Глава 14.

 

На безлюдном проспекте, сплошь забитом серыми убогими домами рядовой застройки, слегка светилась зелёная дверь. Понятия не имею, что мне снилось перед этим, но в тот момент, когда я заметила её, я сидела на велосипеде и везла в гору нагруженный прицеп.

Дверь! Последний раз она привела меня в сон на кладбище.

Меня обогнала мама, она тоже крутила педали велосипеда с прицепом.

— Не отлынивай! — крикнула она мне.

— Что мы тут делаем? — спросила я.

— Переезжаем, — обернулась через плечо мама. — Как всегда.

— Ясно.

Я затормозила и слезла с велосипеда, чтобы рассмотреть зелёную дверь поближе. Да, без сомнений, эта была та самая дверь, которая появлялась еще при посещении тёти Гертруды в гостиной. И тут меня озарило: если я хочу знать, как она связана с загадочными сновидениями, я должна открыть её. И пройти через неё.

Если я наберусь храбрости.

— Никакого отдыха, маленькая мышь-копуша! — крикнула мама, — нам нужно ехать дальше! Нам нужно двигаться вперед!

— Сегодня без меня, — сказала я. Ручка двери в виде ящерицы потеплела, когда я повернула её. Глубоко вдохнув, я переступила через порог.

— Оливия Гертруда Зильбер! Ты сейчас же вернёшься обратно! — услышала я крик мамы, прежде чем захлопнула дверь у неё перед носом. Как и в последний раз, я стояла в коридоре, тянущемся куда-то в бесконечность. Я заворожено рассматривала бесконечные двери. Каждая из них была уникальна и персонализирована по размеру, форме и цвету, словно окошки в адвентском календаре[1]. Были скромные белые межкомнатные двери, современные в стиле модерн, и такие, которые выглядели, словно двери лифта, без каких-либо прибамбасов. Другие могли бы быть входом в магазины или пышными порталами в замки и крепости. Ярко-красная дверь напротив казалась новой, в любом случае, я не могла вспомнить, чтобы она была тут при моём последнем визите. Это была очень заметная дверь, её пафосную  ручку в форме короны нельзя было спутать ни с чем. Дверь Грейсона, которая ранее находилась рядом с моей, я обнаружила только тогда, когда прошла чуть дальше по коридору. Очевидно, они не стояли на месте, а перемещались, словно играя в "поменяй деревце"[2]. Рядом с дверью Грейсона я обнаружила светло-серую лакированную дверь со стеклянными окошками, на которых можно было прочитать надпись с завитушками: «Антикварный магазин Мэтьюс-Мондшайн — книги для жизни. Время работы: с полуночи до зари.»

Звучало заманчиво. На секунду я уже было собралась нажать на ручку двери, но тут вспомнила, зачем сюда пришла, и двинулась дальше к двери Грейсона. Она выглядела так, как в моём последнем сне, точная копия входной двери в доме Спенсеров. Кошмарный Фредди развернул крылья и пропищал:

— Здесь может пройти только тот, кто трижды скажет моё имя наоборот.

— Иддерф, иддерф, иддерф, — ответила я, и Фредди сложил крылья, его львиный хвост обвился вокруг ног.

— Тебе позволено войти, — радостно пропищал он.

Я вдруг засомневалась. У меня было такое чувство, что стоит как-то лучше защититься от предстоящего, каким бы оно ни было. Может, мне стоит представить себе  топор Лотти из последнего сна? Или навоображать себе хотя бы острый нож в кармане. Или повесить чеснок на шею, или...

— Чего ты ждёшь? — поинтересовался Кошмарный Фредди.

— Да иду уже, иду.

Если будет слишком опасно, я ведь всегда могу проснуться. В прошлый раз же получилось. (А в этот раз я специально устелила подушками пол рядом с кроватью)

Я вдохнула и переступила через порог. Вместо темноты и призрачного кладбищенского покоя меня встретил яркий свет и многоголосый ор, и словно бы металлические удары. Неожиданно нога ступила в пустоту, и я потеряла равновесие, схватившись за первое, что попалось под руку. Это было плечо рыжеволосой девушки.

