8

Именно это мы и искали.

Комната, в которой мы оказались, была огромной, почти как бункер. На противоположной стене висела карта мира, испещренная сотнями кнопок десятков цветов, соединенными нитями, формирующими паутину. У некоторых кнопок были фотографии людей — одни улыбались, большинство нет, — клейкие бумажки с каракулями, или газетные вырезки на разных языках.

— Это она? — спросила Стелла, когда мы спустились с последней ступеньки. Она мягко приземлилась на пол в своих носках. Джейми тоже был без обуви.

— Не может быть, — озвучил он мои мысли. — Это карта мира, а не «Горизонта».

А затем я увидела нечто знакомое. Белую доску с уже виденными ранее надписями. Синий маркер потускнел, но слова все еще можно было прочитать:

Слепой метод

С. Бениция, проявлена (G1821 носит, присхждние неизвестно). Побочные эффекты (?): анорексия, булимия, самовредительство. Полож реакция на вводимые лекарственные препараты. Противопоказания подозр, но неизвестны.

Т. Бар уз, не носитель, сконч.

М. Кэн, не носитель, усып.

М. Дайер, проявлена (G1821 носитель, первоисточник).

Побочные эффекты: ПТСР, галлюцинации, самовредительство, возможный подтип: шизофрен/парано. Положит реакция на мидазолам. Противопоказания: подозревается n.e.s.s[1].?

Дж. Рот, проявлен (G1821 носитель, подозрева первоисточник), индуцирован. Побочные эффекты: возможное пограничное расстройство личности, возможное аффективное расстройство. Противопок: подозреваются, но неизвестны.

А. Кен алл: не носитель, сконч

Д. Л.: искусственно проявленный, протокол Ленарда, ранняя индукция. Побочные эффе: раздвоение личности (отрицат реакция), антисоциальное расстройство личности (отрицательная реакция); мигрени, крайняя агрессивность (отртельная реакция). Нет известных противопоказаний.

К. Л.: искусственно проявлена, протокол Ленарда, ранняя индукция, скончалась.

Ф. Рейнард: не носитель, скончалась.

Н. Шоу: проявлен (G1821 носитель, первоисточник). Побочные эффекты (?): самовредительство, возможное оппозиц-вызывающее расстройство (отрицатель реакция), аффективное расстройство? (отрицательная реакция); протестирован: класс A барбитур (отрицательная реакция), класс B (отрицательная реакция), класс C (от ицательная реакция); отрицательная реакция на все классы; (тест m.a.d.[2]), скончался.

Обобщенные побочные эфф кты: тошнота, повышенная температура, бессонница, ночные кошмары.

Прежде чем я успела открыть рот, Джейми начал выводить гигантские буквы указательным пальцем поверх текста.

П-О-Ш-Л-И-Н-А-Х-Е-Р

В точности описал мои чувства.

Я обратила внимание на кипы бумаг, блокнотов и папок, разбросанных по комнате. Книги хаотично были убраны на кухонные металлические полки, рулоны бумаг (карты? диаграммы?) опирались на стенки. На столике опасно закачался стеклянный шар с подобием огромного металлического рисового зерна внутри. Здесь царил хаос. Не такого я ожидала от доктора Кэллс.

У меня было предчувствие насчет рулонов бумаги, потому я направилась прямиком к ним, обходя U-образный стол в центре помещения. Но тут сзади раздался звук, похожий на помехи на телевидении.

На потолке висел плоский экран, и еще пару раз показав помехи, на нем появилась доктор Кэллс. Она сидела за столом перед салатово-белой стеной в полоску. Ее губы двигались, но звука не было. Выглядело так, будто она общалась с кем-то вне экрана. Женщина была более экспрессивной, чем когда-либо. Рукава ее белого халата были закатаны по локти, она активно жестикулировала руками. Затем, наконец, включилось аудио.

— G1821 во многом действует как рак, — сказала Кэллс. — Его могут вызвать экологические и генетические факторы, и когда ген начинает работать, то активирует возможности своего носителя. Как вы сами видели, ген также нейтрализует некоторые реакции организма, такие как инстинкт самосохранения. Определенные мысли и поведение могут стать навязчивыми, как тяга к самовредительству.

Помехи искажали картинку, но мы продолжали слышать отрывки фраз:

— Джуд был нужен, дабы стимулировать Мару, подвергнуть ее самым большим страхам, чтобы я могла понять, когда она проявится, и смогла изучить развившуюся способность — ее последствия и границы, — сказала она, доставая блокнот. Женщина написала три слова, затем подняла их — но камера была слишком далеко, чтобы прочитать.

