41

Джуд и Клэр Лоу, пятая пара. Двойняшки. «Искусственно индуцированы в возрасте восьми лет», если верить их настоящим файлам. Это значит, что в этом возрасте им ввели очередную версию лекарства Кэллс, чтобы вызвать симптомы G1821.

— Подожди секунду, — сказал Джейми, поднимая взгляд от папок. — Что случилось с И. Лоу?

— Такого нет.

— Именно! — парень щелкнул пальцами.

Стелла пожала плечами.

— Может, ей не нравились мужские имена на «и».

— Как Игнатий? — вставил Даниэль.

— Или Ира, — сказала я.

— Что наводит нас на новую мысль, — Джейми пожевал большой палец. — Это ненастоящие имена. Не может такого быть. Они должны значиться на свидетельстве о рождении.

— Я их не видела. Лишь свидетельства о смерти. Но в медицинских записях используются псевдонимы. Как я поняла.

— Должно быть, Кэллс дала им новые имена… но как заставить свыкнуться шести-семилетнего ребенка с новым именем?

— И соврать об этом врачам и медсестрам? — Я подумала о просмотренных мной файлах, но не смогла вспомнить имя ни одного доктора. — Дай-ка мне, — забрала у Джейми папку Ф. Лоу. Фредерик. — Эти записи из больницы Маунт-Том. Кто-нибудь, вбейте ее в гугле.

— Такой не существует, — сказал Даниэль. — Эти записи вообще подлинны?

— Думаю, да, — кивнула Стелла. — То есть, зачем фальсифицировать чью-то медицинскую историю? Особенно, если ты даже не используешь реальное имя человека?

Мне пришла идея.

— Это еще один защитный слой. Новые имена, места, даты — все это ненастоящее. Иначе детей и то, что с ними произошло, можно было бы легко отыскать. Мне кажется, Стелла права, сами отчеты настоящие. Симптомы, лечение, последствия. Мы же сами видели архив! Настоящие папки, с настоящими именами детей, могут быть где-то там. Но нам ни за что их не найти, если изначально не знать, где искать.

Даниэль медленно кивнул.

— Значит, ничто из этого нельзя использовать, как улику. Кэллс была настоящим человеком, реальной личностью, а от этого нелегко избавиться. Если кто-нибудь отследит ее историю и найдет архив, как мы, а затем попытается доложить об этих ужасах, как мне хотелось бы, то это просто будет выглядеть, как выдуманные записи о выдуманных детях, которые никогда не существовали.

— Умно, — сказал Джейми.

Очень даже.

— Но как ей могли позволить взять под опеку такое большое количество детей? Особенно учитывая, что они каждый раз умирали? — спросила Стелла.

— Наверное, с помощью тех же людей, которые помогли найти нас, — сказала я. — И ставить эксперименты, и делать все эти обследования…

— К тому же, — начал Джейми, — с приемными детьми постоянно происходят несчастные случаи.

Я посмотрела на приостановленное изображение Кэллс на экране и нажала кнопку «возобновить просмотр».

— Д. очнулся через два дня после индукции с жалобами на болезнь. Термометр показал высокую температуру: 37,5. Я надеюсь, что это обычная простуда или вирус, поскольку другие показывали температуру 38 перед тем, как скончаться.

— Скончаться? Черт, жестоко, — сказал Джейми.

— Тем не менее, Клэр, похоже, в порядке, — продолжала доктор, будучи совершенно спокойной, не заботясь ни о чем.

— Перемотай, — сказал парень.

Теперь Кэллс выглядела напряженной и взволнованной.

— У Д. лихорадка. В основном те же симптомы, что и у других, но с некоторыми важными различиями. Он дезориентирован. Я поймала его на том, что он разговаривает с собой в третьем лице, а периодически и со мной. Он просил увидеть Клэр, но я не хочу ее пугать. Она нужна мне податливой и готовой к будущим тестам, на случай, если Джуд тоже скончается.

Я остановила проигрыватель.

— Клэр была в моем классе, — сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— А Джуд в моем, — вставил Даниэль.

Стелла подняла кипу бумаг со стола.

— Но тут говорится, что они — двойняшки. Пятая пара.

Я кивнула.

— Зачем лгать?

Я возобновила просмотр, но доктор Кэллс сменила тему интервью или записи — что бы это ни было, — на обсуждение свойств амилета. Даниэль и Стелла продолжали смотреть, а мы с Джейми отобрали двд с месяцами и датами, соответствующими медицинским обследованиям в файле Джуда. Когда диск закончился, мы поставили следующий.

Кэллс сидела за маленьким столиком в зелено-белой комнате и практически сияла от радости.

— Меня зовут Дебора Сьюзан Кэллс, — сказала она на камеру. — Сегодня понедельник, пятое марта, два месяца после индукции субъекта Д. Л., согласно протоколу Ленарда, которая, похоже, была успешной.

Мы вчетвером переглянулись.

— После серии уколов он начал развиваться с немыслимой скоростью! — доктор наклонилась вперед. — Я на такое даже не рассчитывала! — Она продолжала говорить о продвижениях Джуда, о его физическом и умственном развитии. По ее словам, он становился «одаренным», и она гордилась им, как своим творением. Но Джуд также менялся — поначалу едва заметно, а затем довольно резко. Когда ему исполнилось десять, она начала беспокоиться.

