ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

 

           

Первым до меня доходит шум. Машин. Множества машин. Гудков. Людей. Голосов и смеха. Видимо, моя голова все-таки не взорвалась.

Мои ладони сжаты на боках, и я согнута пополам, чувствуя себя потерянной и одурманенной. Я всегда была девушкой с чугунным желудком, но, похоже, тошнота стала моим новым спутником по жизни.

Дальше меня ослепляют блики огней. Я выпрямляюсь, и куда бы я ни посмотрела — везде ярко освещенные вывески на фоне ночного неба. «Казино. Выберите свои номера. Девушки!». Справа от меня Райчел и Тайрон, слева Джексон и Лука. Никто из них не выглядит впечатленным тем, что мы только что пережили. Я гадаю, сколько раз они уже это проделывали. И как часто.

Где мы? На одной стороне улицы огромный пиратский корабль, на другой два зеркальных здания. Над нами возвышается мост, а впереди виднеется что-то похожее на торговый центр. Вывески и пейзажи навивают мне мысли о Лас-Вегасе. Я никогда не была здесь раньше, но видела его по телевизору. Даже не пытаюсь сообразить, как мы сюда попали. На данный момент, я просто плыву по течению событий.

Сколько сейчас времени? На улице ночь, но, насколько я помню, был поздний вечер. В Рочестере. Который далеко от Вегаса.

— Мы потеряли… около… десяти часов, — сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Считай, что их положили на банковский счет, — отвечает Райчел. — Мы получим их обратно.

Я чуть не спрашиваю, не в Американском Банке ли они или в Чейзе, но меня останавливает то, как Лука сжимает губы в тонкую линию. По моему позвоночнику пробегают мурашки на маленьких лапках.

Он ловит меня на том, что я наблюдаю за ним, и выдавливает слабую пародию на ободряющую улыбку.  

— Шевелитесь, — говорит Джексон, уже спеша вперед. Когда он проходит мимо, то быстро бросает на меня взгляд. По крайней мере, мне кажется, что он смотрит на меня. На нем все еще темные очки, хоть на улице ночь, гладкие стеклышка отражают все яркие вывески в миниатюре.

Я помню его тон, когда он говорил, чтобы я держалась достаточно близко к нему, чтобы он слышал мое дыхание. Я делаю пару быстрых шагов, чтобы догнать его, остальные идут позади нас, формируя маленькую группу.

Лука начинает идти вровень со мной.

— Магия, — говорит он, и когда я окидываю его недоумевающим взглядом, поясняет: — Я знаю, ты гадаешь, как мы сюда попали. И отвечаю: магия. Пытаюсь разрядить обстановку… — Он качает головой. — Не обращай внимания.

— Нас выдернули, — говорит Тайрон, идущий сбоку от Луки.

Джексон ускоряется, и нам приходиться поступить так же, теперь мы скорее медленно бежим, чем идем.

— Выдернули, — повторяю я, вспоминая, как они использовали это слово на поляне. В «вестибюле». Лука и Райчел использовали его в контексте «выдернуты из реальной жизни».

— Нас выдернули через время и пространство, — говорит Тайрон, и он, должно быть, прочитал недоверие на моем лице, поскольку тут же засмеялся. — Просто смирись с такой версией.

Совет, которым я решаю воспользоваться. По большей части, из-за отсутствия альтернативы.

— Так что, нас могут выдернуть в любом месте, в любое время?

— Примерно так. — Он пожимает плечами. — Когда мы заканчиваем работу, нас выдергивают обратно.

Его объяснение лишь вызывает у меня еще биллион новых вопросов, например — кто нас выдергивает и как. Каждый раз, когда они пытаются помочь мне разобраться, все заканчивается тем, что я еще больше запутываюсь. Может, Джексон был прав, когда сказал, что объяснения не помогут, я должна все увидеть своими глазами.

— Ты не споришь от недоверия, — замечает Лука.

— Нахождение на заполненной улице Вегаса отправило меня на долгий путь к вере.

Тайрон фыркает.

— Ты геймер? — спрашивает он.

Я хмурюсь от его нелогичного заключения и качаю головой.

— Я играла. — Пару раз. С братьями Карли. Но я не эксперт.

— Когда ты геймер, то в происходящее легче поверить, — говорит он. — В любом случае, проведем ускоренный курс обучения. Ты получаешь очки за каждый удар. Если мы заканчиваем вовремя, то получаем бонус. От трех до пяти очков.

— Нам еще нужно заслужить временной бонус, — говорит Райчел. Она толкает Тайрона локтем в бок. — Некоторые из нас слишком много болтают, что, в свою очередь, замедляет остальных.