— Осторожнее! — сказала она, и больше не обращала на меня внимания, а наклонилась вперёд и заорала. — Шири, это был фол! У тебя что, помидоры на глазах?

Я твёрдо встала на ноги и оглянулась вокруг. Ага — спортивный зал. Я стояла на лестнице полностью забитой трибуны. На поле передо мной разворачивался баскетбольный матч, и было нетрудно догадаться, что парни в красно-чёрных трико были из Фрогнал Флеймс.  Артур как раз поймал мяч, брошенный Грейсоном, передал его дальше Генри, тот ловко обошёл соперника и бросил его Джасперу, тот в прыжке поймал мяч и уверенно заложил его в корзину.

Зрители ликовали. Судя по табло со счётом, Фрогнал Флеймс вели с преимуществом в 18 очков. Выглядело, как однозначная победа.

Двое зрителей охотно  подвинулись в сторону, когда я спустилась вниз к первому ряду и присела прямо за скамейкой запасных. Обернувшись наверх, я всё еще видела над ступеньками лестницы дверь Грейсона. Похоже, никого, кроме меня, не волновало, что прямо в середине стены спортивного зала находится внешняя дверь. К тому же и на меня никто не обращал внимания, словно это было нормально — придти на баскетбольный матч босиком и в ночной рубашке. Я, правда, не знала сама, чего ожидала, но почувствовала облегчение. Это, всё-таки, в любом случае приятнее, чем ночное кладбище, да еще и со спиритическими сеансами. Чуть расслабившись, я стала наблюдать за игрой. Вначале казалось, что у команды соперников нет ни единого шанса против грандиозно играющих Фрогнал Флемс, но потом Грейсон стал делать неточные пасы и терять мяч, и противники воспряли духом. Я не особо хорошо разбиралась в баскетболе, но насколько я могла судить, игра Грейсона непостижимым образом ухудшилась. Он промазывал мимо корзины, передавал мяч чужим игрокам и совершал одно нарушение за другим. Зрители освистали его. Кто-то заорал: "Спенсер, иди домой, крючок!" и бросил на поле банку из-под колы. Грейсон выглядел смертельно несчастным, но всё равно упускал любую возможность отыграться. Фанаты команды соперников выли и кричали — «Номер 5 — наш человек!»

На него было невозможно смотреть. Но только когда счёт стал 63-61, тренер Фрогнал Флеймс взял тайм-аут и заменил Грейсона на другого игрока. Он встретил его с каменным лицом, когда тот, ссутулившись, выполз с поля. В шуме я не поняла, что он сказал Грейсону, но на его лице было написано презрение. Грейсон чуть ли не плакал и хотел открыто извиниться, но тренер уже отвернулся от него, чтобы проорать тактические указания. Грейсон был для него словно воздух.

Без него ситуация для Флеймс сразу улучшилась, но, судя по всему, команде уже не удастся развернуть удачу к себе лицом. Грейсон рухнул на скамейку запасных с бесконечно пристыженным выражением лица, и остальные игроки отпрянули от него, словно он был заразен.

Парень уткнулся головой в своё полотенце.

Несмотря на то, что это был всего лишь сон, мне действительно было его жаль. Я наклонилась вперёд и похлопала его по плечу.

— Эй, это ведь всего лишь игра, — попыталась я пожалеть его.

Он очень медленно поднял голову и повернулся ко мне.

— Это не «просто игра», — ответил он. — Это — Игра. И я всё испортил.

— Ну... да.

К сожалению, это было так, он реально всё провалил.

— Но, тем не менее, это просто игра между двумя командами старшей школы.

— Которую я провалил.

Его взгляд метался по рядам трибуны.

— Ясное дело, еще и ты на это смотришь. И Эмили — она даже не обращает на меня внимания, так ей за меня стыдно.