— Он капризен, депрессивен… даже агрессивен. Я заметила проявление вторичных половых признаков — голос становится более низким, на лице и груди растут волосы. Очевидно, он переживает период полового созревания, несмотря на свой юный возраст. Я подала запрос на анализы и интервенцию и отчитаюсь в следующем месяце, как только придут результаты.

Она выключила камеру, и мы поставили следующий диск, приковавшись к телевизору.

— Психиатры поставили диагноз: расстройство поведения, — сказала она, явно потрясенная. — Поведение субъекта Д. продолжает ухудшаться. Он стал асоциален и очень агрессивен. Клэр доложила, что застала брата за общипыванием перьев птенца воробья, выпавшего из гнезда. Мы ввели амилет, чтобы попытаться остановить… побочные эффекты… проявления.

— Вот почему, — тихо сказал Даниэль.

— Почему что?

— Почему они соврали о его возрасте. Если у него период полового созревания начался в десять, он бы выглядел слишком взрослым для семнадцатилетнего. — Даниэль взял стопку документов и просмотрел их. — Она тестировала на нем различные лекарства, и не просто обычные антипсихотические препараты — гормоны, экспериментальные таблетки. — Затем посмотрел на каждого из нас. — Поэтому вы выглядите старше своего возраста. В «Новых теориях» что-то было о быстром созревании. Оно начиналось в восемнадцать и продолжалось до двадцати одного года.

— Вот только никому из нас еще нет восемнадцати, — сказала Стелла.

Джейми выглядел скептично.

— И люди всегда считают меня младше, чем есть на самом деле. Может, тут та же фишка, как с гормонами роста в молоке, из-за которых период полового созревания наступает раньше?

Хотела бы я, чтобы Ной был рядом и слышал все это.

— Она и мне давала амилет, — сказала я брату, вспоминая слова Кэллс в «Горизонте». — Говорила, что с ним мне станет лучше.

Он посмотрел на меня.

— И как, сработало? Ты чувствуешь себя лучше?

Да, но не из-за лекарств или имплантатов. Как описать то, через что мне пришлось пройти, чтобы попасть сюда? Как плохо мне было, как я была сама не своя после пробуждения в «Горизонте»? Пока не вытащила из себя эти штуки?

— Нет, не думаю.

— Что насчет твоих, э-э… сил?

Джейми скривился.

— Из твоих уст это звучит так тривиально.

Я не ответила брату; по правде говоря, я и сама не знала, работали ли они. Не то чтобы я пыталась их использовать с тех пор, как…

— Ждите здесь! — крикнула я, откидывая одеяло. Поднялась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и открыла дверь в свою временную спальню. То, что я искала, лежало на стуле в углу.

 Я порылась в маленькой серой сумке, пока не нашла их. Имплантаты, капсулы — что бы это ни было внутри меня, пока Стелла их не вытащила. Сжала их в кулаке и отнесла вниз. Даниэль рассмотрел один под светом.

— Они были внутри тебя?

— Ага.

— Где?

— Кажется, в животе.

— Не может быть. Ты бы умерла, когда их вытаскивали.

— Ладно. Они были в сорока двух градусах к югу от моей правой малоберцовой и седьмой плюсневой кости.

— У тебя нет малоберцовой кости. Ее и костью-то сложно назвать.

Я показала родственничку средний палец.

— Не обязательно быть такой грубой, — жеманно сказал Даниэль. — Хорошо, итак, они были внутри тебя, когда ты покинула «Горизонт», верно?

— Верно.

— И твои способности не срабатывали после этого, так?

— Правильно.

— А ты пыталась?

Я подумала о мистере Эрнсте. Что я с ним сделала, после его нападения на нас со Стеллой.

— Да.

Пыталась.

— Что произошло? — продолжал Даниэль. — Кого ты пыталась… — его голос сошел на нет. — Кто обидел тебя?

Джейми буквально начал насвистывать и крутить пальцы. Стелла потупила взгляд в пол.

— Да никто, — ответила я с напускным спокойствием. — Все закончилось хорошо.

Он вернул мне имплантаты и посмотрел на кипу бумаг.

— Ладно. Мы знаем, что ваша аномалия приходит в действие из-за страха и стресса. Что, если в какой-то момент ваша нервная система была наполнена адреналином или кортизолом? Они подействовали и нейтрализовали твои способности. Как предохранитель, который должен обезвредить, улучшить тебя на случай, если ты когда-нибудь покинешь «Горизонт».

Но они не обезвредили меня. В голове закрутился образ мистера Эрнста после того, как я с ним расправилась, и я часто заморгала в надежде, что он исчезнет.

Даниэль осторожно подбирал слова:

— Но, в каком-то смысле, тебя действительно обезвредили. В том плане, что ты не могла случайно… навредить кому-то. Ты не могла защитить себя, но ты стала безопасней для окружающих.

Я гадала, так ли это.

— В любом случае, доктор Кэллс считала себя ученым, исследователем. У нее было в планах отправить тебя обратно домой, не так ли?

