сейчас с ней, резвится в океане или лежит на пляже. Я задумалась, не целовались ли они прямо в это мгновение. Затем гадала, не спали ли они вместе, и поджала живот, стараясь не думать об этом. Не важно, если они… мы достаточно уважали друг друга, чтобы позволить это. Конечно, это не значило, что мысль об этом была мне приятна.

Закончилось тем, что я свернулась на кресле Келлана с теплым одеялом и стала смотреть грустный фильм — герой умирает и все разбиты горем, но борются с собой, чтобы его жертва не была напрасной. Я начала рыдать задолго до сцены смерти.

Глаза были красными и опухшими, уверена, из носа текло как из крана, когда дверь в квартиру внезапно распахнулась. Я насторожено повернула голову, затем недоуменно свела брови, увидев сестру.

— Анна… ты в порядке? — Она пронеслась ко мне и, без лишних слов, стащила меня с кресла. — Анна! Что ты…?

Я заткнулась, когда она с силой пихнула меня в ванную. Там она помыла мне лицо, нанесла блеск, расчесала, пока я плевалась ругательствами и пыталась оттолкнуть ее. Тем не менее, моя сестра легко не сдается. Приведя меня в нормальный вид, она пихнула меня к двери, прежде чем я успела понять, что происходило.

Когда до меня дошло, что она не собирается делиться со мной планами, девушка уже открывала дверь. Я пробормотала отказ и уперлась в дверную раму. Она вздохнула, и я ответила ей раздраженным взглядом. Сестра наклонилась ко мне и очень серьезно сказала:

— Ты должна кое-что увидеть.

Это привело меня в такое недоумение, что я опустила руки, и она успешно выпихнула меня из прохода. Анна потащила меня к «Хонде» Денни, пока я дулась и извивалась. Мне не хотелось идти с ней на танцы. Я хотела вернуться в свою пещеру вечного траура и закончить просмотр грустного фильма. По крайней мере, на его фоне моя жизнь казалась позитивной.

Она посадила меня в машину и грубо указала, чтобы я не двигалась. Я вздохнула и опустилась в знакомое сидение, жалея, что от Денни в машине больше ничего не осталось, но одновременно и радуясь этому. Теперь она полнилась блесками, пустыми коробками из-под туфель и запасной униформой «Хутерс».

Я сложила руки на груди и надулась, пока сестра залезала и вывезла нас. Поскольку она не выбрала дорогу, ведущую на площадь, где были клубы, я сдала гадать, куда мы собрались. Когда мы выехали на знакомую трассу, от которой у меня заболело в груди, я начала паниковать. В точности знала, куда она меня везла в пятницу вечером.

— Нет, Анна… пожалуйста. Я не хочу туда. Не могу его видеть, не могу его слушать. — Я вцепилась в ее руку и попыталась повернуть руль, но она с легкостью от меня отмахнулась.

— Кира, успокойся. Помнишь… теперь я думаю за тебя, и ты должна кое-что увидеть своими глазами. Что-то, что мне давно стоило тебе показать. Что-то, что даже я надеюсь однажды… — ее голос сошел на нет, пока она смотрела в окно с непонятной тоской.

Взгляд был столь странным, что, на мгновение, я забыла о своих протестах. Они вновь взбунтовались в моей груди, когда она заехала на парковку «Пита». Она выключила зажигание, и я уставилась на знакомую черную «Чевелль». Сердце громко стукало в груди.

— Мне страшно, — прошептала я в тишине машины.

Анна схватила мою руку и сжала ее.

— Я с тобой, Кира.

Оглянулась на ее идеальное, красивое лицо и улыбнулась той любви, что была на нем написана. Я кивнула и раздраженно открыла дверь. Она почти мгновенно оказалась рядом и, крепко держа меня за руку, провела меня через двойные двери.

Я не знала, чего ждать. Часть меня считала, что все каким-то образом изменится за мое отсутствие, например, каждая стена станет черной, приятное освещение станет тускло серым. Но я удивилась, увидев, что все было точно таким же… даже люди.