— Такая дура, — спонтанно заметила я, проследив за его взглядом. — Это которая? Та темноволосая, в голубом свитере, рядом со Флоренс?.. — тут я запнулась. — А это что, Генри, спускается по лестнице? Секундочку! — я снова обернулась к площадке. Генри как раз передавал пас Джасперу. Я снова обернулась к лестнице. Нет, это не ошибка, это однозначно был Генри, и он мне подмигивал.

— Грейсон! Может ли так быть, что у Генри есть брат-близнец?

Но Грейсон снова спрятал голову в полотенце и не слышал меня. Или делал вид, что не слышит.

Я еще раз перевела взгляд на Генри в баскетбольном трико, и на него же в джинсах и футболке, целеустремленно двигавшемуся в мою сторону, и пожала плечами. В конце концов, это просто сон, нельзя же так серьёзно всё воспринимать.

— Извините, вы не могли бы подвинуться? Благодарю, — Генри протолкнулся во второй ряд и уселся прямо за мной. — Привет, сырная девочка. Хорошая игра?

— Ну как сказать... Вы проигрываете, — ответила я, как будто это было совершенно нормально, что его было два. — И прекрати уже наконец называть меня сырной девочкой.

Генри наблюдал, как его альтер-эго забросил трёхочковый и одобрительно свистнул сквозь зубы.

— А я неплохо играю! — Он наклонился вперёд так, что его голова оказалась на одном уровне с моей. Я постаралась не занервничать из-за этого. Это было отличное упражнение, хорошая тренировка для действительности.

— Окей, сырная девочка. Значит, с этого момента просто Лив.

Голос Генри был тихим и глубоким, совсем рядом с моим ухом.

— Дай-ка угадаю: это Грейсон всё запорол, верно?

Из полотенца появилась голова Грейсона, судя по всему, слух у него был как у рыси.

— Я вообще всё запорол, — подтвердил он. То, что Генри был не в единственном числе, его, видимо, ни капли не смущало. —  Я подвел тренера, команду и тебя... и Эмили, и Флоренс, и своего отца, и... да послушай, что они кричат!

Фанаты команды противников всё еще скандировали его имя.

«Спенсер-лузер-огонёк, баскетбол — не твой конёк!»

"У Фрогнал Флеймс огонь погас, это лузер-Спенсер играл за нас!"

Грейсон стал совсем бледным.

— До чего же скверно зарифмовано, — заметила я.

Генри кивнул.

— Стихотворный размер ни в начале, ни в конце не совпадает. Кретины.

Грейсона это не утешило, он снова спрятался в своё полотенце. Я подозревала, что под ним он проливал горькие слёзы.

— Ему это часто снится.

— Что снится? Что он пыхтит в полотенце?

— Что он облажался на баскетболе и из-за него мы проигрываем, и от него все оторачиваются.

— А такое случалось? Ну, в реальности, я имею в виду.

Генри покачал головой.

— Никогда! Грейсон в лучшей форме на каждой игре. Он в прошлом сезоне играл даже после ушиба плеча и при этом сделал 8 очков. А что ты тут, собственно, делаешь?

Последнее прозвучало столь непосредственно, что я даже не смогла основательно подумать над ответом.

— Хотела посмотреть игру, что ж еще.

Под его испытующим взглядом  мне стало немного неловко. Он широко улыбался.

— Босиком и в ночной рубашке? И разве это не свитер Грейсона на тебе? Я говорил ему, что отнять его нужно. Немножко великоват для тебя, как мне кажется.

— Зато ты тут присутствуешь в двойном количестве — немного больше, чем необходимо, я считаю, — парировала я, подражая его насмешливому тону и внутри души ругаясь на саму себя. Я и правда могла надеть что-то другое. Ночная рубашка была старой и уродливой, ну а в натянутой поверх кофте Грейсона я выглядела так, словно сбежала из психлечебницы. Но поскольку это сон, это в любом случае можно было изменить. Я ненадолго зажмурилась и когда я снова открыла глаза, я была в своих любимых джинсах, снейкерах и красной футболке с надписью "Меня защищают три невидимых ниндзя". К образу я добавила еще немного туши на ресницы и капельку блеска для губ. Вполне ничего.