— Так она сказала.

— Значит, эти имплантаты были частью ее плана. До вашего побега она считала, что у нее хватит времени добиться эффекта и разобраться, как противостоять аномалии.

Прежде чем я убила ее. Но Даниэль был прав. Все, что с нами делала Кэллс, что делала со мной, было в погоне за лекарством. Если не можешь добиться успеха с первого раза, пробуй, пробуй еще. И когда она не преуспела, а Джуд освободил нас, женщина решила усыпить меня, как животное, пока я не вырвалась на свободу и не навредила кому-нибудь еще.

Наблюдая за интервью, мы пришли к выводу, что правда была за Даниэлем. Джуду ставало хуже, как бы Кэллс ни пыталась его излечить. Она старалась скрыть собственный страх, но чем старше он становился, тем опаснее было его поведение. Какими бы таблетками она его не пичкала — все впустую. Иногда он не знал, кто он такой. Ему поставили диагноз: расстройство личности, и когда его заменял кто-то «другой», только Клэр могла достучаться до него настоящего. Даниэль предполагал, что именно поэтому Кэллс ее удочерила, несмотря на пол.

Глядя и слушая, как доктор говорит о Джуде, у меня волосы на руках становились дыбом. Было видно, что она теряет контроль, но не хочет этого признавать. Впервые за долгие годы она делала успехи. Она не могла смириться, что, в попытке найти лекарство к аномалии, она сотворила что-то ужасное. Ее единственным реальным успехом было то, что Джуд и Клэр пережили индукцию. Клэр была совершенно нормальной, несмотря на попытки Кэллс сделать ее другой. Она считала, что девушка не была носителем. Иначе ее мутация уже бы проявилась, как в случае с Джудом.

— Это объясняет, почему он выжил после падения психлечебницы, а Клэр нет, — сказал Даниэль, а затем пробормотал себе под нос: — Но что насчет его рук?

Руки, которых, предположительно, у Джуда быть не должно. Когда дверь комнаты пациентов Тамерлана захлопнулась на нем, она отделила меня от него и его запястья от суставов.

— Бред какой-то! — вскрикнул Даниэль.

— Разве? — Стелла перевела взгляд с него на меня и Джейми. — Джуд умеет исцеляться.

— Ной тоже умел, — сказал Джейми, и я стрельнула в него взглядом. — Умеет. Ной тоже умеет.

Именно поэтому он должен быть жив.

— Именно поэтому он все еще где-то там.

— Но Джуд не может исцеляться, не причинив боль кому-нибудь другому, — сказала Стелла. — Когда дверь на нем захлопнулась, он не мог на тебя повлиять, поскольку ты… другая.

— О Боже, — сказал Даниэль.

— Что? — я посмотрела на него.

— Рэчел и Клэр. Они были обычными, не носителями. И находились с вами в Тамерлане. Джуд исцелился за их счет. Он убил их, не…

Я. Не я.

Я сглотнула. Мы никогда не узнаем наверняка, что там произошло и на ком лежит ответственность. Я захотела, чтобы здание рухнуло. Я захотела, чтобы Джуд умер. Оно-то рухнуло, но парень выжил. Даже если девочки были убиты из-за его способностей и потребности тела самоисцеляться, этого все равно бы не случилось, если бы я не захотела его убить. Так кто же ответственен за это? Он или я? Имеет ли это значение?

— У меня вопрос, — Стелла нарушила тишину. — Я кое-чего не понимаю. Может, вы мне проясните. Почему не ставили опыты на девочках? Почему, до Клэр, Кэллс усыновляла только мальчиков? То есть, я носитель, Мара носитель, мы проявились, так почему…

— Почему большинство из близнецов мальчики? — перебил Даниэль.

Девушка кивнула.

— В «Новых теориях» что-то говорилось об Y-хромосоме и исцеляющем факторе, — сказал он, поднимаясь за книгой. — Большинство способностей были разных подтипов, которые могли быть связаны с X или Y-хромосомами, но не эта. Она должна быть связана с Y.

Я подумала о детях, над которыми Кэллс ставила эксперименты. Восемь мальчиков, некогда здоровые и ныне мертвые. Она пыталась найти решение проблеме, искоренить аномалию, создать кого-то, кто мог лечить себя и других — и ее тоже.

Она пыталась создать Ноя, но вышел Джуд.

42

Я поделилась своими мыслями с остальными. Они молчали, но знали, что я права. Я знала, что права. В попытке разработать лекарство она только ухудшила болезнь. Будь она жива, то продолжала бы свои попытки.

С наступлением ночи мы обнаружили, что стоило ей узнать, что моя бабушка носитель (неизвестными нам способами), как она начала следить за моей семьей. Все было подстроено и спланировано — переезд Джуда и Клэр в Род-Айленд, поступление в мою школу, чтобы они могли подобраться ближе ко мне — все. Даниэль даже нашел записи об оплате филиалом «Горизонта ООО» дома на 1281 Лив-Оак Корт — улице, где, как я думала, жил Джуд. Кого бы Ной там ни встретил, это не были его родители, но они были лжецами.