Рита дважды посмотрела на меня, затем многозначительно подмигнула и дьявольски улыбнулась. Видимо, она знала об измене, и поскольку я присоединилась к ее клубу «У меня был секс с Келланом Кайлом», теперь между нами была связь. Кейт помахала мне, стоя в ожидании напитка у барной стойки, ее идеальный хвостик закачался от радости. Дженни в мгновение ока оказалась передо мной, крепко меня обняла и стала смеяться, как же хорошо видеть меня вне дома… и здесь. Девушка оглянулась на сцену при этих словах, и я закрыла глаза. Но слышать перестать не могла; его голос пронзил меня до глубины души.

Дженни наклонилась к моему уху, заметив мою реакцию, и перекричала музыку:

— Все будет хорошо, Кира… верь.

Я открыла глаза и посмотрела на ее теплую улыбку. Почувствовала, как сестра тянет меня за руку, и Дженни, догадавшись о ее намерениях, взяла меня за другую. Обе повели меня сквозь толпу, собирающуюся в «Пите» по выходным, когда играла группа, и я инстинктивно потянула в обратную сторону.

Они упорно тащили меня вперед. Мы пропихнулись сквозь людей, я продолжала смотреть себе на ноги, не желая пока смотреть на него. Прошло так много времени… еще дольше я не слышала его голос, проникающий в мои уши, опускающийся по позвоночнику к кончикам моих пальцев.

Мое дыхание перехватило, когда началась следующая песня, и мы приблизились к забитому бару. Она была медленной и полной эмоций. В его голосе слышалась боль, которая обжигала меня. Я косо посмотрела на людей, мимо которых мы проходили, наблюдала, как они поют песню вместе с ним с торжественными лицами. Они знали ее, она не была новой. Все еще не переводя взгляд на сцену, я позволила его тембру проникнуть в каждую клеточку моего тела. Он пел о ночи на парковке, внезапно дошло до меня. Он пел о том, как нуждался во мне и стыдился этого. Он пел о попытке бросить меня, как это сломало его. Он пел о слезах при нашем последнем поцелуе… Затем текст пошел о том, что он чувствовал сейчас.

Тогда-то я и посмотрела на него.

Глаза парня были закрыты. Он пока не замечал моего приближения. После того, как я не видела его месяцами, его идеальность чуть е подогнула мне ноги, будто я могла ослепнуть, если не осмотрю каждую его деталь. Простые джинсы — облегающие, потертые джинсы, которые выглядели чуть более поношенными, чем обычно. Простая футболка, которую он любил носить — без рисунков и вышивки — обычная, черная, идеально облегающая его. Красиво загорелые руки, левая полностью зажила и была без гипса, сильные ладони, вцепившиеся в микрофон, пока он пел. Невероятно сексуальные и взъерошенные волосы, немного длиннее, чем я помнила, но все рано беспорядочные, напоминающие о множествах интимных моментов, быстро проносящихся в моей голове и теле. Киношный подбородок, который впервые был покрыт легкой щетиной, будто ему стало плевать на свою ухоженность — она лишь подчеркивала мощный правый угол и делала его даже более привлекательным, как бы невероятно это не звучало. Полные губы без следа сексуальной ухмылки, с которой он обычно пел. Наклон его носа. Идеальные скулы. Длинные ресницы прикрытых век, скрывающих поразительную синеву за ними.

Мне приходилось разглядывать его постепенно; Келлан был слишком великолепен, чтобы смотреть на него целиком. Когда я справилась с собой, то наконец заметила, что его совершенство ничто не искажает. Его лицо зажило, ни следа физических травм. Но глядя на лицо в целом, я внезапно испытала неожиданную реакцию. Дыхание сперло, сердце больно сжалось, а Дженни и Анна продолжали неумолимо тянуть меня к нему.

Его глаза были все еще закрытыми, а тело медленно покачивалось под музыку, но лицо было практически… пустым. Слова песни соответствовали его выражению, пока он пел о ежедневных муках, о том, что он никогда вновь не посмотрит на мое лицо, поскольку это причиняло физическую боль. Пел «что мое лицо было его светом, и без него он чувствовал себя в кромешной тьме». После этой строчки слезы покатились по моим щекам.