— Если эго — организованная часть ее ума, а суперэго играет роль морализатора, позволяя увидеть разницу между добром и злом, то ид — просто клубок инстинктов. Оно стремится к удовлетворению лишь собственных основных потребностей, как голод и секс. Не может судить здраво и не различает моральное от аморального. У нормальных людей, не являющихся носителями, эго является посредником между ид — чего человек хочет — и реальностью. Оно удовлетворяет инстинкты человека, используя мотив. Суперэго выступает в качестве совести; наказывает через чувства раскаяния и вины. Они мощные, и у нормальных людей эго и суперэго доминируют над ид. Как вы видели, — продолжала Келлс, — Мара умеет переносить мысли в реальность, но ее способность зависит от наличия страха или стресса, как и у других носителей. В любом случае, G1821 делает ид Мары рефлексивным; если она боится или находится в состоянии стресса, ее эго и суперэго не функционируют. А последствия могут быть катастрофическими. Ужасные, самые разрушительные мысли станут реальностью.

— Ну, новости так себе, — сказал Джейми, прежде чем Стелла шикнула на него.

— Маре даже не обязательно знать о наличии этих мыслей и какие намерения стоят за ними. При правильной смеси страха и стресса инстинкт возьмет над ней верх. У Фрейда была теория, что наряду с половым инстинктом — либидо — также существует инстинкт смерти — разрушительное стремление, направленное против мира и других организмов. Лекарство, которое мы разработали, активизирует барьер между ее ид, эго и суперэго; оно создано, чтобы предотвратить развитие негативных намерений. Тем не менее, мы должны скорректировать его дозу, а я не могу изучать Мару, пока она на препаратах. Проблема в том, что она слишком нестабильна, чтобы изучать ее без них. Большая доза нашего нового медикамента должна привести к безупречному результату, потому, в какой-то момент, когда мы почувствуем себя в большей безопасности, Мара сможет вспомнить в точности все, что произошло во время любого конкретного инцидента, а также свои чувства в тот момент. К счастью, она положительно реагирует на мидазолам, который мы используем, чтобы помочь ей забыть, дабы она не переживала ежедневно свои травмы.

Изображение на экране исказилось и замигало, а после послышался второй голос, который мне не удалось узнать из-за плохого звука. Кэллс же продолжала выглядеть четко.

— Да, я пыталась изучать ее, не используя насилия. Потому и записывала ее поведение перед тем, как применить какое-либо действие. Мы установили волоконную оптику в ее доме, чтобы наблюдать за прогрессом в ее поведении. Но дело в том, что я не могу найти способ ей помочь, пока не пойму полностью, что с ней не так. Наши методы — и польза от них — оправдывают риск. Лечение, которое мы можем разработать, основываясь на том, что вы нам показали, и его выгода… — В ее голосе появилась страсть. — Оно дальновидное. Настолько, что мы пока даже не можем представить, в какой степени. Никто не должен страдать так, как страдали люди из-за G1821, и уж тем более подростки. Послушайте, — сказала она. — Анемозин и амилет искажают результат. Меняют исходы исследований, которые мы должны проводить, чтобы убедиться, что Мару и других можно выпустить в мир. Мне нужно изучить кого-нибудь без этих препаратов, посмотреть на мозг проявленного с помощью МРТ и компьютерной томографии, понаблюдать, как он реагирует на раздражители, страх и стресс. Ответ не в крови, а в голове. Анализы, пробирки — они не дадут то, что мне нужно. А мне нужно изучить пациента, пока он в сознании.

Доктор Кэллс наклонилась вперед и провела рукой по волосам.

— Мне нужно изучить вас.

— Что от меня требуется? — услышала я голос Ноя, прежде чем экран погас.

9

Я смотрела на почерневший экран, будто мой взгляд мог заставить появиться на нем Ноя. Но этого не случилось. Ничего не случилось.

— Вы видели дату на видео? — спросила Стелла, переводя взгляд с меня на Джейми. Тот покачал головой. — Мара?

Нет. Я все еще пялилась на экран. Это был голос Ноя. Он жив. И он здесь.

— Ладно, — сказала Стелла. Она нажала на кнопку включения, но ничего не произошло. — Не думаю, что его можно включить отсюда, что означает, кто-то сделал это из другого места.

— Так давайте разберемся, где этот кто-то, — сказал Джейми.

Там будет Ной. Все во мне кричало об этом.

— Джуд сказал, что здесь должна быть карта. — Я оглянулась на кипу бумаг, папок и блокнотов, а затем вспомнила о рулонах.