— Тебе так очень хорошо, — сказал Генри, вставая. — И мне тоже. — Он рассматривал меня, наклонив голову. — Прогуляемся немного?

— Но мы же не можем вот так бросить беднягу Грейсона.

Особенно сейчас, когда оскорбительным песенкам соперников подпевали уже и фанаты Фрогнал Флеймс. "Плохой, плохой Спенсер!" — орали они и "Кто верит Грейсону Спенсеру — тот строит замки из песка!" На самом верху, в последнем ряду, стояла пожилая дама с седыми кудрями в костюме от Шанель и восклицала "Грейсон Эрнест Теодор Спенсер, я в тебе совершенно разочарована!", при этом яростно потрясая в воздухе зонтиком.

Генри перелез через скамейку рядом со мной и потряс Грейсона за плечо.

— Эй, Грейсон, соберись ты уже. Это просто кошмарный сон.

Грейсон опустил полотенце.

— Да, можно и так сказать... — прошептал он.

— Эй, ну серьёзно, блин. Тебе это просто снится. Или ты всерьёз думаешь, что Тайлер Смит из этих убогих Хэмпстэд Хорнетс мог бы провести настолько потрясный слэм-данк? Ты сам-то посмотри внимательно.

— Ну да, — сомневаясь, проговорил Грейсон, — иногда в игре перерастаешь самого себя.

— Тайлер Смит? Да никогда в жизни. — Генри выпрямился. — Сделай мне приятное: сни себе что-нибудь другое. Что-нибудь красивое! Но подожди, пока мы выйдем за дверь, ладно?

Грейсон нерешительно смотрел на нас.

— Так это сон?

— Конечно, это сон, — ответила я. — Или ты думаешь, что Генри должно быть два?

— Действительно, — согласился Грейсон, — это как-то странно.

— Пойдём! — Генри взял меня за руку. — Нам пора, Лив.

— Грейсон ведь может пойти с нами, — моё сердце забилось чуточку быстрее, и я не могла взять в толк, почему.

— Ни в коем случае, — Грейсон покачал головой, — я же не могу сейчас слинять! Я никогда не брошу команду в трудной ситуации, это было трусливо и бесчестно!

— Но послушай, всё происходит не по-настоящему, — мне пришлось крикнуть это через плечо, потому что Генри тянул меня вверх по лестнице, а зале стоял ужасный гвалт.

— Он сам разберётся, — пообещал мне Генри.

— Но... звучит так, будто они сейчас же его линчуют! — мы уже были около двери Грейсона и я еще раз обернулась. — Ты только послушай!

— Да, я не глухой.

— Пусть горит в аду предатель, прямо здесь и сей же час! — скандировала толпа, пока Генри открывал дверь и толкал меня через порог. Шум и крики моментально заглохли, как только он решительно защёлкнул замок на двери.

— Ты просто отличный друг, — с упрёком заметила я.

— А ты всё еще здесь, — я не поняла, кому именно он это сказал мне или Кошмарному Фредди, который развернул и взъерошил крылья.

— Здесь может пройти только тот, кто трижды скажет моё имя наоборот!

— Да, да, в следующий раз обязательно, толстячок, — сказал Генри. Он, похоже, забыл отпустить мою руку, и я решила ему об этом не напоминать. Пока что. Ощущения были очень даже приятными.

Я украдкой рассматривала Генри со стороны. Освещение в этом коридоре соответствовало скорее летнему вечеру, когда солнце только-только исчезло за горизонтом, и еще не слишком светло, не совсем темно. Здесь нигде не было окон или ламп, из-за чего было вовсе непонятно, откуда вообще шёл свет. Но Генри выглядел довольно неплохо при таком освещении. Я, надеюсь, тоже, потому что сейчас он подверг меня проникновенному осмотру.

— Ты всё еще здесь, — снова сказал он.

— Это хорошо или плохо? И разве нам не нужно вернуться, чтобы спасти беднягу Грейсона?

