Вайолет

154 дня до окончания школы

Утро пятницы. Офис миссис Марион Кресни, школьного консультанта с узкими, но добрыми глазами и слишком широкой улыбкой. Если верить сертификату на стене, она проработала в школе Бартлетт пятнадцать лет. Это наша двенадцатая встреча.

Мое сердце учащенно бьется, руки трясутся — все это результат прогулки на крышу. Я все жду, когда миссис Кресни скажет: «Я знаю, что ты делала на первом уроке, Вайолет Марки. Твои родители уже в пути, а доктора ждут отмашки, чтобы отвезти тебя в ближайшую психлечебницу». Но мы начинаем как обычно.

— Как ты поживаешь, Вайолет?

— Хорошо, а вы? — я прячу руки под стол.

— Тоже, спасибо. Но давай поговорим о тебе. Я хочу знать, как ты себя чувствуешь.

— Отлично. — Тот факт, что она не подняла эту тему, еще не значит, что она не знает об инциденте. Эта женщина никогда не задает вопросов напрямую.

— Как тебе спалось?

Кошмары начались через месяц после несчастного случая. Она спрашивает о них каждый раз после того, как я совершила глупую ошибку и упомянула о них в разговоре с мамой. Это одна из основных причин, почему я перестала делиться с ней своими чувствами.

— Нормально.

Интересный факт о моем консультанте: она всегда улыбается, что бы ты ей ни говорил. Мне это нравится.

— А кошмары?

— Не было.

Когда-то я записывала их в блокнот, но теперь забросила это дело. Они и так высечены в моей памяти со всеми подробностями.

Как тот, который был у меня месяц назад, в котором я буквально таяла. Во сне папа сказал:

— Пришел твой конец, Вайолет. Ты достигла своего предела. У всех нас он есть, и твой настал прямо сейчас.

«Но я этого не хочу!»

Я наблюдала, как мои ноги превратились в лужу и исчезли. Следующими были руки. Было не больно, и я думала: «Мне не стоит этому противиться. Я просто растворюсь». Но я не хотела исчезать, частичка за частичкой, пока вся не стала невидимой и не проснулась.

Миссис Кресни садится поудобнее все с той же улыбкой на лице. Интересно, во сне она тоже улыбается?

— Давай поговорим о колледже.

Год назад я была бы рада такому предложению. Мы с Элинор часто обсуждали наше будущее, когда мама с папой ложились спать. Садились на улице, если погода позволяла, или же грелись дома. Представляли места, которые посетим, и новых знакомых, и главное, что все это будет далеко от Бартлетта, штат Индиана, с населением в 14,983 человек. Здесь мы чувствовали себя инопланетянами с далеких планет.

— Ты подала документы в Калифорнийский университет, Стэнфорд, Беркли, Флоридский, Сингапурский, Нортерн Каррибен и в университет Буэнос-Айреса. Список довольно разнообразный, но что случилось с Нью-Йоркским университетом?

С лета моего седьмого класса, направление креативного писания стало для меня мечтой. Все это благодаря моей поездке в Нью-Йорк с мамой — она профессор и писательница. Она работала над своим дипломом, и мы три недели прожили в городе, общаясь с ее бывшими преподавателями и одногруппниками — беллетристами, драматургами, сценаристами и поэтами. Я планировала подать документы в октябре.

Но затем произошел несчастный случай, и я передумала.

— Я пропустила последний срок подачи. — Он был неделю назад. Я заполнила заявление и даже написала эссе, но не отправила их.

— Давай поговорим о писательстве и о твоем сайте.

Она имеет в виду «Ее сестру». Мы с Элинор придумали его, когда переехали в Индиану. Нам хотелось создать электронный журнал, предлагающий два совершенно разных взгляда на моду, красоту, мальчиков, книги и жизнь. В прошлом году подруга Элиноры, Джемма Стерлинг (звезда веб-сериала «Тирада»), упомянула нас в интервью, и количество наших подписчиков увеличилось втрое. Но я туда не заходила с тех пор, как она умерла. Да и какой смысл? Это был сайт о сестрах. Кроме того, в ту секунду, как мы врезались в ограждение, мой авторский талант умер вместе с ней.

— Я не хочу об этом говорить.

— Насколько я знаю, твоя мама — автор? Должно быть, она дает очень мудрые советы.

— Джессамина Уэст однажды сказала: «Писать книги так трудно, что авторы, пережив свой ад на земле, избегут всех наказаний, покинув ее».

Миссис Кресни оживилась.

— Ты чувствуешь, что тебя наказывают? — Она о несчастном случае. Или о моем пребывании в этом офисе, в этой школе, в этом городе.

— Нет. — Но чувствую ли я, что меня должны наказать? Определенно да. С чего бы еще я стала отращивать косую челку?

— Ты считаешь себя ответственной за случившееся?

Я дергаю себя за прядь.

— Нет.

Женщина откидывается в стуле, ее улыбка сокращается на дюйм. Мы обе прекрасно знаем, что я лгу. Что бы она сказала, узнай, что час назад меня уговаривали слезть с крыши колокольни? Я уже убедилась, что она об этом понятия не имеет.

— Ты уже начала водить машину?

— Нет.

— А с родителями ездила?

— Нет.

— Но они этого хотят. — Это не вопрос. Скорее всего, она поговорила с одним из них. Так и представляю, как они втроем обсуждали меня с грустными лицами и беспокойством в глазах.

— Я не готова. — Волшебные слова; я достаточно быстро поняла, что они могут спасти тебя почти от всего.

Она наклоняется.

— Ты не думала вернуться в команду поддержки?

— Нет.

— В студенческий совет?

— Нет.