— Ребята, не хотите помочь? — Мы начали разворачивать их один за другим. Там были и карты, и схемы, как я и предполагала, но мы не нашли того, что искали, пока не дошли до последнего рулона.

— Давайте развернем его там, — сказала я, кивая на стол. Стелла положила по углам книги, чтобы он не свернулся обратно.

Мы смотрели на детальный архитектурный план Стационарного лечебного центра «Горизонт».

Вот только это был не просто лечебный центр, а целый огражденный лагерь. Центр был лишь видимой частью. Под ним, под землей, оказалась огромная безоконная структура, поделенная на разные зоны, вместе составляющие «Испытательный центр».

— Вот дерьмо, — прошептал Джейми.

Стелла изучила карту и объяснила, на что мы смотрели:

— Мне кажется, мы снова под землей, на нижнем уровне испытательного центра. Видите? — Она указала на маленькие рисунки внутри больших. — Похоже на те комнатки, в которых нас держали. Ты нашла Джейми на втором уровне. — Она провела пальцем по зоне под названием «Кухня», неподалеку от офиса Кэллс — приманки.

— Мы сейчас на третьем уровне — близко от точки, с которой начали. И мы все еще на Безымянном острове.

Я прищурилась.

— А где еще мы могли быть?

Она указала на долгую линию, идущую по чему-то, похожему на туннель.

— Есть еще три центра. На совершенно другом острове.

Я заглянула ей за плечо и прочитала названия: «Техобслуживание», «Острог», «Склад».

— Мне кажется, это линия электропередачи. А здесь, — она покосилась на чертежи, — находится энергосистема. В зоне техобслуживания. Кэллс наверняка там.

И Ной тоже.

— Один вход, один выход, — сказал Джейми, тыча на туннель. Он был недалеко от нас, но нам придется вернуться в подставной офис, чтобы туда добраться. Я уже шла к лестнице.

— Мара, подожди… — начала Стелла.

— Чего? — крикнула я через плечо.

— Что мы будем делать, просто войдем туда? — спросил Джейми.

— Ну да.

Девушка скривилась.

— Может, лучше придумать какой-нибудь план?

Я остановилась.

— Не важно, что мы спланируем. Кэллс знает, что мы в пути. Она наверняка наблюдает за нами прямо сейчас.

Я оглянулась в поисках камеры. Стелла последила за моим взглядом и указала на крошечный отражающий шар, прикрепленный к потолку в дальнем правом углу. Я смотрела на него с мгновение, затем подняла руку и показала средний палец.

— А я уж думал, ты показываешь жест Двенадцатого дистрикта[3], — сказал Джейми.

Стелла фыркнула.

— Может, хотя бы поищем оружие?

Я подняла край больничной рубашки и достала скальпель из-за пояса.

— У меня есть.

— Оно немного ограничивает, нет?

Вэйн так не считал.

— Она бы не оставила тут что-то, что мы могли бы использовать против нее.

Стелла подняла наши папки.

— Она оставила это. — Несколько листов упало на землю. Девушка наклонилась и затихла. — Мара, мне кажется, это твои.

Я взяла их в руки. Это были рисунки, некоторые напоминали людей с отсутствующими конечностями, другие походили на лица с выцарапанными и почерневшими глазами. Под моим взглядом линии на бумаге задвигались, собираясь в рисунок, напоминающий мой портрет. Я отвернулась.

— Должно быть, она оставила их тут намеренно. — Чтобы я их увидела. Чтобы расстроилась. — Слушайте, вам необязательно со мной идти, — тихо добавила я. — Вообще-то, вам не стоит этого делать. — Я смяла бумагу и кинула в мусорное ведро. Промахнулась.

Джейми и Стелла переглянулись, и он закатил глаза.

— Естественно, мы пойдем с тобой, — сказал он, а Стелла спрятала подмышку пару папок и блокнотов. Я слабо улыбнулась и взобралась по лестнице.

— Не похоже на чертежи, — сказал Джейми.

— Ни на что не похоже.

Мы пытались идти за схемой, которую запомнила Стелла, ведомые лишь яркими лампами, из-за которых виляющее, извилистое подземное помещение выглядело еще более запутанным. Ни один из нас не мог точно сказать, когда отключили электроэнергию. Воздух казался затхлым и неподвижным.

— Впечатление, будто в любую секунду к нашим головам могут приставить тысячу винтовок, — сказала Стелла.

— Вполне вероятно. — Я пыталась нащупать себе дорогу в темноте. Наши шаги эхом отдавались в металлическом коридоре. — Хотя вряд ли тысячу.

