Глава 10

Конечно, первым делом я отправилась в комнату с зеркалом. Ни один из ключей не подошёл, но я всё равно намеревалась найти нужную дверь. Казалось, что дом благосклонен к моим поискам: я обнаружила новые комната и новые двери, которые никогда прежде не видела. Правда, мои ключи не смогли их открыть.

            Пройдя дальше, нашла комнату, полную пустых позолоченных клеток для птиц, висевших на деревянных ветвистых крюках. Дверей там не было, и я повернулась, чтобы уйти… но вдруг услышала тихое чириканье птицы, настолько слабое, что я засомневалась, не послышалось ли мне.

            Может быть, то Лар­Воробей? В отличие от Астреи, я не любила гадать по полёту птиц, но всё же вернулась и оглядела комнату ещё раз. Там, где несколько секунд назад была пустая стена, теперь красовалась дверь — в левом углу, за огромной кучей клеток.

            Она выглядела совершенно обычно — деревянная, выкрашенная в светло-серый цвет, узкая и примерно такой же высоты, как и я. С секунду я смотрела на неё без тени страха.              

            Затем мою кожу защипало, как всякий раз, когда дом трансформировался. Это превращение было не из худших, что мне довелось встречать, но оно всё равно вызвало уже знакомое чувство беспомощности от понимания, что дом может убить меня в любой момент, если захочет.

            Но он не хотел. Скорее всего, Игнифекс не позволял ему. И если Воробей хочет, чтобы я пошла туда... Не знаю, безопасно ли это, но когда-то Воробей подарил мне несколько минут драгоценного отдыха, и он же был Ларом, главой дома…

            Я подошла к двери и попробовала свой ключ. Не сработало. Стальной ключ тоже не подошёл. Теперь золотой...

            Замок щёлкнул, и дверь распахнулась.

            Я вошла внутрь.  

            Первое, что я заметила — запах древесины и старой​ бумаги: запахи отцовского кабинета. Эта комната тоже походила на кабинет, но во много раз больше. Он был круглой формы, стены обшиты тёмными панелями, пол выложен синей мозаикой. У стен стояли книжные шкафы и столы со сложенными на них книгами, бумагами и безделушками. Куполообразный потолок был раскрашен как пергаментное небо, с которого свисала лампа в виде Глаза Демона. У основания купола была высечена надпись золотыми буквами «КАК НАВЕРХУ, ТАК И ВНИЗУ» — главный принцип алхимических работ.

            Но моё внимание привлёк стоящий в центре комнаты круглый стол с большим стеклянным колпаком. Под ним находилась модель Аркадии.

            Я медленно приблизилась к ней. Модель была такой изящной, что я боялась дышать. Там был океан из синего мерцающего стекла. Южные горы и шахты, река Северн, столица Сардиса, полуразрушенная пожаром двадцатилетней давности. На южном краю была моя собственная деревня и руины замка Игнифекса.

            Я наклонилась ближе. Когда сосредоточилась на деревне, то она словно увеличилась: я смогла разглядеть соломенные и черепичные крыши домиков, фонтан на главной площади, свой собственный дом и скалу, где я обручилась. Модель была идеальна до последней детали, и я принялась жадно рассматривать свой дом, пока не устали глаза.

            Отвернувшись от модели, на ближайшем столе я увидела маленькую шкатулочку из красно-коричневого вишнёвого дерева. Она была без замка, с простой защёлкой и без всяких украшений, только с золотой надписью на крышке. «КАК В ПРЕДЕЛАХ, ТАК И ВНЕ ИХ». Ещё одна алхимическая заповедь.

            — Что ты делаешь?  

            Я вздрогнула и обернулась. Игнифекс стоял в двери. Не успела я вдохнуть, как он уже схватил мои руки железной хваткой.

             — Что ты здесь делаешь?! ​

            — Осматриваю дом, — пролепетала я. — Если я — твоя жена, то…  

            Мой голос затих. Сейчас его багровые глаза не походили ни на человеческие, ни на животные. Там был живой тёмно-красный пламенный хаос. Как глупо, что я чувствовала к Игнифексу что-то, помимо страха. Он — мой враг, и я забыла, что он и моя погибель.