Девочки успешно дотащили меня до места прямо перед ним. Некоторым ярым фанаткам это не понравилась, но с моей сестрой шутки плохи, и после яркого обмена фразочками, они оставили нас в покое. Я едва их замечала, все мое внимание было приковано к богоподобному Келу.

Несмотря на закрытые глаза, парень пел о близости со мной, хоть я не могла слышать или видеть его. Он пел, как был напуган, что никогда не ощутит меня вновь, не прочувствует то, что у нас было. После этого куплета последовал длинный проигрыш, Келлан начал качать головой взад-вперед, закусив губу. Некоторые девушки закричали, но для меня было настолько ясно, что он не пытался никого соблазнить — ему было больно. Я гадала, не мысли ли обо мне, о нашем времени вместе, проносились перед его глазами.

Я хотела потянуться к нему, но он был слишком далеко, а Дженни и Анна все еще меня держали, наверное боясь, что я убегу. Но я не могла двинуться с места. Не когда он предстал перед моими глазами, ушами, сердцем. Могла лишь зачарованно смотреть на него.

Я даже не замечала остальных членов группы, и не знала, заметили ли они меня. Толпа осталась вне моего внимания, пока я наблюдала за ним, и после еще одной минуты, я перестала обращать внимание на взгляды сестры и подруги. В конце конов, я даже перестала ощущать их руки и даже не задумывалась, не отпустили ли они меня.

Когда проигрыш закончился, Келлан наконец открыл свои нечеловечески красивые глаза. Так случилось, что он посмотрел вниз на меня, и мое лицо оказалось первым, что парень заметил. Я почувствовала его шок даже со своего места. Синие глаза расширились и мгновенно остекленели. Его рот открылся, а тело перестало двигаться. Казалось, он в полном удивлении, будто проснулся в другой вселенной. Его взгляд сомкнулся на мне, с текущими слезами на щеках.

Дальнейший текст он пропел с нахмуренным выражением, будто был уверен, что спит. Остальная часть группы в этой части не играла, и его голос звучал ясно, проникая мне в душу. Кел повторил строку о том, что я его свет, с благоговением на лице. Его голос нарастал с музыкой, но выражение восхищения не покидало лица.

Я не знала, как реагировать, кроме слез. Парочку пришлось смахнуть, когда я поняла, что мои руки действительно свободны. Теперь я понимала, что Анна хотела, чтобы я увидела. Эта песня была самой прекрасной и разбивающей сердце, которую я слышала; более напряженной и эмоциональной, чем все остальные его произведения. Все мое тело вибрировало от желания утешить его. Но мы просто смотрели друг на друга — он со сцены, я с фанзоны перед ним.

Фанаты заерзали от накаляющейся атмосферы, а ребята ждали, пока Кел объявит следующую песню, но он этого не делал. Бар наполнился неестественной тишиной, пока мы продолжали молча играть в гляделки. Уголком глаза я заметила, как Мэтт наклонился к Келлану и что-то зашептал, легонько похлопывая его по руке. Тот не реагировал, просто смотрел на меня с приоткрытым ртом. Я была уверена, что несколько фанатов с любопытством разглядывали меня, поскольку мне досталось такое пристальное внимание парня, но в кои-веки мне было плевать. Единственное, что меня интересовало, был он.

В конце концов в микрофон заговорил Эван:

— Привет всем. Мы делаем перерыв. А пока… Гриффин покупает всем выпивку! — Бар взорвался криками, пока что-то позади Келлана кинулось к сидящему за барабанами Эвану. Вокруг меня разразился смех, но я едва слышала.

Толпа разошлась, когда три ди-бэгса соскочили со сцены и растворились в ней. Келлан все еще не двигался. Его брови свелись к переносице, пока он внимательно рассматривал меня, и я стала нервничать. Почему он не спрыгивал вниз и не заключал меня в объятиях? Судя по песне, он хотел меня… но если судить по действиям?