В конце нас ждало разветвление трех дорог. Мы могли пойти налево, направо или вниз по небольшой лестнице. Я решила выбрать последний вариант. Когда мы сошли на землю, то оказались напротив металлической стены; в ней была вырезана дверь с круглыми углами и биологическим символом в центре. «Острог», как было написано в плане. Иной дороги нет.

— Не-а, — сказал Джейми, качая головой. — Нет.

Я прижала ухо к двери.

— Она уже здесь?

Я отскочила, услышав эти слова. Их произнес Ной. Он был за дверью. Я потянулась к ручке, но Джейми меня остановил.

— Мара, — протянул парень. — Ты знаешь, что означает этот символ?

— Да.

— Тогда изволь поделиться, почему ты его игнорируешь?

— Ной там. Я слышала его.

Вид у него был скептический.

— Сам послушай!

Он тоже прижал ухо к двери.

— Похоже, Рот тоже там.

Джейми выглядел шокированным.

— Господи, — прошептал он. — С кем он разговаривает?

— Наверное, с доктором Кэллс, — прочла мои мысли Стелла.

Я посмотрела на них. Девушка смотрелась бледной и напуганной. Джейми — решительно. Определенно.

Пришло время разделиться. Я сделала глубокий вдох.

— Не знаю, что означало то видео, и почему Кэллс хотела, чтобы мы его увидели. Не знаю, почему Джуд помог нам сбежать и помогал ли он нам на самом деле. Я ничего не знаю, но мне нужно открыть эту дверь. Я должна. И если вы не хотите тут находиться, то вам стоит уйти.

— Мара, подожди…

— Где-то на чертежах был обозначен люк, так? — Стелла кивнула. — У зоны техобслуживания. Вам стоит идти. Вместе. Выберетесь на Безымянный Риф как можно быстрее. Я догоню… или нет.

— Думаю, ты совершаешь ошибку, — медленно сказал мой друг.

Стелла подняла руку.

— Я тоже, если тебя это интересует.

Я улыбнулась без капли веселья.

— Я учла.

Джейми почесал себя за голову.

— Я не хочу оставлять тебя здесь одну.

— Так не оставляй.

Девушка переводила взгляд с меня на него, явно не зная, что делать. Я снова потянула к ручке.

— Стой! — крикнул Джейми.

— Джейми…

— Мара, я люблю тебя — не смотри на меня так, не в том смысле — но если ты настолько сбрендила, что игнорируешь БОЛЬШОЙ КРАСНЫЙ БИОЛОГИЧЕСКИЙ символ, то я ничем тебе помочь не могу. Я бы предпочел, чтобы мои внутренности оставались внутри.

— Все нормально, — тихо сказала я. — Серьезно. — Я не чувствовала обиды, лишь облегчение. Мне не хотелось быть ответственной за Джейми и Стеллу. Достаточно того, что я ответственна за себя.

— Черт, — пробормотал он. — Черт.

— Джейми, иди.

Он с силой схватил меня за лицо и сжал щеки.

— Если это Эбола, тебе крышка. Но если нет, просто… попытайся максимально долго не дышать, ладно?

Я кивнула.

— Иди. Я дам вам фору.

Он поцеловал меня в щеку.

— Удачи, — прошептал парень, а затем они со Стеллой поднялись по лестнице. Я дождалась, пока звуки их шагов не затихли вдали, а затем прижалась ухом к двери.

— Почему она не заходит?

Снова Ной. Я закрыла глаза. Что-то было не так. Он жив, очевидно, но если он в порядке, почему не бежит мне навстречу?

Все мои инстинкты твердили уходить, но я все равно дернула за ручку. Дверь плавно отворилась.

Комната была из белой плитки, как зал для осмотров, в котором я очнулась. Мебели тоже не было, не считая маленького карточного стола и двух стульев. На одном сидела доктор Кэллс. Второй был пуст.

— Где Ной? — спросила я со стальными нотками. Обыскала взглядом комнату, но прятаться тут было негде. — Почему вы сказали, что он мертв?

Женщина потянулась в картонную коробку у ног.

— Потому что так и есть.

Она подняла что-то над головой. Противогаз.

— Мне жаль, — услышала я, прежде чем она надела маску. Затем последовал шипящий звук, и к моменту, когда я заметила вентиляторы у потолка, я уже валялась на земле.