            — Ты думаешь, что в безопасности со мной? — прорычал он.

            — Нет, — прошептала я.  

            — Ты такая же глупая, как и другие. Все вы думаете, что вы умные, сильные, особенные. Думаете, что выиграете​, — он резко развернулся и потащил меня прочь из комнаты. — Я знал, кем был твой отец, когда он пришёл ко мне. — В голосе Игнифекса сквозило ледяное спокойствие, слова — как осколки льда. — Леонид Трискелион, младший магистр Ресурганди. Когда он просил моей помощи, то едва не умер от позора, но не колебался ни мгновения, когда продал тебя.  

            Мы свернули в каменный коридор, который я раньше не видела.  

            — И конечно, он глупо полагал, что можно подписать со мной контракт и выиграть. Но его план послать тебя как диверсанта... не так уж глуп. Как и другие его решения. Свояченица — его любовница. При себе он держит дочь с лицом жены, а дочь со своим лицом посылает как искупителя. Люди не в силах отменить свой грех, но этот замысел довольно неплох.  

            Игнифекс остановился и оттолкнул меня к стене.

— Тебя послали сюда на убой. Ты — никому не нужная, нежеланная, и они послали тебя сюда потому, что знали, что ты никогда не вернёшься.  

            Я не могла остановить текущие слёзы, но взглянула на него так твёрдо, насколько была способна.

            — Я знаю. Зачем ты всё это говоришь?

            — Если ты хочешь дожить до завтра, или до послезавтра, то должна делать всё, как я скажу. Или умрёшь так же скоро, как и другие жёны.

            Он отошёл от меня. Я услышала щелчок и поняла, что прислонялась к двери, а не к стене. Дверь распахнулась, и я ввалилась в холодную темноту, больно ударившись о край стола.

            — Подумай об этом, — сказал Игнифекс и захлопнул дверь.  

            Здесь было не совсем темно, из узкого окошка сверху сочился слабый свет. Но разглядеть что-либо было сложно. Холодно. Я ощупала стол — каменный, не деревянный.

            Пальцы наткнулись на ткань, а в ней — на что-то прохладное и мягкое.

            Я задрожала, разум отказывался понимать, пока я не дотронулась до зубов и чего-то холодного и влажного.  

            Вскрикнув, я отпрянула к двери. С силой вытерла руку о юбку, но из памяти так просто не сотрёшь прикосновение к языку мёртвой девушки.

            Это был язык мёртвой  жены​. Теперь глаза окончательно привыкли к полумраку, и я увидела их всех — восемь тел, лежащих на каменных столах, словно готовых для дальнейшего использования.  

            Когда нам было по десять лет, мы с Астреей играли в лесу и нашли дохлую кошку. Она была присыпана листьями, страшная и раздутая. Я отбросила листья палкой, и от неё повалило нестерпимое зловоние, которое заставило Астрею с воплем убежать, а меня заплакать от ужаса. Сейчас мне казалось, что я начинаю чувствовать и здесь, в этом затхлом воздухе, такой же запах…

            Ногти впились в ладони, в тишине были слышны только мои судорожные вздохи. Игнифекс похоронит меня здесь. Если я совершу ещё одну ошибку, он убьёт меня и поместит в эту комнату, и я буду лежать мёртвая на холодном камне, с открытым ртом.

            С большим усилием я заставила себя дышать спокойней. После чего с криком забарабанила кулаками по двери. Дверь задрожала, но не открылась. Когда я затихла, жадно ловя ртом воздух, паника прошла. Я была в ярости.

            Нет: меня сжигала ненависть.  

            Всю жизнь я ненавидела Лорда, как ненавидят чуму и огонь. Тогда он был чудовищем, разрушившим мою жизнь, угнетавшим мою страну — и всё же, он был лишь историей. Теперь же я видела Игнифекса, ужинала с ним, целовалась с ним. Я знала, что он убийца. Знала его имя, пусть оно и не истинное. Сейчас я ненавидела его по-настоящему. Его глаза, его смех, его ухмылку. Одинаково непринуждённо Игнифекс мог поцеловать меня, запереть или убить. Но хуже всего то, что меня влекло к нему.

