ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Инопланетяне тянут ко мне свои гладкие, светящиеся руки и когтистые пальцы. Джексон здесь, рядом со мной. Я жду, когда он выстрелит. Почему он не стреляет? Его ботинок врезается в руку инопланетянина, из-за чего его оружие взлетает в воздух, переворачиваясь снова и снова.

Когда оружие приземляется на пол, слышится громкий стук. Бам. Бам.

Я резко просыпаюсь, мое сердце бешено стучит, мышцы дергаются. Шторы задернуты, луч раннего сентябрьского солнца проникает сквозь узкую щель посредине. Кто-то снаружи стучит в дверь. Джексон. В ту же секунду, как на ум приходит эта мысль, я понимаю, насколько она маловероятна. Он может быть частью моих кошмаров — которые я испытала вчера, которые пережила ночью — но не частью моего мира.

Я со стоном перекатываюсь набок, смотрю на часы и с рывком поднимаюсь. Пропустила свою пробежку. Пропустила звонок. Черт, пропустила половину уроков. Затем я вспоминаю, что сегодня суббота. Ни пробежек, ни звонков, ни уроков, ни школы. Это и облегчение — поскольку я не хочу, чтобы на меня пялились, слышать шепот или кучу вопросов о вчерашнем инциденте — и разочарование — поскольку в школе будет Лука, а он моя единственная надежда на получение ответов.

Человек снаружи еще раз стукает кулаком по двери. Он заслуживает приз за настойчивость.

Я скатываюсь с кровати и направляюсь к окну, открываю его и высовываю голову.

— Эй!

Карли выходит из-под навеса на крыльце. Не удивлена, что это она; любой другой воспользовался бы звонком. Но Карли начала стучать в мою дверь с детских пор, когда не могла достать до кнопки, и продолжала в том же духе, пока взрослела.

— И тебе привет. — С правой стороны у нее появилась новая ярко-розовая прядь. В руках у нее картонный лоток с двумя кофе, она отодвигает его в сторону, прищурившись. — Я рассказала по меньшей мере двадцати людям о своих наблюдениях твоего героизма. По большей части потому, что ты не отвечаешь на звонки, чтобы поведать все самой. — Она склоняет голову в сторону. — Для кого-то, кто все проспал, ты выглядишь довольно дерьмово.

— Спасибо. Я и чувствую себя дерьмово. — Может, я и проспала, но отдохнувшей себя не чувствую. Не удивительно. Несмотря на усталость, прошлой ночью мне с трудом удалось уснуть и оставаться в этом состоянии. Слишком много снов и отнюдь не милых.

— Я тебе сто раз звонила, — говорит девушка. — Почему ты не отвечала? Не важно. Спустись и открой мне.

— Уже иду. Кстати, классная прическа, — бормочу я. Карли снова скрылась под навесом. Я только собираюсь отойти от окна, когда волоски на моем затылке начали вставать дыбом, покалывая. Я замерла, сканируя пустую улицу, чувствуя, будто там кто-то наблюдает за мной. Но никого нет. Единственный человек на горизонте — соседка тремя домами дальше. Она стоит ко мне спиной, склонившись над своим садом и копая. Я закрываю окно и ныряю обратно.

Достаю телефон. Кто-то его выключил. На тумбочке лежит записка, наводящая на мысли, что этим «кто-то» был папа. Я чувствую моментальную панику, потому что он принял решение за меня и позволил проспать. Пару глубоких вдохов и паника ослабевает. Глупо, знаю, пытаться контролировать каждую мелочь, но так или иначе, таков был мой инстинкт с того момента, как… умерла мама.

Я беру папину записку.

«УШЕЛ НА РЫБАЛКУ. ОХОЧУСЬ НА ЛОСОСЯ. ПОДУМАЛ, ЧТО ТЕБЕ НЕ ПОМЕШАЕТ ЛИШНИЙ ОТДЫХ. ЗВОНИ, ЕСЛИ ЧТО-ТО ПОНАДОБИТСЯ.

ПАПА»

Всем остальным он пишет сообщения, но мне оставляет записки от руки со смайликами внизу. Меня это иногда раздражает. Но после вчера, я ценю тот факт, что, хоть мой мир перевернулся, что-то в нем не менялось. И я рада, что он пошел на рыбалку. Отец так часто спрашивал, действительно ли я в порядке, что мне начало казаться, что он поставил вопрос на «повтор». Видимо, он наконец мне поверил. В последние пару месяцев папа игнорировал даже самые любимые свои хобби, как боулинг и рыбалку. Может, это знак изменений к лучшему. Мечтать не вредно.