— Это она про Джексона. Он такой болтун, — говорит Тайрон, и они с Райчел обмениваются насмешливыми взглядами. Затем он вновь сосредотачивается на мне и продолжает: — Попади, по меньшей мере, в трех драу за две секунды и получишь мульти-ударный бонус. Попадешь в голову? Получишь бонусные очки. Застрелишь украдкой? Получишь бонусные очки. Штрафные баллы за травмы. Денежные очки за оружие. — Он оглядывается на Луку. — Вроде бы все, да?

— Тайрон наш главный эксперт, — зачем-то добавляет Лука.

— Да. Я уже поняла, — отвечаю я.

Райчел смеется.

— Если бы еще было понятно, о чем он говорит. — Она смотрит на него уголками глаз через ресницы. — Он надумал, что однажды возьмет концепцию этого мира и перенесет в компьютерную игру, а затем продаст за кучу денег.

Судя по тому, как она рассказывает это мне, Райчел вовсе не считает это безумной идеей. Она гордиться ею.

Мы продолжаем идти. Люди текут вокруг нас как вода, не глядя в нашу сторону, но расходясь, чтобы дать нам пройти.

Я следую за Джексоном прямо по центру группки женщин, которые смеются и обсуждают девичник и кубики какого-то парня. Мы пробиваемся через пару больших компаний, но в этот раз до меня доходит.

— Они не видят нас, — выпаливаю я.

Он замедляет шаг, чтобы я смогла догнать его.

— Да, но где-то в своем подсознании они чувствуют наше присутствие.

— Ничего себе. Ты выговорил больше десяти слов подряд и добровольно предложил информацию.

Не знаю, зачем я это сказала. Есть в нем что-то такое, что вызывает у меня желание язвить. Может, потому, что это отвлекает меня от моего страха. Но я жалею об утерянной возможности задать больше вопросов, когда он пробормотал:

— Я уже жалею об этом.

Он не смотрит на меня, когда я бурчу себе под нос:

— Как самому язвить, так нормально.

— Десять, — говорит он.

— Что?

— Ты сказала, что я выговорил больше десяти слов подряд. Но это не так. Я выговорил ровно десять.

Я открываю рот, но не могу придумать ни одного достойного ответа.

Я бегу в тишине следующие несколько секунд, а затем слышу:

— Дайте мне «к». — Я оглядываюсь на Райчел, она делает «V» руками и якобы машет помпонами. Она повторяет движение и кричит: — Дайте мне «л». — Девушка подымает брови. — Я позволю тебе самостоятельно вставить три средние буквы. Попробуй «о», «з» и «е».

Я мысленно добавляю буквы и выдыхаю смешок.

— Это наш Джексон, — она подмигивает мне.

— Ты болельщица.

— Что меня выдало? — Она указывает на свою форму и ухмыляется. — Мама хотела, чтобы я была на верхушке пирамиды, как и она, но я стою в основе. Это значит, что я одна из нижних, которая подымает болельщицу для выполнения трюка. И меня это вполне устраивает. Я бы не хотела оказаться на верхушке. Боюсь высоты. — Она разглядывает меня и спрашивает: — А ты?

Я качаю головой.

— Нет, я бегаю.

Есть что-то сюрреалистическое в этом разговоре. Он такой обычный. А наша ситуация… нет. Мы бежим по улицам Вегаса с миссией уничтожить инопланетян. До меня доходит, что я смирилась с этим фактом. Я знаю, что не сплю и не фантазирую. Это по-настоящему.

— В команде? — Спрашивает Райчел.

— Нет. — Я качаю головой. — Я не командный игрок. В отличие от Луки. Я бегаю просто для себя.

Она смеется, но с каким-то надрывом.

— Хорошо тебе. Иногда мне кажется, что я настолько занята, пытаясь заставить маму гордиться мной и делая все именно так, как она хочет, что забываю делать что-либо для себя.

— Что бы ты хотела сделать?

— Хороший вопрос, да? Думаю, мне еще нужно понять, где заканчиваются мамины идеи и начинаются мои.

Мы сворачиваем на более тихую улочку. Райчел бежит рядом со мной, и я поражаю себя до чертиков, когда выпаливаю:

— Моя мама умерла. МРЛ. Мелкоклеточный рак легкого.

На мое четырнадцатое день рождения она смеялась и гонялась за мной по волнам Атлантик Бич. Мы поехали в Северную Каролину, снимая тот же коттедж на берегу океана, что и всю мою жизнь. Но тот день изменил все. Я помню, как ее накрыло волной. Помню, как она всплыла и начала кашлять. И кашлять. Не думаю, что она вообще переставала кашлять после того момента. Четыре месяца спустя она умерла. Четыре месяца. Химиотерапия и радиация ни черта не помогли.