— Она не могла сделать это в одиночку, — сказал брат. — Мы знаем, что она записывала интервью для кого-то другого, и идеи с исследованиями были не ее. Кто-то помогал ей, спонсировал, делал возможным все, что ей было нужно.

— Лукуми, — уверенно произнесла я.

— Как нам кажется, — добавил Джейми.

Даниэль по-детски потер глаза.

— Это гораздо больше, чем просто мы. В смысле, вы только вспомните архив! Там миллионы, возможно, миллиарды документов. И то, что Кэллс сказала о прослеживании гена до нашей бабушки? В мире есть другие носители. Как ты, — он посмотрел на меня. — Но одно мне кажется бессмысленным. Если это правда, почему вас до сих пор не раскрыли?

Никто не знал ответ на этот вопрос лучше меня.

— Потому что, если мы скажем правду, нас посчитают сумасшедшими.

— Ладно, хорошо, ты права, Мара. Все ведет к Лукуми. Он единственный, чье имя продолжает всплывать.

— Вообще-то, это ненастоящее имя, — сказала я.

— Э-э, что? — Стелла отвлеклась от чтения.

— Мы с Ноем искали его. Вернулись в Литтл-Гавану, сделали поиск в гугле. «Лукуми» — это еще одно название Сантерии, религии.

Джейми кивнул.

— Естественно! Это же совсем не усложняет нам задачу!

— Кем бы он ни был, — начал Даниэль, — он единственный, кто может доказать вашу невиновность.

Ну, мы не совсем невиновны.

— Он единственный, кто знает о вас.

Из живых, по крайней мере.

— Будь я азартным человеком, то поставил бы все на то, что он знает о Ное.

Я тоже ставила на это.

Мы смотрели интервью, читали документы и работали всю ночь, разбираясь в материале, принесенном с архива. Учет имущества, документы на родительский дом, свидетельство о допуске человека, приставившего моего отца к делу Ласситера, медицинские записи шестидесятых и девяностых годов, фотографии шрамов на внутренней стороне горла Джейми («Какого хрена?!» — воскликнул парень). Но многие кусочки пазла все еще отсутствовали.

Мои мысли были клубком спутанных, потрепанных нитей. Усталость тоже делу не помогала. Я уткнулась головой в руки, глядя на документы перед собой. Слова на странице складывались в непонятном порядке. Я боролась со сном и проиграла.

43

 ПРЕЖДЕ

 Кембридж, Англия

Прошло столетие с той ночи, как мы с профессором бежали из Лондона, но он все равно продолжал относиться ко мне, как к ребенку.

Сегодня у него было особенно угрюмое настроение. Погода была пасмурной, в кабинете царил холод, влага и беспорядок. Он согревался бутылкой виски — любимой отравой — и яростно писал в одной из своих книг. Поцарапанный деревянный пол был завален рваной бумагой и потрепанными книгами. Я наблюдала за ним в тишине.

Недавно что-то привлекло его внимание, наделяя небывалой сосредоточенностью. Грядущие перемены, как он называл их. Профессор считал, что нашел способ положить им начало, но отказывался делиться мыслями со мной.

Он заботился обо мне во время лихорадок, спровоцированных развитием Дара, пока мое тело менялось, приспосабливаясь к нему. Заставлял есть, когда еда потеряла всякий вкус. Утешал во время ночных кошмаров и поймал меня, остановил, когда я впервые попыталась навредить себе.

Но теперь я не нуждалась в его опеке — уже много лет как. Я избавилась от девочки, сбежавшей из Лондона во мраке ночи, от той, что плакала по своему мужу на одну ночь. Я стала сильной, храброй и прекрасно себя контролировала. Когда хотела.

Но больше мне этого не хотелось.

Я устала притворяться кем-то другим ради безопасности окружающих. Мне нужно быть собой. Профессор знал меня, как никто другой, и именно поэтому я желала быть с ним. Но как бы я ни подводила к этой теме, он всегда от нее отмахивался. От меня. Он даже имя мне свое не назвал.

Звук разбивающегося стекла вывел меня из задумчивости. Мужчина сидел ровно за столом и смотрел в никуда.

Нет, не в никуда. Я проследила за его взглядом на портрет, висевший на противоположной стене. Его нарисовал один из учеников, и хоть профессор отказывался говорить какой, у меня были подозрения — стиль довольно узнаваем. Картина блестела от остатков напитка, из-за чего кожа и волосы профессора казались влажными. Резкий запах виски смешался с ароматом старых книг.

— Что такое? — ласково спросила я.

Он не ответил, и я встала между столом и портретом. Мужчина смотрел прямо сквозь меня, словно я была невидима.

Но сегодня он меня увидит. Он меня почувствует.

Я обошла стол и подобралась к креслу.

— Как вас зовут? — уже грубо поинтересовалась я. — Скажите.

Он слабо улыбнулся. Я задавала один и тот же вопрос на протяжении многих лет. Каждый раз он давал мне новый ответ.

Но сегодня он потянулся за куском бумаги — вырванным кусочком карты. Мое сердцебиение участилось. Он написал что-то на неизвестном мне языке и показал.

Я провела пальцами по словам.

— Я люблю вас.

— Я тебя вырастил, — ответил он, не встречаясь со мной взглядом.

