ГЛАВА ШЕСТАЯ

 

           

Головная боль вернулась, но не с той же силой, что раньше. Уже третий раз за один день. Просто джекпот.

По моим последним воспоминаниям на улице была ночь, но сейчас на меня светят лучи яркого дневного солнца, от которого у меня болят глаза. Потому я их закрываю. Карли выкрикивает мое имя, звук получается визгливым и полным паники, и каким-то далеким.

Щелк. Мои глаза открываются. Мое зрение обостряется. Я падаю и никак не могу этого предотвратить. Я вижу грузовик так близко, что могу разобрать куски ржавчины на решетке радиатора. Я вижу тротуар, плоский и серый, приближающийся мне на встречу. Я больно врезаюсь в него и проезжаюсь по грубой поверхности, сдирая слои ткани и кожи.

Далее следует бесконечный визг тормозов и запах жженой резины. Моя голова резко поднимается, и я пытаюсь отползти с дороги. Но не могу найти опору.

Ужас сковывает мое горло.

Затем я чувствую ладонь на своей руке, тугую как тиски, поднимающую меня на ноги.

Лука.

Он тянет. Я тяну. В разные стороны. Наш танец совсем неправильный.

Тут он резко отпускает меня. Из-за импульса мы падаем далеко друг от друга. Я спотыкаюсь назад и жестко приземляюсь на пятую точку и локти.

Музыка орет. Тормоза ревут. Я чувствую порыв ветра, когда старый грузовик проносится между мной и Лукой. Он резко останавливается примерно в пяти футах от нас.

Растянувшись на земле, я пялюсь на машину, мои локти жжет в тех местах, которые поцарапались об асфальт. Бегло осмотревшись, я обнаруживаю, что не была серьезно ранена. Мой взгляд движется к Луке. Он лежит на земле, распластавшись во все стороны. Это напоминает мне о Райчел, лежащей без всякого движения перед тем, как нас выдернули.

Лука поднимается на ноги. Его руки целы и невредимы — ни крови, ни сломанных костей, ни рваных ран. Не считая свежей царапины на колене и на руке, он в порядке. И я тоже в порядке, а не валяюсь в луже крови со сломанными конечностями. На моем бедре нет раны. Даже мои джинсы выжили — ни дырок, ни пятен крови.

Мы с Лукой в порядке. Как и говорила Райчел, мы восстановились: материализовались чудом исцеленные. Это значит, что, куда бы ее ни выдернуло, Райчел тоже в порядке. И Тайрон. И Джексон. Я выдыхаю воздух, который не осознавала, что сдерживала.

Я смотрю на Луку.

— Остальные…

Он рассекает воздух ладонью и спешно идет ко мне.

— Ни слова, — настаивает он низким и напряженным голосом, садясь на корточки рядом со мной. — Мы не обсуждаем это друг с другом вне игры. И ни с кем другим тоже. Никогда. Это залог нашего выживания.

Игра. Он и дальше будет это так называть? Драу, битва… мне они казались реальными. Если это игра, то я не хочу больше в нее играть. Но Джексон был предельно тверд, когда говорил, что это не игра, и даже если я не желала верить ему, то, что я видела сегодня, было довольно убедительным.

Я тру лоб. Я так запуталась.

— Они узнают, если мы будем говорить об этом, — продолжает Лука. — И избавятся от нас.

Наши глаза смыкаются друг на друге. Я вижу, что он верит каждому своему слову, и боится. Я вздрагиваю.

— Кто они?

— Ни слова, — шипит он.

Я киваю. Я умею добиваться своего. Нужно сменить тему. Отвлечь. Переждать. Сейчас Лука ничего не скажет. Но в какой-нибудь другой раз, когда он будет расслаблен, а не настороже…

Его губы сжимаются в тонкую линию. Его глаза темные и бездонные.

Подождите-ка. Что? Его глаза темные? Они не голубые, а богатого коричневого оттенка черного кофе, как я и считала до момента, когда мы оба, сломленные, лежали на земле после аварии.

Вот только аварии никогда не было.

Я смотрю на грузовик, а затем щурюсь на дневное небо. Мы находимся точно в том же месте — и времени — где были до того, как все произошло. До вестибюля и оружия, до инопланетян и битвы. Райчел сказала, время кладется на банковский счет. Судя по всему, мы только что сняли его обратно.

— Что нам теперь делать? — спрашиваю я.

— Жить своей жизнью. — В его ответе чувствуется резкость, оттенок горечи.

Жить своей жизнью. То же самое сказала Райчел в вестибюле… что-то на счет возвращения к обычной жизни. До следующего раза.