— Можешь о нём не беспокоиться. С ним всё в порядке. Утром он даже не вспомнит о том, что ему приснилось.

— А мы?

— Это я прямо сейчас и пытаюсь понять.

Он улыбнулся мне.

— Пройдёмся?

— Мы этим и занимаемся, уже давно.

Действительно, так и было. Мы гуляли по коридору. Рука об руку. Совершенно новый для меня опыт, как во сне, так и наяву. Как по мне, так пусть это продлится немножко дольше.

— Надеюсь, сейчас из-за угла не выскочит Лотти с топором в руках, — прошептала я.

— Что?

— А, ничего.

Только сейчас я заметила, что от основного коридора отходило множество ответвлений, другие коридоры, полные дверей и бесконечно длинные. Мы уже давно должны были пройти мимо моей двери, но, похоже, она снова куда-то переместилась.

— Если мы только что находились во сне у Грейсона, то в чьём же сне мы сейчас?

— Интересный вопрос, — ответил Генри, и сначала я подумала, что он так оставит меня без ответа. Но потом он добавил. — Есть всего 2 варианта: либо это мой сон, и в этом случае ты снишься мне. Либо… — он снова умолк.

— Либо это мой сон и это мне снишься ты. — И это замечательный сон. Я улыбнулась ему. — Знаешь что? Никогда не держалась за руки с парнем.

Он остановился и недоверчиво поднял бровь.

— Серьёзно, никогда?

— Нет. — Его голос звучал так растерянно, что я поскорее добавила. — Однако обнимашки были, да. И довольно часто.

Во сне, хотя бы, точно. Один раз — и мне до сих пор за это стыдно — с Джастином Бибером. Зато свой реальный опыт я могла сосчитать на пальцах одной руки. На 2-х пальцах, если быть точной.

— А, ну тогда я спокоен, — насмешливо сказал Генри, но мне показалось, что он сжал мою руку чуть сильнее, пока мы двигались дальше.

— Здесь ощущения совсем иные, нежели в обычном сне, — сказала я. — Это как тогда на кладбище: всё время я знала, что это сон, и поэтому говорила такие вещи, которые обычно ни за что бы не сказала.

— Такое называют осознанными сновидениями. Когда ты осознаешь, что это сон...

— Я знаю, я об этом читала в интернете. Но там ничего не было о том, что другим будет сниться то же самое, в то же время.

— Нет, в интернете ты ничего не найдешь об этом.

— А где тогда? И как это всё связано с кофтой Грейсона и этими дверьми? У тебя тоже есть дверь?

— Конечно, — наглым образом он ответил только на мой последний вопрос.

Мы молча прошли пару шагов.

— Я покажу тебе свою дверь, если ты покажешь мне свою, — сказал он потом.

— Мне кажется, вот эта могла бы принадлежать моей маме, — я показала на светло-серую дверь магазинчика, которую заметила еще раньше.

— Антиквариат Мэтьюс-Мондшайн? Я вижу её сегодня в первый раз. Выглядит симпатично.

— Это стопудово мамина дверь. На ней даже её имя написано — после развода она снова стала Мэтьюс. И такой книжный магазин ей очень подходит, но ведь если я пройду через эту дверь, я не окажусь в антикварном магазинчике, да? Я окажусь во сне, который сейчас снится моей маме.

— Если ты вообще сможешь пройти через дверь.

Меня передёрнуло.

— Ей небось всю ночь снится Эрнест — фу. Напомни мне потом, чтобы я никогда случайно туда не заходила!

Пока я это говорила, мне стала заметна абсурдность этого высказывания, но Генри рассмеялся.

— Да, некоторые сны действительно не хочется видеть с кем-то. У Джаспера, к примеру, во всех снах люди чаще всего голые.

Внезапно он остановился.

— Это, к слову, моя дверь.

— Забавно. Прямо напротив моей, — заметила я. — Раньше тут была другая, красная.

— Да, они постоянно меняют своё положение. По какой системе я пока еще не разобрался, правда.