— Ты еще играешь на флейте в оркестре?

— Я в последнем ряду. — Но так было еще до аварии. Моя игра не отличается благозвучием.

На мгновение мне кажется, что она сдалась. Но затем женщина говорит:

— Меня волнует твой прогресс, Вайолет. Честно говоря, к этому времени тебе должно было стать лучше. Ты не можешь вечно избегать машин, особенно зимой. Хватит стоять на месте. Ты должна помнить, что ты выжила, а это значит…

Мне так и не удается узнать, что это значит, потому что при слове «выжила» я встаю и ухожу.

***

Я иду по школьному коридору, направляясь на четвертый урок.

По дороге на занятие меня останавливают как минимум пятнадцать человек — знакомые, незнакомые, те, кто не общался со мной уже много месяцев — чтобы выразить восхищение тем, как храбро я спасла от самоубийства Теодора Финча. Одна девочка из школьной газеты даже захотела взять у меня интервью.

Из всех людей, кого я могла «спасти», Теодор — худший вариант. Он легенда нашей школы. Я плохо его знаю, но наслышана о нем, как и все остальные. Некоторые ненавидят его из-за того, что он странный, часто попадает в переделки и делает, что вздумается. Другие же его боготворят, и все по тем же причинам. Он играет на гитаре в шести разных группах, и в прошлом году записал свою первую песню. Но парень немного… экстремален. Однажды он пришел в школу, с ног до головы разукрашенный в красный цвет, а это даже не была «Духовная неделя»[1]. Одним он сказал, что это было в знак протеста против расизма, другим — против поедания мяса. В десятом классе он целый месяц приходил в школу в плаще, сломал партой пополам настенную доску и украл всех лягушек из кабинета биологии, которых мы должны были препарировать. Позже он устроил им похороны на бейсбольном поле. Великая Анна Фэрис однажды сказала, что секрет выживания в школе заключается в том, чтобы «не высовываться». Но Финч все делает наоборот.  

Я на пять минут опоздала на русскую литературу. Миссис Махоун задала нам написать реферат на десять страниц о «Братьях Карамазовых». Все недовольно стонут, кроме меня с моими «смягчающими обстоятельствами».

Я даже не слушаю ее объяснения, чего она ждет от наших работ. Вместо этого я дергаю за нитку на юбке. Голова болит — наверное, от очков. У Элинор зрение было похуже моего. Я снимаю их и кладу на парту. На ней они хорошо смотрелись, в отличие от меня. А в сочетании с челкой — это вообще тихий ужас. Но, может, если я проношу их достаточно долго, то стану похожей на нее? Я могу видеть мир так, как видела она. Могу жить за нас обеих, и никто не станет по ней скучать, а уж тем более по мне.

Бывают дни хорошие, бывают не очень. Я чувствую себя виноватой, говоря, что они не все ужасны. Что-то сбивает меня с толку — ТВ-шоу, папина шутка, комментарий на уроке — и я смеюсь, будто ничего не произошло. Словно я снова нормальная, что бы это ни значило. Иногда я просыпаюсь и начинаю петь, пока собираюсь в школу. Или включаю музыку и танцую. Чаще всего я хожу пешком, но иногда беру велосипед, и мой разум обманывает меня, заставляя думать, что я обычная девочка, вышедшая на прогулку.

Кто-то тыкает мне в спину и вручает записку. Миссис Махоун забирает наши сотовые в начале урока, потому приходится пользоваться старомодным методом и писать записки на бумажках из блокнота.

«Это правда, что ты спасла Финча от самоубийства? — Райан». В кабинете сидит всего один Райан — некоторые могли бы поспорить, что он один в школе и даже на свете — и это Райан Кросс.

Я встречаюсь с ним взглядом. Он сидит через два ряда от меня. Парень очень симпатичен: широкие плачи, золотисто-каштановые волосы, зеленые глаза и достаточно веснушек, чтобы с ним хотелось познакомиться. До декабря он считался моим парнем, но мы решили сделать перерыв в отношениях. Я минут с пять думаю над ответом, оставив записку лежать на парте. В конце концов я пишу: «Просто оказалась в нужном месте в нужное время. — Ви». Не проходит и минута, как мне возвращают записку, но я решаю не открывать ее. Многие девушки были бы счастливы получить сообщение от Райана. Прошлой весной Вайолет Марки была одной из них.

Когда звенит звонок, я задерживаюсь в кабинете. Кросс ждет меня, но увидев, что я просто сижу на месте, берет телефон и уходит.

— Ты что-то хотела Вайолет? — спрашивает миссис Махоун.

Раньше рефераты не были для меня проблемой. Учитель просил десять страниц, а я сдавала все двадцать. Просили двадцать, я сдавала тридцать. У меня хорошо получалось писать, лучше, чем быть дочерью, чьей-то девушкой или сестрой. Это было заложено у меня в природе. Но теперь это одна из вещей, которые я не могу делать.

Мне едва ли нужно что-то говорить, даже банальное «я не готова». Это неписаное правило жизни, прямо под «Как реагировать, когда ученица теряет любимого человека и спустя девять месяцев все еще страдает от утраты».

Учительница вручает мне сотовый.

— Напиши хотя бы страницу или параграф. Постарайся изо всех сил. — И снова мои «смягчающие обстоятельства» меня спасли.

За дверью меня ждет Райан. Я вижу, как он пытается сложить паззл, склеить меня в ту девушку, которую он когда-то знал.

— Ты сегодня отлично выглядишь, — говорит он, мило стараясь не пялиться на мои волосы.

— Спасибо.

За его плечом я вижу Теодора Финча. Он кивает мне, будто знает что-то такое, чего не знаю я, и продолжает идти.