Я включаю телефон и обнаруживаю биллион сообщений от знакомых и едва знакомых людей, желающих узнать, как я спасла сестру Дженис. Я снова выключаю его и натягиваю клетчатые фланелевые брюки с потрепанной футболкой, а затем спускаюсь вниз, чтобы впустить Карли.

Она сбрасывает туфли, следует за мной на кухню и ставит кофе на столик, рядом с аккуратным рядом пустых пивных бутылок. Они идеально выстроены наклейками с лейблом вперед. Она смотрит на них, но ничего не говорит. Я смотрю на них, пытаясь вспомнить, были ли они тут, когда я ложилась спать. Не были. Это значит, что папа расправился со всеми семью, когда я поднялась наверх.

Он бросил курить, как только маме сказали диагноз. И начал пить в день, когда ее похоронили. Возможно, он пил и раньше, но я не замечала. Забавно, как многое о моих родителях ушло вместе с матерью.

Карли открывает холодильник и заглядывает внутрь, затем проводит пальцем по крышкам бутылок на двери.

— Семнадцать, — говорит она, быстро подсчитав. Цифра смягчает напряжение в моих плечах. Все бутылки на месте и учтены; папа не брал с собой пива. Я касаюсь ободка каждой пустой бутылки по очереди. Сухие. Вряд ли он выпил их утром. И он клялся, что никогда не пьет за рулем. Хочу в это верить и, кажется, сегодня я могу.

Подперев бедром столик, Карли наблюдает, как я выкидываю их в картонку под раковиной, затем протираю поверхность, хоть она и не грязная. Она пытается понять, хочу ли я поговорить об этом. Не хочу.

Но я хотела бы поговорить о произошедшем вчера; так сильно, что кажется, будто слова сдавливают мне горло. Обычно я почти все рассказываю Карли, а об остальном она догадывается сама. Таить от нее нечто столь важное кажется неправильным, но меня преследует предупреждение Луки, и я не хочу рисковать. Кроме того, даже если я ей скажу, как она может в это поверить? Я едва в это верю, а ведь все происходило со мной.

— Тебе какое? — спрашиваю я, кивая подбородком на кофе.

— Калорийное двойное мокко с мятой для меня, старый добрый низкокалорийный латте без кофеина для тебя.

Я хватаю пару шоколадок «Поп-Тартс», оставляю одну себе, а другую отдаю Карли.

— Поп-Тартс? — спрашивает она, приподняв бровь. Помню, когда нам было… девять, она тренировала это выражение в зеркале, пока не почувствовала, что получается, как надо. С тех пор она отточила его до идеала.

Это выражение заставляет все казаться обычным, будто ничто не поменялось. Я с секунду пялюсь на нее, желая, чтобы все это было сном. Кошмаром. Нервным срывом. Но не с моей удачей. Все иначе.

Я заставляю себя пожать плечами и откусить кусочек.

— Субботний завтрак чемпионов.

— Ох, точно, — говорит она. — Сегодня же суббота.

Только в этот день я позволяю себе нарушить диету здорового питания — привычка, начавшаяся после маминой болезни. Она пробовала все лечения, которые предлагали доктора. Натуропатия. Гомеопатия. Йога. Мы с папой много чего перепробовали вместе с ней. Здоровое питание мне понравилось. Люблю контролировать то, что поступает в мое тело. Что я ем, как часто бегаю, насколько высокие мои оценки, насколько все аккуратно дома — все это в моей компетенции, и только в моей.

Это одна из причин, по которой сны — кошмары — были столь ужасными. Я не могу контролировать свои сны, и что еще хуже, я не могла контролировать произошедшее вчера в моей жизни. Мысли об этом вызывают у меня покалывание по коже.

Карли облизывает пену с верхней губы.

— Ита-а-а-ак… ты уже с ним поговорила?

— С ним? — мое сердце вздрагивает. Откуда она знает о Джексоне?

— С ним, — повторяет девушка. — Лукой. — Есть что-то странное в том, как она произнесла его имя, как-то медленно и нежно.

— Лука. — Я поджимаю губы. — Точно.

— Он весь из себя темноглазый одиночка в толпе, не против чужого внимания, — говорит она со вздохом. — Это сексуально.

— Так может тебе стоит ему позвонить?

Она стукает пальцем по подбородку, всерьез погрузившись в раздумья. На ее лице мелькает выражение, которое я не могу прочитать, вроде сожалеющего и грустного. Затем девушка качает головой.

— Нет, тебе. Я видела, как он смотрел на тебя вчера, прямо после того, как парень чуть не умер, выбежав перед грузовиком, чтобы спасти тебя. И ты определенно страдаешь бессонницей из-за него. Так что звонить будешь ты. Знаешь, чтобы узнать, как он себя чувствует после вчера. — Она ухмыляется. — Идеальный повод.