            Ненавидеть — это не ново для меня, я уже очень давно ненавидела свою семью. Но независимо от того, как они обижали меня, семью я должна любить. Игнифекса же я обязана уничтожить. Сидя на полу в темноте, я поняла, что мне это доставит большое удовольствие.  

            Золотой ключ с головой льва я наивно оставила в замке, откуда Игнифекс, конечно же, забрал его. Но стальной ключ покоился в безопасности в моём корсаже, ожидая, когда им воспользуются.

***

            Я обыскала стены комнаты, но, увы, здесь была только одна дверь, которую никакой силой нельзя было сдвинуть с места. Я села на пороге и стала ждать. Игнифекс, наверное, освободит меня завтра, когда посчитает, что я достаточно запугана. Я притворюсь, что так и есть, а как только он повернётся ко мне спиной, продолжу поиски.

            Я уже начала засыпать, как вдруг меня разбудил скрежет замка. Тут же вскочила на ноги и повернулась лицом к входу. Но с другой стороны стоял не Игнифекс, а Тень.

            — Прости меня, — он коснулся моей щеки. — Я пришёл, как только смог.

            Я приготовилась встретить Игнифекса храбро, с ненавистью, но нежное сочувствие Тени заставило меня задрожать и вспомнить ужас первых минут здесь. Во внезапном порыве я обняла его.  

            — Спасибо, — прошептала ему в плечо. — Я в порядке. В порядке. — Сглотнула. — Почему он держит их здесь?

            Тень пожал плечами.  

— Смотри, — сказал он, заставляя меня повернуться. Затем поднял руку, и комнату заполнил свет. Я увидела, что все девушки были молодые, красивые, со скрещенными на груди руками, монетами на глазах и цветами в волосах. Их тела настолько хорошо сохранились, что можно было подумать, что они спят, если бы не восковая, смертельная пустота на их лицах.

            — Я старался сделать что-то для них, — произнёс Тень. — Но забыл погребальные гимны.

            Сколько же лет они пролежали здесь, без обрядов, которые позволят им пересечь Стикс и обрести покой? Сколько лет Тень приглядывал за ними, пытаясь обеспечить несчастным хотя бы достойную смерть?

            Я взяла его за руку.

— Встань рядом со мной на колени. Я научу тебя.  

            Как дочь поместного лорда, я была обязана помогать на похоронах бедняков и сирот. Я выучила гимны в шесть лет, и книга, благодаря тётушке Теломах, запечатлелась в моей памяти навечно, так что я была уверена в правильности обряда.

            На эту свою обязанность я никогда не жаловалась, даже когда от напряжения болела шея, а язык спотыкался об архаичные слова. Погребальные гимны были написаны братьями-близнецами Гомером и Гесиодом, в те древние дни, когда Афины были скопищем ферм, а Романо­Греция нам ещё и не снилась. Когда я читала их ещё ребёнком в комнате отца, под венком, сплетённым из волос мёртвой матери, в траурном платье с колющим воротником, то была всего лишь каплей в океане скорбящих, певших эти слова на протяжении трёх тысяч лет.

            Я возвела руки к небу, закрыла глаза и начала петь.

            Существует семь погребальных гимнов: к Аиду, богу смерти; Персефоне, его жене; Гермесу, проводнику душ; Дионису, которого мать спасла из подземного царства; Деметре, покровительнице урожая и материнства; Аресу, богу войны; и Зевсу, богу богов и мужчин. Обычно пелся только один гимн, к покровителю умершего, но в этот раз я спела их все, надеясь, что это поможет восьмерым девушкам обрести, наконец, покой. Когда закончила, то от усталости у меня пересохло в горле.

            — Спасибо тебе, — сказал Тень.

            Некоторое время мы сидели в тишине.  

            — И всё же, я не понимаю, почему Игнифекс держит их здесь, — проговорила я.