— Это не так. Меня растила Сара Шоу…

— До твоего восемнадцатилетия. Затем я забрал тебя, обучил…

Я подошла ближе и прижала ладонь к его щеке. Он дернулся. Я не шевельнулась.

— Я знаю, что вы следили за мной с детства. Я знаю, что вы чувствуете за меня ответственность. Но вы не мой отец, а я уже не маленькая девочка.

— Это неправильно. — Его голос ничего не выражал.

Я запрыгнула ему на колени.

— Мне это не кажется неправильным. — В комнате не было других звуков, кроме нашего дыхания и шороха от ремня, вытаскиваемого через петли. Я поцеловала его под подбородком. Он судорожно вздохнул, и я быстро поцеловала его в губы.

Этого было достаточно.

Когда я проснулась утром, профессора уже не было. Девять месяцев спустя у меня родилась дочь. Мы не виделись с ним на протяжении двадцати одного года.

Лорелтон, Род-Айленд

Двадцать один год спустя

Профессор постучал в дверь моего коттеджа в день, когда Индира окончила свое обучение в Брауне. Я не хотела открывать, но знала, что выбора нет. Он ни на день не постарел с момента нашей последней встречи. С другой стороны, я тоже.

— Я нашел его, — сказал он с горящими от детской радости глазами, выглядевшими неуместно в сочетании с темным деловым костюмом. Он был похож на гробовщика.

— Что вы здесь делаете?

— Я нашел его.

— Прошу, уходите, — сухо произнесла я.

— Мара…

— Не смейте называть меня по имени! Вы не имеете права со мной разговаривать.

Он закрыл глаза.

— Можно войти?

— Нет.

— Прошу.

Я хотела захлопнуть дверь у него перед носом, но знала мужчину достаточно хорошо, чтобы понимать — он все равно не уйдет. Будет стоять, спать, преследовать меня на каждом шагу, пока не передаст послание, которое, по его мнению, я должна услышать.

— Вы бросили меня, — сказала я, впуская его внутрь. Необязательно облегчать ему задачу.

Взгляд профессора уткнулся в пол.

— Я видел, что с ней случится, если я останусь. Я сделал это, чтобы защитить вас.

— Как удобно, не правда ли? Так можно оправдать любой поступок. Просто скажите, что иначе быть не могло, у вас не было выбора. Так зачем вы пришли? Что вам нужно от меня? Я хочу, чтобы вы ушли до прихода Инди.

— Есть одна девушка. Мне нужно, чтобы ты с ней подружилась. Она страстная, очень умная, но скептичная. — Он спешно выпаливал слова — никогда не видела его столь возбужденным. — Она не станет меня слушать. Ты единственная, кому удастся убедить ее сделать все, что нужно, чтобы завести ребенка.

— И зачем мне это делать?

— Твоя дочь беременна.

Я пораженно заморгала.

— Что?

— Она не хотела говорить тебе до выпускного. Считала, что ты ее осудишь. У нее с скоро свадьба.

Я села и облокотилась на колени, опустив голову в руки.

— Это неизбежно, Мара… Ее дитя может оказаться…

Я резко подняла голову.

— Вы что-нибудь видели?

— Судьба ребенка слишком плотно связана с моей, я не могу различить нити. Но я знаю, что мы нуждаемся в мальчике Наоми. Нам нужен Спаситель. Просто на случай, если Индира окажется…

Тенью. Как я. Ему не нужно было произносить это вслух.

— Твои способности иссякнут, когда дитя Индиры начнет проявляться. Но если Наоми родит мальчика, мы сможем найти выход… если ты умрешь от его руки, то сможешь повернуть все вспять. Закончить этот круг.

— Смогу.

— Гарантий нет, ты же знаешь.

— А девушка? Что случится с ней?

— Выбор за ней. Если она согласится, то умрет.

Рискованно. Но я согласна, ради блага своей дочери. На следующий день мы с профессором полетели в Лондон.

44

— Он здесь! — закричал Даниэль. — В Нью-Йорке!

Я подняла голову с кухонного стола, морщась от затекшей шеи. Я что, заснула?

— Который час? — хрипло поинтересовалась я.

— Время вставать, — радостно ответил брат. Он был одет в выглаженные джинсы и рубашку, рядом стояла Стелла. Ее свежая одежда и бодрый вид меня раздражали.

— Я подумывала разбудить тебя и отправить в постель, — сказала она, попивая апельсиновый сок. — Но Даниэль меня остановил.

— Ты выглядела довольно жалко, — добавил братец.

Я не смогла придумать равносильно дерзкий ответ, но тут на кухню зашел Джейми, потирая сонные глаза.

— Кто в Нью-Йорке?

— Лукуми! Или как его там! Он читает лекцию в Колумбийском университете. — Даниэль повернул свой ноутбук, чтобы показать объявление Кафедры Сравнительной Литературы, и зачитал его вслух, пока я читала про себя: «Последняя девушка: Архетипы Юнга в поп-культуре, лекция представлена д-ром медицинских и философских наук А. Лукуми. За билетами обращайтесь в Колумбийский офис по делам студентов».

Джейми стал перед холодильником.

— Ты уже закончил говорить?