Как и моя, его дверь была в античном стиле, но выше и шире, и покрашена черным лодочным лаком. Ручка двери была классической, в форме львиной головы, а на балке были вырезаны слова «мечтай», чему я улыбнулась. Выглядело необычно, что вместо одной скважины для ключа их было целых три, расположенных друг над другом.

Генри между тем рассматривал мою дверь.

— Выглядит как вход в коттедж в Котсуолде. Кроме ящерицы. Она имеет какое-то глубинное значение?

— А мне откуда знать? — я пожала плечами. — Почему у тебя столько замков?

Он ответил не сразу.

— Мне не нравятся визиты, о которых я не предупреждён заранее, — ответил он потом.

Я хотела задуматься, но было сложно поймать хотя бы одну ясную мысль. Наверное, потому что Генри всё еще держал меня за руку.

— Если это проходы к нашим снам, почему тогда мы находимся снаружи? И что там происходит, пока нас нет?

— Я понятия не имею. Предположу, что без нас там ничего не происходит, но в этом, конечно, нельзя быть уверенным. Это как свет в холодильнике...

Звук захлопнувшейся двери заставил нас вздрогнуть. Или сильнее отдалиться друг от друга. Но мы никого не увидели, коридор был пуст.

— Нам сейчас лучше пойти домой и эээ... поспать еще немного, — Генри криво улыбнулся. Он отпустил мою руку и выкопал из своего кармана три ключа.

— Почему ты говоришь шепотом? Здесь же никого нет, — я снова посмотрела в направлении, откуда был звук.

— Этого мы не знаем. — Генри последовательно повернул ключи в замках и каждый раз, когда проворачивался замок, звучал громкий металлический щелчок.

— Спокойной ночи, Лив. Было приятно снить[3] с тобой.

— Да, мне тоже.

Я со вздохом повернулась к своей двери с ящерицей. Жаль, что всё уже закончилось. У  меня осталась еще куча вопросов. А вообще...

— Спасибо за то, что держал меня за руку.

Генри уже почти переступил порог, но обернулся.

— Это было приятно. Да, и еще. Лив?

— М?

— На твоём месте я бы не приходил на вечеринку к Артуру.

— Ох.

Я попыталась не показать, насколько меня это ранило. Сначала Грейсон, и теперь еще и Генри.

— Это потому что ты имеешь дело с опасными вещами с неизвестным исходом, — сказал он, моргая.

Я почувствовала себя так, словно поймала его на лжи.

— Серьёзно, если ты достаточно умна, то будешь держаться от нас подальше. Мы просто найдём кого-то другого, кто займёт место Аннабель.

— Где же…? — но черная дверь уже захлопнулась за ним, я слышала, как он запирает её изнутри. Три раза.

Если ты умна... Я точно не была глупой. Поэтому я знала, что люди, которые говорят фразы типа "держись лучше подальше от нас" что-то скрывают. Но это мне и раньше было ясно. Здесь же было нечто большее, чем просто тайна. И это относилось к сути тайн, что они были немного опасны.

Может быть, поэтому мне показалось, что вдруг стало холодно. Свет померк, тени в проходе потемнели и сгустились, и меня накрыло нехорошее ощущение, что я здесь не одна. Я скорее проскользнула через свою зелёную дверь и захлопнула её за собой. Через мгновение кто-то постучал с другой стороны по дереву, совсем тихо и аккуратно, чуть громче, чем если бы поскреблись в неё. Что-то мне говорило, что лучше не высовываться, что бы там ни было.

— А вот и ты, наконец, Ливви, — сказал кто-то за моей спиной, и, обернувшись, я увидела Мию, Лотти и маму, сидевших вокруг стола в залитой светом кухне Финчли и играющих в карты.

— Вы это слышали? — спросила я.

— Что именно?

— Ну, это странное шуршание у... — я запнулась, потому что, обернувшись, увидела, что дверь исчезла. На её месте располагалось окно, в обрамлении самых отвратных во всём мире занавесок в клетку.

Откуда-то прозвонил будильник.