10

ПРЕЖДЕ

 Атлантический океан

Я прижалась щекой к перилам корабля, вдыхая морской воздух, пахнувший солью и дождем. Была ночь; палуба практически пустовала. Двое парней шутливо пихались, завязывая узлы и опуская паруса. Моряки — вот кто они. Юноши не обращали на меня внимания, а я наблюдала за ними краем глаза. Судя по тому, как удобно им было друг с другом, они родственники. Ребята двигались и работали, как мы с сестрой, когда готовили вместе. Но мы никогда не были настоящими сестрами — потому я здесь, а она мертва.

Каждую ночь я гадала, почему так, почему я вглядываюсь в черное море, у которого не было видимого конца, пока сестра, дядя и многие другие гнили под землей в другой части мира. Размышляла, почему мой благодетель, как все его называли, так сильно меня хотел, что позаботился о моем благополучии даже после смерти. Думала, какую же ценность я для него представляла.

Это была моя последняя ночь в море, и я была слишком встревоженной, чтобы проводить время в каюте. В ней я практически не сидела, предпочитая наблюдать, как матросы завязывали веревки на мачте, создавая огромную паутину, как они дышали ветром. В прошлые ночи, когда мое присутствие все же замечали, и мужчина с золотыми пуговицами на пальто и очками, как у мистера Барбари, загонял меня обратно в каюту, я кралась по коридорам, проскальзывала в двери, прислушивалась к разговорам, которые, как все думали, я не понимаю.

Но в то утро я встречала рассвет — ясный на фоне горизонта — пока нас не поглотила черная туча, а море не сузилось до реки. Серый дым перекрыл обзор на голубое небо; когда корабль пришвартовался к гавани, кишащей людьми, как вода — рыбой, меня начали толкать в разные стороны.

Река полнилась кораблями, берега — причалами, а здания — куполами, арками и шпилями, задевавшими небо. Трубы плевались клубами черного дыма в воздух, а мои уши упивались городскими звуками: криками, свистом, звоном и скрипом, а также другими, которые были мне в новинку, я даже не могла их назвать.

Я вернулась в каюту, чтобы собрать вещи, и обнаружила, что меня уже ждут.

Мужчина был в черной одежде, под стать своим глазам с морщинками по углам. Лицо у него было добрым, голос — насыщенным и низким.

— Я мистер Гримсби, — представился он. — Нас связывает знакомство с мистером Барбари.

Я не ответила.

— Он прислал письмо моей госпоже с просьбой проводить вас домой в Лондоне. Вы готовы, мисс?

Да.

Мужчина поднял мой чемодан, и я замерла. Он заметил.

— Могу я отнести ваши вещи?

«Нет», — хотелось мне сказать, но я кивнула.

Я спустилась с мистером Гримсби с корабля, наблюдая, как мой чемодан подскакивает на ступеньках. Из какофонии звуков топота копыт, колес, тростей и ног я разобрала цокот своих новых туфлей по каменной дорожке. Чтобы успокоиться, я считала собственные шаги.

Ветер не щадил мое тонкое платье, и я укуталась в него поплотнее, пока мистер Гримсби пробивал дорогу к ожидающему нас экипажу. Чернильная лошадь занервничала при моем приближении.

— Тише, девочка, — сказал возница, похлопав ее по шее.

Я сделала осторожный шаг в ее сторону, и лошадь фыркнула, затопав на месте. Я не понимала. У меня хорошо складывались отношения с животными; мой разум полнился расплывчатыми воспоминаниями о том, как я кормила с руки обезьянок или каталась с сестрой на спине слона, пока тот переплывал реку.

Лошадь заржала, и из-за этого ремни, что крепили ее голову и туловище к повозке, натянулись.

Хозяин извинился перед мистером Гримсби.

— Не знаю, что на нее нашло, сэр.

Я протянула руку, чтобы успокоить ее.

Тут животное встало на дыбы. Ее жидкие черные глаза закатились, оставляя лишь белки, а затем, без всякого предупреждения, она рванула вперед.

Мистер Гримсби в шоке смотрел за экипажем, несущимся по людной улице, вызывая крики и визг. Аварию мы скорее услышали, чем увидели.

Мужчина чуть обо мне не позабыл и побежал в сторону экипажа. Я следовала за ним по пятам, о чем вскоре пожалела.

Повозка перевернулась, колеса крутились в воздухе. Лошадь пыталась перепрыгнуть через железный забор с пиками.

Ей не удалось.

Мое горло сжалось от боли, грозившей перерасти в крик. Я никогда не плакала. Ни когда сожгли дядю, ни когда убили сестру. Но увидев некогда прекрасное черное тело лошади сломанным, ее скользкую от крови шкуру, услышав выстрел, прекративший ее боль и страдания, мои глаза запекло от слез. Я смахнула их, прежде чем кто-либо успел заметить.