            — Иногда он посылает меня сюда, — спокойно ответил Тень. — Чтобы поразмышлять, как он выразился.  

            — О чём? — я почти слышала, как Игнифекс смеётся над мучениями, и жаль, что меня не было рядом, чтобы ударить его по лицу. — О глубинах его зла? Все и так о нём знают.

            Тень отвёл взгляд.

— Всё из-за моего бессилия.

            Его голос, больше похожий на шёпот, заставил меня замереть. Я хотела возразить, что это не его вина, он же узник, и, конечно, Тень не мог победить демона, который сотворил Сокрытие и правил Аркадией веками…

            Я посмотрела на его бесцветный силуэт, на повёрнутое в сторону лицо, и вспомнила, как он показал мне огни. ​«Приближённые к тому, что мы потеряли​».           Значит, он видел звёзды. Он был не просто одной из несчастных душ, обманутых Игнифексом за эти девятьсот лет. Нет, он жил ещё до Сокрытия, словно осколок той печальной войны.

            — Он держит тебя, — прошептала я. — Он держит тебя, как трофей. Как тех бедных девушек.

            Раньше я предполагала, что это Игнифекс заставлял Тень носить лицо своего владельца. Но что, если всё наоборот: возможно, это Игнифекс стал носить лицо своего пленника в жестокой насмешке?

            Из всех возможных пленников он мог ненавидеть так только одного.

            Моё сердце бешено заколотилось. Все знали, что Игнифекс уничтожил королевскую династию. И то, что я хотела спросить, казалось безумием — но здесь, в этом безумном доме, оно имело смысл.

            — Последний принц... Он не умер, да?  

            Тень повернулся ко мне, взгляд его синих глаз встретился с моим. Он хотел что-то сказать, но власть хозяина снова его остановила. Тень смотрел на меня, будто надеялся, что глазами можно передать всё. Возможно, так оно и было. Когда я посмотрела в них, то почти уверилась, что он — последний принц Аркадии, заключённый в этом доме со времён Сокрытия.

            Семнадцать лет в ожидании этого брака сделали меня резкой и ожесточённой. А девятьсот лет рабства не лишили Тени доброты. Он пытался помочь каждой из жертв Игнифекса, даже зная, что попытки обречены на неудачу. Даже когда жертвой была я.

            Я перестала дышать. Неосознанно приблизилась к нему, а он сократил оставшееся расстояние между нами и поцеловал меня. Поцелуй был нежным и медленным, но волнующим, как прилив. Как прощение. Как мир.

            Когда Тень отстранился, он задержал взгляд на моём лице на мгновение, а потом отвёл глаза.

            — Ты… — начала я, задыхаясь, а он положил голову мне на плечо.  

            Казалось, Тень искал у меня утешения, хотя я не могла представить, почему. Но это было меньшее, что я могла ему предложить, поэтому обняла его и погладила по спине, в который раз поразившись, что я могу чувствовать твёрдые линии его лопаток.

            Поразившись тому, что он желал меня. Он желал меня.  

            — Тень? — ласково позвала я.  

            Он медленно заговорил; я не видела его лица, но знала, что он борется с печатью молчания.  

— Хотел бы я... чтобы мы познакомились... где-нибудь в другом месте.

            У меня перехватило дыхание. Это не было признанием в любви, но достаточно близко.

            — Я тоже хотела бы.  

            Если попрошу, то он, наверное, снова меня поцелует. На миг мне захотелось остаться. Укрыться в его объятиях и целовать, пока не забуду мёртвых девушек, чудовища­мужа, гибель страны и свой долг.

            И тут я вспомнила, что у меня нет времени на такие вещи.  

            Я выпрямилась.  

— Мне нужно идти. Я... я должна найти другие сердца.

            Тень поймал мою руку и переплёлся со мной пальцами. Это прикосновение было для меня, как удар молнии.  

            — Он прав в одном. В этом доме много опасностей. Я не в силах спасти тебя от большинства из них.

            Я сжала его руку и заставила себя улыбнуться.

            — Мне всё равно не суждено спастись.