— Я заставила отца положить пачку сигарет и зажигалку в ее гроб, вместе с выбранными им фотографиями меня, его и всех нас вместе. — Я делаю паузу, вспоминая это, вспоминая времена, когда мои родители смотрели вместе телевизор или читали газету, а над ними нависали клубы дыма. — Я так злилась.

— Может, ты до сих пор злишься, — говорит Райчел.

Я замираю намертво, не могу поверить, что только что рассказала ей это — я никогда не говорила об этом. Даже с Карли. Никогда — и не могу поверить, что девушка, с которой я только что познакомилась, настолько попала в точку.

В прошлом месяце мне исполнилось шестнадцать, на этот раз на Атлантик Бич были только мы с отцом, бегущие в объятья океана с воспоминаниями наготове. Я делала вид, что соленые полосы на моем лице были от волн.

Как и он.

Я делала вид, что купальник не открывал вид на маленького орла, который я вытатуировала на месте сердца — символ храбрости: маминой, встретившейся лицом к лицу с ужасом своей болезни. Моей, продолжавшей висеть на ногтях на краю темной дыры, пытаясь двигаться вперед, мои воспоминания о ней медленно сворачивались по краям и становились более размытыми с каждым днем.

Папа делал вид, что не замечал мое тату, потому что уже запретил его делать до совершеннолетия.

Так мы и живем с отцом. По большей части честны друг с другом, но иногда — нет.

Я гляжу на Райчел. Может, она права; может, я все еще злюсь.

Тайрон пихает меня в плечо.

— Сосредоточься, — тихо говорит он. Я следую за его взглядом, чтобы увидеть, как Джексон мчится к нам.

— Сейчас не время для болтовни, — говорит парень. «Я же говорил тебе держаться достаточно близко, чтобы я слышал, как ты дышишь», — не сказал он. Но клянусь, я все равно это услышала.

Его слова служат напоминанием, которое сжимается вокруг моего сердца как кулак. На мгновение я была убаюкана чувством удовлетворенности, отодвигая в сторону недоумение и страх, и вопросы на счет безумия, в которое превратилась моя жизнь. Вместо этого я сосредоточилась на Райчел и том факте, что она казал милой, с ней было легко найти общий язык. Я была бы не прочь познакомиться с ней поближе.

Но сейчас не время для болтовни.

Джексон уже сказал, что не может читать мои мысли, но это вполне может оказаться ложью, поскольку следующими его словами было:

— Мы здесь не для того, чтобы заводить новых друзей.

— Ты такой придурок.

— Это помогает мне выжить.

— А ты любишь оставлять последнее слово за собой, — бормочу я, когда он отворачивается.

— Справедливо подмечено, — бросает он через плечо. Не будь это он, я бы поклялась, что парень улыбался при этих словах.

Мы бежали уже около часа, потому, когда Джексон поднял руку, мы замедлились до шага. Я едва запыхалась. Хотелось бы мне списать это все на прекрасную физическую форму, но, правда в том, что после такого бега я обычно вся мокрая и с отдышкой.

— Ты даже не вспотел, — шепчу я Луке.

Он кивает.

— Это все из-за того, что мы на миссии. Мы сильнее и быстрее. Нам не нужно есть или пить. Думаю, всему виной это. — Он поднимает запястье и указывает на свой кон. — Ты все еще чувствуешь это, потому что новенькая. В следующий раз будет легче.

В следующий раз.

— Ура. — Я двигаю плечами и спрашиваю: — Почему нас не высадили в конкретно том месте, где нам нужно быть? Зачем заставлять бежать до него целый час?

Хоть мои вопросы обращены к Луке, отвечает на них Тайрон.

— Первая причина: нам нужно акклиматизироваться к изменению. Время, которое требуется нам, чтобы добраться до цели, и есть временем, необходимым нашим телам и умам, чтобы достичь оптимальной производительности. Эндорфины и адреналин стимулируются бегом и перемещением. Вторая причина: когда создается временной порог, чтобы скинуть нас в нужном месте, это служит предупреждением нашим врагам.  Чем дальше мы, тем меньше у них возможности точно определить, где нас скинули или сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до них. Если нас выкидывают в городе, толпа может помочь нам замаскироваться, потому идти не долго, на самом-то деле. Если нас выкидывают в какое-то изолированное место, например в пустыню, то идти придется очень долго. Коны скрывают наш сигнал, что только затрудняет им работу.

— Ты много об этом знаешь, — говорю я.

— Я тут уже давно. — Он замолкает. — Когда меня впервые выдернули, я тоже задавал много вопросов.

— Чтобы использовать информацию для игры, которую ты планируешь продать.

— В точку. — Он ухмыляется. — Секрет долларов в деталях.

— Есть еще важные вопросы? — спрашивает Джексон.