Карли снова выкрикивает мое имя, невероятно медленно растягивая слоги. Я поворачиваю голову и вижу, как она бежит ко мне, но ее движения почти комичны, будто она часть фильма, идущего в замедленной съемке. У меня уходят секунды, чтобы понять: все в замедленной съемке, кроме Луки и меня.

У меня накопилось так много вопросов, и ни на один я не получу ответа, потому что Лука явно не желает давать мне их, и потому, что у меня никогда не появится возможности их задать. Моя головная боль возрастает, пока не начинает давить на глаза и не вызывает боль в челюсти и суставах. В ушах что-то щелкнуло, и боль исчезла.

— Бум. Мы вернулись, — бормочет Лука за миллисекунду до того, как все меняется и мир ускоряется. Карли больше не в замедленной съемке. Она бежит ко мне на полной скорости.

— Мики! Боже мой, Мики! Ты в порядке? — Карли резко останавливается и падает на колени рядом со мной. Она проводит руками по моим ногам и рукам. Я опускаю взгляд, ожидая увидеть кон на запястье. Он исчез, как и боль в голове и ребрах, и кровь, которая должна была растечься по земле.

Келли и Ди прямо позади нее. Я окружена друзьями, которые снова и снова спрашивают, в порядке ли я. Я отвечаю им, что да. Я вру. Я так далека от «в порядке», что даже смешно.

Я тихо заверяю их в своем благополучии и оглядываюсь в поисках Луки. Он уже стоит на ногах и пятится.

Дженис Харпер замерла на тротуаре, качаясь из стороны в сторону со своей маленькой сестрой. Она поднимает голову и смотрит на меня. Ее глаза широко распахнуты, а лицо — бледное. Она садится и крепко обнимает сестру, не отрывая от меня глаз.

— Спасибо.

Я не могу услышать ее сквозь болтовню друзей, но могу прочитать слово по ее губам.

Я сделала это. Я спасла ее. Хаос взят под контроль. Мой разум похлопывает меня по спине и говорит почувствовать себя хорошо, работа сделана. Но я не могу.

Металлический лязг захлопывающейся двери обращает на себя мое внимание. Водитель грузовика облокачивается на капот с телефоном в руке. Он разговаривает, его пальцы постоянно проходят по редеющим волосам, а лицо обеспокоенно нахмурено. Через мгновение вдалеке начинает слышаться сирена.

Он коротко смотрит на меня, окруженную друзьями, и направляется к Луке. Мужчина останавливается и говорит что-то, что я не могу услышать. Лука кивает и отвечает.

— Мики! — Карли щелкает пальцами. — Поговори со мной. Ты немого рассеянная.

Можно и так сказать.

— Я в порядке. Правда.

Руки хватают меня под мышки, помогая встать на ноги. Я на удивление стойкая, не чувствую головокружения или боли, не считая расцарапанных локтей. Я держусь за руку Карли, пока Ди поглаживает меня по спине, а Келли пялится на меня и прижимает ладони к губам.

— Тебе можно стоят? А ходить? — теперь руки Келли трясутся, как крылья бабочки. — Я спасатель и ходила на уроки первой помощи. Не думаю, что тебе стоит двигаться.

— Я в норме, — говорю я.

— Может, Келли права, — говорит Ди. — Наверное, тебе не стоит двигаться. У тебя могло быть сотрясение. Или перелом шеи. Я смотрела шоу, где парень получил травму во время тренировки по футболу и думал, что с ним все нормально, но несколькими днями позже он умер, потому что какая-то кость наверху его шеи на самом деле была сломана и он… —  ее голос сходит на нет, когда остальные поворачиваются, чтобы посмотреть на девушку, — …умер.

— Я в порядке, — снова говорю я и оглядываюсь на Луку. Он стоит на дальней стороне дороги, его лицо излучает недовольство, руки скрещены на груди. Я в недоумении. Мы живы. Мы сделали это. Чего он так злится? Я делаю шаг в его сторону. — Мне просто нужно… — «кое-что спросить у Луки». Мне не удается закончить предложение, так как подъезжает полиция, за которой следует скорая помощь.

— Ты ненормальная, — говорит Келли.

Я кривлюсь. Карли окидывает ее сердитым взглядом. Ди ахает.

Кардинальный грех — публично назвать одну из моих проблем. Мне приходится прикусить язык, чтобы не ответить Келли, плюнув одним из ее недостатков ей в лицо. Обычно я не такая мстительная, но на данный момент в моей защите достаточно прорех.