Я сделала шаг к нему, нуждаясь в близости, даже если придется забраться на сцену к нему. Парень отвернулся к редеющей толпе, и я наблюдала несколько эмоций на его лице. Оно было похоже на книгу: недоумение, радость, злость, грусть, блаженство, снова недоумение. Опустив взгляд, он шмыгнул и осторожно опустился ко мне. Мое тело дрожало от усилий, чтобы не коснуться его. Он ступил ближе ко мне, и наши руки задели друг друга. Меня пронзило огнем, а Кел резко вдохнул.

Выглядя неуверенным, он нежно потянулся и вытер слезу с моего лица. Я закрыла глаза, и тихий всхлип сорвался с моих уст. Меня даже не заботил мою жуткий вид, усталые глаза, красные от бессонных ночей, гнездо на голове, хоть сестра и пыталась что-то сделать с волосами, все еще одетая в свой наряд для «хандры» — потертые джинсы и рваная кофта с длинными рукавами. Ничто из этого не имело значения… потому что он касался меня, и это влияло на меня так же, как обычно. Парень дотронулся моей щеки и подступил ближе, теперь наши тела соприкасались. Я подняла руку к его груди и с облегчением выдохнула — его сердце стучало так же быстро, как мое. Он тоже это чувствовал.

Затем некоторым фанаткам показалось, что между нами ничего не происходило, и они имели полное право нас прервать. Я распахнула глаза, когда какие-то девушки отпихнули меня. Келлан приобнял меня рукой, чтобы вернуть мне равновесие, и отвел нас на пару шагов подальше от группки фанатов. Большинство девушек нормально восприняли его отступление и оставили нас в покое. Но особенно пьяная блондинка увидела в этом жесте приглашение. Она агрессивно подошла к нему и схватила его лицо, будто собиралась поцеловать. Во мне зародилась ярость, но прежде чем я успела отреагировать, Кел отклонился и убрал ее руки. Затем грубовато отпихнул ее от себя.

Я повернулась и уставилась на него, а он опустил голову ко мне. Никогда не видела, чтобы он кого-нибудь отталкивал, и определенно не так грубо. Девушке это не понравилось. Боковым зрением я заметила, как она сощурила глаза в пьяной злобе и замахнулась для маневра, который был хорошо мне знаком. Моя рука автоматически поднялась и схватила ее за запястье прежде, чем она коснулась щеки парня. Келлан вздрогнул и оглянулся, наконец поняв, что ему снова чуть не влепили пощечину.

Девушка открыла рот и осмотрела меня с комично удивленным лицом. Мне казалось, она может начать драку, но ее щеки внезапно вспыхнули красным, и она выдернула руку из моей хватки. Выглядя полностью униженной из-за своего поступка, она застенчиво попятилась и скрылась в толпе.

Я услышала смешок Келлана и оглянулась на его небольшую улыбку и теплые глаза. Я так давно не видела этого выражения, что почувствовала настоящие муки, глядя на него. Затем по-доброму улыбнулась, и его глаза потеплели еще больше. Парень кивнул в сторону исчезнувшей девушки.

— Никто не может давать мне пощечины, кроме тебя? — игриво спросил он.

— Черта с два, — сказала я, покраснев от своего ругательства. Он вновь хихикнул и мило покачал головой. Вернув серьезность в голос, я тихо спросила:

— Мы не могли бы пойти куда-то, где не будет так много… любующихся?

Он тоже сделал серьезное лицо, наклонившись, чтобы взять меня за руку. Он ловко провел нас мимо оставшихся фанатов и завел в коридор. Я начала нервничать, гадая, зайдем ли мы в кладовую. Слишком много воспоминаний было с нею связано. Место было уединенным, тихим. А между нами воздух накалялся. Что угодно могло произойти в той комнате, а нам нужно было многое обсудить.

Возможно, Кел почувствовал мою неохоту, может, понимал, что нам нужно было поговорить, или вообще не собирался меня туда вести — какой бы ни была причина, мы остановились в коридоре перед дверью, и я прислонилась к стенке с облегчением и недоумением.