— Да, — прищурился Даниэль.

— Тогда мне может кто-нибудь объяснить, почему в доме нет сливочного сыра?

Братец его проигнорировал.

— Это сегодня! Я ухожу в четыре.

Я посмотрела на время. Оставалось два часа. Почувствовав прилив энергии, я встала со стула. Надо успеть переодеться, может, даже принять душ. Такое пропустить нельзя.

— Что ты делаешь? — спросил Даниэль.

— Собираюсь привести себя в менее жуткий вид. А затем, естественно, пойду с тобой.

Он покачал головой.

— Этого он и ждет. Он знает, кто ты, Мара… он был в твоей больничной палате и на вокзальной платформе. Этот человек преследовал тебя, не так ли?

— Так…

— Тогда он знает, что ты появишься.

— Тебя он тоже узнает. Разве ты не слушал? Он хочет вывести нас на чистую воду. Ему известно все и про всех, про всю нашу семью! Лукуми определенно знает, как ты выглядишь.

— Возможно, но я не планирую попадаться ему в поле зрения. А даже если и так, то что? В конце концов, я приехал посмотреть колледжи. Это естественно, что я буду…

— Слушать лекцию? — фыркнул Джейми. — Я бы не назвал это естественным.

— Естественно для Даниэля, — я взяла булочку из пакета на столешнице. — У нас есть арахисовое масло?

Парень скривился.

— Ты собираешься намазать его на бублик?

— Ну да.

— Да кто ты такая, Мара Дайер?

Я его проигнорировала.

— И каков твой план? — спросила я брата, откусывая большой кусок бублика с арахисовым маслом. — Накинешься на него прямо на сцене?

— Я собираюсь послушать лекцию, а затем проследить за ним. Хочу знать о нем все, начиная с того, где он живет.

— А затем, когда твоя миссия в духе «Скуби-Ду» закончится?

— Заставлю рассказать, как тебя излечить.

Его слова застали меня врасплох. Однажды я этого хотела — исцелиться. Быть спасенной. Я молила Ноя, чтобы он сделал это, но он не мог. Я не была сломленной.

Я повернулась к Стелле, заметно притихшей с момента начала разговора.

— А ты что скажешь?

— Я хочу его увидеть, — уверенно сказала девушка. — Чтобы он и меня излечил.

Хм-м… Снова к Даниэлю.

— И как ты себе это представляешь? Как заставить Лукуми что-либо для нас сделать? Все карты у него.

— Если он действительно стоит за всем этим, то ему пришлось на многое пойти, чтобы держать свою личность в тайне. Мы пригрозим раскрыть его, его имя…

— Выдуманное имя, — поправила я.

— …будет везде, — продолжал брат. — Мы напечатаем его историю во всех газетах. — Он схватился рукой за стол, где лежали стопки с папками и блокнотами. — Мы расскажем, что с тобой произошло, что с вами делали, за что он несет ответственность — тогда он больше не сможет скрываться. Мне придется сделать его фотографию на подиуме и связать ее с чем-то еще. Мне не удалось найти на него информацию в интернете.

— Есть еще фотография из офиса Маккарти, — сказал Джейми, доставая телефон.

— Дай-ка посмотреть, — недоверчиво попросил Даниэль.

Джейми вручил ему мобильный.

— Стойте, это он? Вид знакомый.

У меня пошли мурашки по телу.

— Я его не узнаю, но у меня впечатление, что мы виделись раньше.

«Возможно», — чуть не сказала я.

Брат покачал головой, словно для прояснения.

— Неважно. Главное последовать за ним, узнать все возможное, чтобы выяснить, кто он на самом деле — его имя, личность. Затем связать со всеми пережитыми вами ужасами и, наконец, обрести нормальную жизнь.

Вообще-то, почти все, что он сказал, относилось ко мне. И делалось ради меня. Это я нуждалась в Лукуми больше, чем кто-либо из присутствующих. Я единственная, кто не был невиновен.

— Как думаете, от кого он скрывается? — тихо спросил Джейми, но никто не ответил. Гадать бесполезно.

— Нам придется поговорить с адвокатом, — сказал Даниэль, склонив голову набок. — Вы же это понимаете?

Я не думала об этом, но он был прав.

— То, что вы… — Он остановился, прежде чем продолжить. — То, что с вами произошло, что случилось в «Горизонте»… нам нужно вывести их на чистоту, как-то разобраться, доказать, что вас мучили, что это была самозащита…

Не всегда. Но я решила прикусить язык.

— И когда он расскажет, как вас излечить, мы все равно поделимся этой информацией с публикой.

— Хватит это говорить! — крикнул Джейми.

Мы втроем повернулись к нему.

— Хватить говорить, что нас нужно излечить. Мне нравится, кто я есть. Не думаю, что нуждаюсь в исцелении. Я нормальный. — Он вышел из комнаты.

Даниэль облокотился на стол и потер лицо.

— Мара, ты же поняла, что я имел в виду?

Да. Но Джейми озвучил то, что я не могла. Легкий стыд сдерживал меня от высказывания этих мыслей вслух.

Я не считала, что меня нужно исцелять. Мне тоже нравилось, кем я становилась.