Я пялюсь на нее. Не помню, чтобы Лука смотрел на меня с любой другой эмоцией, кроме паники, пока пытался втолковать, что говорить об игре нельзя. И я не страдала из-за него бессонницей. Единственным человеком, проскальзывающим в мои кошмары, был Джексон.

Кошмары, не сны. Я никогда не мечтала о парне, не в том смысле, в котором имеет в виду Карли. Но если бы собиралась, думаю, это был бы кто-то больше похожий на Луку, чем на Джексона, кто-то не разбрасывающий приказы и не отвечающий загадками. И не заставляющий каждую клетку моего тела становится нервной и резкой.

— У меня нет номера Луки, — бормочу я с полным ртом «Поп-Тартс».

— А домашний? Он должен быть в телефонном списке.

Я качаю головой.

— Уже смотрела вчера…

— Ох-хо! Так ты все-таки пыталась ему позвонить!

Я игнорирую ее вопиющее ликование, отказываясь подливать масла в огонь.

— Не пыталась. Просто хотела найти номер. Это разные вещи. В любом случае, мне не удалось. Они с папой переехали недавно, может, он пока не записан, или у них нет домашнего телефона.

— А аккаунт в интернете?

— Не нашла. Может, социальная медиа не для него.

— Тогда вам определенно нужно начать встречаться. — Ухмыляется мне Карли. У меня есть аккаунт. У кого нет? Разница в том, что я обновляла его где-то три раза за последние три недели, пока остальные обновляли как минимум три раза в час.

Я игнорирую издевку и отвечаю естественным тоном:

— Кто говорит о том, чтобы встречаться? Я всего лишь пыталась найти его номер.

— Тебе стоило позвонить специалисту. — Карли вытаскивает свой телефон. — Дай мне пару секунд.

У нее уходит больше времени, но ненамного. Десятью смсками, тремя звонками и пятью минутами позже, у Карли есть номер мобильного Луки. Они с Ди и Сарой могут выведать буквально все.

— Спасибо. — Я смотрю на номер, который Карли быстро записала. Девушка вглядывается в меня с ожиданием.

— Мне, эм, нужно подумать, что я хочу сказать. — Уклоняюсь я. Не хочу звонить Луке сейчас, когда подруга вслушивается в каждое слово. То, что я хочу у него спросить, требует конфиденциальности.

— Нет уж, ты так просто не отвертишься. — Карли покачивает указательным пальцем.

— Ладно, я пошлю ему смску. — Я стараюсь сделать ее максимально безобидной — просто интересуюсь, в порядке ли парень — поскольку Карли настаивает, что ей нужно проверить ее. Стоило ее отослать, как она начинает улыбаться, вскидывает руки вокруг меня и крепко прижимает.

— Я так рада, что тебе наконец стало лучше, — шепчет она.

Я окаменела от ее слов. Она считает, что я влюблена в Луку. Думает, что я смогу снова с легкостью смеяться, как раньше. Меня тошнит, потому что она не могла быть более далека от правды, и потому что не могу ей ее рассказать. Вообще ничего. Если Лука прав, ее жизнь зависит от моего молчания. Мне остается лишь обнять ее в ответ.

Карли достает пульт между подушками дивана, и мы устраиваемся под древним пледом, который мама связала, когда была беременна мною. Пока мы смотрим телевизор, я отвечаю на сообщения, отправляя людей на страничку Карли, где она выставила подробный рассказ очевидца о случившемся.

Часом и парой мультиков позже, я иду в ванную, чтобы снова написать Луке. На этот раз, мое сообщение более настойчивое. Еще через час я повторяю действие. Стереть и отправить повторно — так и идет мой день. Парень не отвечает.

Карли фыркает, когда я направляюсь в ванную в пятый раз.

— Инфекция мочевого пузыря? — спрашивает она невинным голоском.

— Ага. Подхватила на твоей туалетной сидушке.

Она кидает подушку мне в голову.

Когда мой телефон начинает звонить в 17:30, я чуть не выпрыгиваю из кожи. Но это всего лишь Келли, просящая встретиться с ней в «Техасские хот-доги Марка» на Монро для ужина.

И лишь после полночи — как только папа пошел спать, и в доме стало тихо — я набираюсь смелости позвонить Луке. Он не берет трубку, а я не оставляю голосового сообщения.

Уже засыпая, мне приходит смска:

«Не задавай вопросов, не могу ответить, уже говорил. Пытаюсь защитить тебя.»

На меня накатывает раздражение, и я отвечаю:

«Не куплюсь на это. Наберешь меня?»