Келлан встал передо мной, опустив руки по бокам, и прошелся по мне взглядом. Мне стало жарко под его пристальным взглядом. В конце концов, его глаза остановились на ожерелье и, дрожащими пальцами, он потянулся к нему. Один из его пальцев задел мою кожу, поглаживая холодный металл, и я закрыла глаза.

— Ты носишь его. Не думал, что ты станешь, — пробормотал он.

Я распахнула глаза и вздохнула, когда его синие сомкнулись на мне. Прошло так много времени…

— Конечно, Келлан. — Я накрыла его ладонь на ожерелье своей и поразилась, какой эффект произвело на меня это небольшое прикосновение. — Конечно, — повторила я.

Я попыталась переплестись с ним пальцами, но он убрал ладонь и посмотрел в коридор. Несколько людей проходили мимо, заходя и покидая уборную, но было относительно тихо и спокойно. Парень слабо покачал головой, прежде чем вернуть взгляд ко мне.

— Почему ты здесь, Кира?

Его вопрос разбил мне сердце. Он вправду не желал меня больше видеть? Запутавшись, я выпалила:

— Из-за сестры. — Он кивнул, будто этот ответ заполнил все его пробелы, и повернулся, будто собрался уйти. Я схватила его за руку и грубо потянула к себе. — Из-за тебя… из-за тебя.

В моем голосе звучала легкая паника, и его глаза сузились, разглядывая меня.

— Из-за меня? Кира, ты выбрала его. Раз за разом… ты выбирала его.

Я покачала головой и прижала ближе его руку, от чего он тоже сделал шаг ко мне.

— Нет… не правда. Не в конце.

Он свел вместе брови.

— Я слышал тебя. Я был там и ясно слышал, как ты…

Я перебила:

— Нет… мне просто было страшно. — Я притянула его еще ближе и положила вторую руку парню на грудь. — Мне было страшно, Келлан. Ты… ты такой… — Внезапно я растерялась, как объяснить это ему, и стала путаться в словах.

Он ступил ближе, и наши бедра стали касаться.

— Какой? — прошептал Кел.

Меня пронзило пламя от его близости, и я перестала пытаться обдумать слои следующие слова, решив просто выплеснуть все, что накипело.

— Я никогда не чувствовала такой страсти, которую ощущаю рядом с тобой. Никогда не чувствовала такого желания. — Моя рука поглаживала его грудь, затем поднялась к его лицу. Его глаза напряженно наблюдали за мной, губы приоткрылись, вздохи стали прерывистыми. — Ты был прав, я боялась отпустить… но не его, чтобы быть с тобой, или наоборот. С Денни было уютно и безопасно, а ты… я боялась, что наша страсть прогорит… и ты бросишь меня ради кого-то получше… и я останусь ни с чем. Что я брошу Денни ради жаркого романа, который закончится в мгновение ока, и я останусь одна. Мгновение сгорание, — пробормотала я.

Он опустил голову и прижался ко мне всем телом, наша грудь одновременно опускалась и поднималась.

— Вот что, по-твоему, между нами было? Мгновенное сгорание? Ты думала, я просто вышвырну тебя, если это пламя умрет? — Он сказал «если», будто сама идея казалась ему глупой.

Келлан прижался ко мне лбом и всунул ногу между моими. Мое дыхание участилось, а затем чуть не остановилось от его слов:

— Ты… единственная женщина, которую я любил… когда-либо. Думала, я избавлюсь от этого? Ты всерьез считала, что кто-нибудь в этом мире может сравниться с тобой в моих глазах?

— Теперь я это понимаю, но… я запаниковала. Мне было страшно. — Мой подбородок поднимался, пока наши приоткрытые губы не соприкоснулись.

Келлан отодвинулся и сделал шаг назад. Я вцепилась в его руку, чтобы он не ушел. Он опустил взгляд, затем снова поднял на меня, его глаза разрывались между желанием и нежеланием меня.