45

Чтобы разрядить обстановку, Даниэль предложил сделать перерыв перед лекцией. Мы устали, разволновались и запутались — слишком много времени было проведено в четырех стенах. Братец хотел продолжить чтение и никуда не пошел, оставляя нас со Стеллой и Джейми самих по себе. Для последнего это означало, что время закупиться едой.

Без машины и нашего согласия заказывать еду на дом, пришлось садиться на метро к «Хоул Фудс» (Джейми настоял), и тащить с собой пакеты на обратном пути. Платформа была необычно пустой, не считая двух молодых парней, писающих на кипу чего-то, похожего на тряпки. Мы со Стеллой спорили о художественных достоинствах граффити (я считала это искусством, она — вандализмом), но я на секунду отвлеклась, чтобы громко оповестить парней об их отвратительности. Они не ответили. Даже когда к ним обратился Джейми. Только тогда я заметила, что кипой тряпок на самом деле был человек.

— Что вы творите, вашу мать?! — крикнул Джейми, уверенно направляясь к ним.

Я шла за ним по пятам, Стелла за мной. Мы увидели женщину, сгрудившуюся у стенки, ее жалкая коллекция вещей валялась вокруг, как мусор. Она была дамой взрослой, с грязным лицом и широко открытыми глазами. Часть меня надеялась, что она была без сознания и не знала, что с ней делали, но стоило взглянуть на нее, как стало ясно — все она знала. И ей было стыдно.

Я буквально излучала гнев. Тут один из придурков сверкнул самодовольной ухмылкой и сказал Джейми:

— Если тебе надо идти, то…

Закончить он не успел, так как я врезала ему по веснушчатой морде. Второй блондинчик уж было замахнулся на меня, но Джейми крикнул: «Стой!» своим фирменным голосом. Оба замерли, но все еще слышали нас. Определенно.

Мои руки были так крепко сжаты в кулаки, что ногти впились в кожу.

— Она тоже человек! Как вы могли так поступить? — крикнула я.

— Отвечайте, — сухо добавил Джейми. — И говорите гребаную правду!

— Бездомные как чума, — сказал Веснушчатый, затем с силой сглотнул, будто это могло забрать его слова обратно. Блондинчик просто усмехнулся. Ему вовсе не было стыдно.

Стелла присела рядом с женщиной и спросила, не голодна ли та. Я шагнула в сторону придурков, стоявших у края платформы.

— В ней куда больше человеческого, чем в вас! — Я слышала, как женщина тихо всхлипывала. — Стелла, поможешь ей?

Я не смотрела, кивнула ли она, но предположила, что да, когда услышала хруст пластика.

— Дай ей что-нибудь поесть, — попросил Джейми.

Стелла посмотрела на наши пакеты и кивнула, предлагая женщине руку.

— Как вас зовут?

— Мария.

Она помогла ей подняться и сказала:

— Ну что, пошли?

— Нет, — медленно протянула я, поглядывая на парней. — Думаю, я останусь.

— Мара. — Процедила девушка. — Пошли.

Джейми придвинулся ко мне.

— Вообще-то, я тоже хочу остаться.

Веснушчатый рассмеялся.

— Вы серьезно думаете, что сможете нас наказать?

Много они знали! Я оглянулась на Стеллу:

— Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, — неуверенно сказала она.

Я вернула взгляд на Веснушчатого и Блондинчика.

— Тогда иди. Сейчас же.

Но та не послушалась. Вместо этого она высвободила руку от Марии.

— Что вы собираетесь с ними сделать?

— Я хочу посмотреть, как Мара использует «круцио» на их задницах, — сказал Джейми.

Парни захохотали.

— Скорее «авада кедавра».

Стелла переводила взгляд с нас на них.

— Ты же не всерьез?

— Они этого заслуживают, — тихо прошептала я.

Блондинчик фыркнул.

— Две девчонки и ребенок? — Он окинул Джейми взглядом. — Сколько тебе лет?

— Достаточно, чтобы надрать тебе зад.

Веснушчатый согнулся от смеха.

— Я бы вырвала тебе глаз. Просто чтобы увидеть, как он смотрится в моей руке, — сказала я, но безрезультатно.

Это нормально. Ему необязательно мне верить.

— Ты же не… вы же не собираетесь… — судя по ее тону, Стелла совсем не была уверена в своих слабых утверждениях.

Я пожала плечами.

— Все по-честному.

Она повернулась к другу:

— Джейми.

Он не ответил.

— Заставь их сидеть ровно и пописай на них, — предложила Стелла. — Вот это будет по-честному!

Он покачал головой.

— Послушай, если бы ты пописала на меня…

— Я бы никогда так не поступила. — Девушка немного расслабилась. Она думала, что Джейми шутил. Возможно и так.

— Я очень ценю это, но давай представим, что ты все-таки пописала на меня. Тогда, если следовать Канту, я мог бы пописать на тебя в ответ. Это карательное правосудие. — Джейми повернулся к парням, замершим на месте — предположительно потому, что он им приказал. Они насторожено посматривали на нас. — Писать на бездомного человека — совсем другое дело. Это хуже. Есть уровни отвратительного, и это — практически высшая степень.