— Не делай этого, — говорит Карли. — Она не то имела в виду. — И этого достаточно, чтобы успокоить меня. Я знаю, что если сорвусь на Келли, то пожалею об этом позже.

— Я хотела сказать, ты такая спокойная, — спешит пояснить девушка, краснея. — Если бы меня чуть не сбил грузовик, я бы не была такой спокойной. Вот и все, что я имела в виду. Я не думаю, что ты ненормальная; я только хотела сказать…

— Я знаю. — Я прерываю ее, потому что выражение ее лица уже говорит мне, что она ужасно себя чувствует из-за своих слов, а сейчас я не хочу чувствовать себя ужасно из-за того, что она чувствует себя ужасно, потому что волнуется, что задела мои чувства. Сейчас, единственным человеком, с кем мне хотелось пообщаться, был Лука. Он прямо там, примерно в двадцати шагах от меня. Двадцати шагах, которые с тем же успехом могли быть тысячей, поскольку это до боли очевидно, что Лука не хочет говорить со мной.

И тот факт, что Лука не говорит, наводит меня на мысли о Джексоне. Он обещал, что как только мы закончим, он даст мне все ответы. Легко было обещать, когда он знал, что не будет рядом, чтобы услышать вопросы. Я мрачно смеюсь. Друзья удивленно пялятся на меня, но меня спасают от объяснений, когда один из санитаров подходит ко мне.

Следующие полчаса проходят как в тумане. Санитар осматривает меня. Полицейские берут показания. Кажется, они выписали водителю повестку в суд, но я не уверена.

С Лукой они закончили раньше меня. Повернувшись ко мне спиной, он машет мне на прощание и уходит, даже не обернувшись, оставляя меня сидящей в машине скорой помощи, пока санитар заканчивает накладывать повязки на локти.

Я чувствую, что готова заплакать; чувствую, что хочу свернуться в комочек. Я чувствую, что хочу что-то ударить так сильно, чтобы кожа на моих костяшках сдерлась. Я готова пробежать мили и мили. Сбежать.

Я все еще вижу Луку вдалеке, когда они отпускают меня. Я только собралась броситься за ним в погоню, когда синий «Форд Ескейп» паркуется рядом, перегораживая мой путь к бегству. Из него выпрыгивает папа, его темные волосы растрепаны, будто он снова и снова проводил по ним рукой. Его челюсть сжата и покрыта беспокойными морщинками. Он стал, как истукан, двигаются лишь его темные глаза, пока не останавливаются на меня, а затем он в мгновение ока преодолевает широкими шагами расстояние между нами.

— Ты бы поступил так же, — говорю я в ту секунду, как его руки смыкаются вокруг меня. Я делаю глубокий вдох. Он пахнет кондиционером для белья и пряным кремом для бритья. Он пахнет, как папа, и воспоминания о детстве. Он пахнет безопасностью. И я невероятно благодарна, что сейчас от него не пахнет выпивкой.

Он на секунду прижимает меня еще крепче, а затем отпускает.

— Да, — говорит он хриплым голосом. — Но это не значит, что моя кровь не заледенела, когда мне позвонила Карли.

— Ей не стоило этого делать. — Я мрачно смотрю в ее сторону, девушка стоит на тротуаре с Ди и Келли, но она не смотрит в мою сторону.

— Тебе стоило мне позвонить.

— Я в порядке. — Сегодня я чувствую себя попугаем. Вначале я пронзительно кричала «что, что, что», а теперь «я в порядке».

Папа строго смотрит на меня, но я лишь поджимаю губы и ничего не говорю. Правда в том, что я рада, что Карли позвонила ему. Я рада, что он здесь.

Он проводит меня к машине и открывает передо мной пассажирскую дверь, пока Карли, Келли и Ди садятся назад.

— Хочешь компании? — тихо спрашивает он, прежде чем я успеваю сесть.

Я качаю головой. Я люблю своих друзей, но сейчас мне просто хочется послушать музыки в одиночестве.

— Тогда я развезу их по домам.

Я начинаю садиться в машину, затем замираю с одной ногой внутри и рукой на крыше, когда холодный ветер касается моего затылка. Вот только никакого ветра нет.

Я осматриваюсь по сторонам.

Лука все-таки не ушел. Он стоит вдалеке и наблюдает за мной, будто хочет убедиться, что я в порядке. Или убедиться, что я не скажу лишнего.

Но я все никак не залезу в машину. Я оттягиваю время, осматриваясь вокруг потому, что не могу избавиться от чувства, что он не единственный, кто наблюдает за мной.