Так и было. Давно я не чувствовала себя такой злой, но, каюсь, я получала от этого и удовольствие. Мои нервы были на пределе. Синапсы горели. Я ощущала себя иначе и гадала, как же я выгляжу. Вытянула шею, чтобы посмотреть на отражение в зеркальной плитке и ждала, когда оно что-нибудь скажет, как обычно. Например, что делать. Но оно молчало. Хм-м.

Тем временем Джейми продолжал объяснять Стелле, почему эти придурки заслуживали большего наказания, чем она думала:

— Они в разной весовой категории. Они пользуются ее слабостью — это ужасно, отвратительно и аморально. Любой, кто так делает, заслуживает, чтобы его проучили. Пописать на них в ответ недостаточно.

В точку. В туннеле подул теплый ветер, навивая меня на мысль.

— Поезд едет, — обратилась я к Джейми.

Он встретился со мной взглядом и все понял.

— Слушайте внимательно, — сказал он парням, у которых и так не было выбора. — Спрыгните с платформы. Не становитесь на третью рельсу, но держитесь путей.

Глаза Стеллы округлились.

— Нет, — прошептала она. — Нет!

Но Джейми ее проигнорировал, и парни подошли к желтой линии, огромными буквами предупреждающей держаться подальше. Они спрыгнули с платформы, избегая третьей рельсы, как и было указанно. По выброшенной пачке из-под чипсов и фиолетовой ленточке пробежали две крысы, после чего исчезли в туннеле.

— Идите за ними, — сказал Джейми. — Зайдите в туннель.

— Ты не можешь это сделать! Джейми. Джейми! — кричала Стелла.

Я ответила за него:

— То, что они сделали, было неправильно.

— Но они не заслуживают такого!

— Откуда тебе знать? Что они думают?

Стелла притихла. Я наблюдала, как она сосредотачивается, как меняется ее лицо, мрачнея от каждой подуманной ими мысли.

— Неважно, — тихо сказала девушка, и по ее тону я поняла: ей не понравилось, что она услышала. — Это всего лишь мысли.

Но теперь мне стало интересно.

— Джейми, можешь заставить их говорить свои мысли вслух?

— Могу попытаться, — он подошел к краю платформы. — Давайте же послушаем, кретины! Озвучивайте каждую мысль, рождающуюся в ваших крошечных мозгах!

Очередное дуновение теплого ветра взъерошило их волосы, и Веснушчатый оглянулся через плечо, прежде чем крикнуть:

— Пошел ты!

Блондинчик добавил невыразимое слово.

Я наблюдала, как лицо Джейми ожесточается.

— О, не останавливайтесь, — тихо подначивал он. — Расскажите, что вы чувствуете на самом деле.

— Вы — настоящие паразиты, — распылялся Блондинчик. — Ленивые, бесполезные, ничтожные. Вы должны быть моими рабами!

Стелла побледнела. Ее голос дрожал:

— Они просто невоспитанные, Джейми. И глупые. Их смерть принесет тебе больше вреда, чем им. А как же их семьи?

Я ощутила предательский гул метро под ногами. Стелла что-то сказала, но Джейми не обращал внимания. Я посмотрела на Марию.

— Прекратите, — тихо попросила она; я едва ее расслышала. — Отпустите их.

Тут-то мой друг и дал слабину. Он все еще злился, но это был другой вид гнева. Холодный. Смиренный. Я уже знала, что он собирается сказать.

— Вылезайте оттуда. — На его лице было написано отвращение. — Она лучше, чем любой из вас.

И она, и Джейми. Но не я.

Он бы ни за что не дал им умереть, просто запугивал. Я же хотела их убить. Поступки парней не были незаконными, но это не отменяло их ядовитости. Вскоре они совершат что-нибудь более ужасное и навредят людям, которые этого не заслуживали. Я хотела остановить их прежде, чем появится такая возможность. Интересно, способна ли я на это?

В этот момент Веснушчатый подал руку Блондинчику. Поезд приближался — я видела свет вдалеке. Но к его приезду парни уже будут в безопасности. Я не знала, чего желать, что думать, и это меня злило даже больше. Они не могут уйти безнаказанными. Я не позволю.

Веснушчатый выругался. Он посмотрел на Блондинчика, его лицо скривилось от боли. Из носа текла кровь.

— Какого хрена! — прокричал парень, когда его губы окрасились алым. С диким, потерянным взглядом, он сжал свои ноздри, чтобы перекрыть поток.

Стелла в ужасе оглянулась на меня.

— Мара.

Джейми тоже посмотрел. Они знали.

Когда Веснушчатый наконец поднял друга с путей, то рухнул на пол, тоже истекая кровью.

Стелла потянула Джейми за руку.

— Скажи ей… заставь ее остановиться. Заставь ее остановиться!

Мария прикрыла рот; казалось, ее тошнило.

Поезд приехал на станцию, привезя с собой людей. Вокруг парней собралась толпа, и я с удивлением отметила Марию среди них. Она отошла от нас и рьяно что-то обсуждала с полицейским, пытаясь помочь тем же людям, которые сделали ее своей жертвой. Меня это впечатлило. Я решила оставить их в живых.

На сегодня.