— Я дам тебе знать, если мне взбредет какой в голову.

— Справедливо.

Мы следуем за Джексоном, который уводит нас от огней и людей, дальше по улице, ведущей к темному переулку пугающего вида. Вдоль кирпичной стены идет ряд мусорных мешков. В конце переулка виднеется одна вертикальная вывеска, с единственной освещаемой буквой: «п». Слева стоит мусорный контейнер. Джексон обводит нас вокруг него в узкий переулок, окружаемый заброшенными зданиями.

Запах гниющего мусора ударяет мне в нос, но более того, тут даже воздух чувствуется как-то не так. Слишком густой. Слишком тяжелый.

Мой пульс ускоряется. Во рту пересохло. Ладошки вспотели. А я даже не знаю, чего так боюсь.

— Там, — шепчет Джексон. Он указывает сперва на Тайрона, затем на Луку, а потом на темный проход.

Тайрон придвигается, и теперь они с Джексоном стоят по бокам от двери. Лука поворачивается к нам спиной, следя за переулком. Райчел выглядит готовой к… чему-то. Они проделывали это раньше. Все, похоже, знают свое место. Кроме меня.

Будто почувствовав мою неуверенность, Джексон поворачивается ко мне лицом и едва кивает головой, подзывая меня поближе к себе.

Мой страх берет вверх, когда я заставляю себя сделать пару шагов ближе, преодолевая дистанцию между нами. За этой дверью что-то есть. Что-то, рядом с чем я не хочу близко находиться. Я чувствую это на своей коже, ощущаю его вкус на своем языке.

Враг.

Это определенно горит огнем в какой-то примитивной части моей души.

— К оружию, — говорит Джексон, да так тихо, что я едва слышу. Уголком глаза я вижу, как Лука достает цилиндр из кобуры на поясе. Я делаю то же самое, по большей части потому, что не знаю, что еще делать. Не знаю, что будет дальше, но мне страшно. Я более напугана, чем была, когда выпрыгнула на дорогу перед грузовиком. Более напугана, чем была, когда очнулась, думая, что умерла.

Мои пальцы не до конца обхватывают холодный и тяжелый цилиндр. Прицеливаться и стрелять из этой штуки будет неловко. Я привыкла держать рукоять своего меча для кэндо, но это совсем разные вещи.

Только я подумала об этом, как цилиндр начал менять форму. Он трансформируется и плавится, принимая форму моих пальцев и подстраиваясь под ладонь, будто становясь продолжением моего тела. Я чувствую его там, будто он просто часть меня. Ахнув, я поднимаю взгляд в поисках остальных. Но, конечно же, сейчас не время болтать о моем новом открытии.

Лука в последний раз осматривает переулок, а затем придвигается к нам. Райчел делает шаг вперед и вытягивает пальцы в сторону двери, пока остальные поднимают оружие и прикрывают ее.

Чувство ужаса внутри меня сворачивается в ледяную массу. Я не могу позволить ей зайти туда. Не могу позволить любому из нас зайти туда. Если она войдет в эту дверь — мы все умрем. Не знаю, откуда я это знаю, но это так.

Я хлопаю ладонью по ее плечу, толкая девушку с дороги. Она делает пару шагов в сторону. Я плетусь назад от двери и того ужаса, что она высасывает из моей души.

Лука кладет ладонь мне на руку и наклоняется.

— Мы все это чувствуем. — Его голос низкий и успокаивающий. — Ты привыкнешь.

— Я позабочусь об этом. — Голос Джексона не терпит возражений. Я читаю удивление на лице Луки, а затем намек на противостояние. Он хочет поспорить. Я вижу это. Между ними происходит немое общение, которое я не могу понять. Наконец, Лука кивает и отходит.

Джексон так близко, что касается меня рукой. Мы выстроились в букву «Т», мое тело развернуто на девяносто градусов от него.

— Ты отлично справляешься, Мики, — говорит он очень тихо. — Лучше, чем отлично. Ты сосредотачиваешься на задании и оставляешь свое недоумение и вопросы на потом, и это именно то, что ты должна делать. Когда ты войдешь туда, то будешь бороться. И выиграешь. И мир выживет.

— Мне страшно, — шепчу я, слова слишком скромные, чтобы выразить полноту моих ощущений. Не страшно. Я в ужасе. Я цепенею от страха. Меня парализует от ужаса.

И Джексон это понимает.

— Мы все это чувствуем, — говорит он спокойным голосом, заставляя меня расслабиться, убаюкивая, чтобы я поверила в его слова. — Это в твоих клетках. В твоем ДНК. Ты родилась со знанием о них… — он кивает головой в сторону двери, и я догадываюсь, что он о тех, кто внутри — об их способностях, о том, что они враги.

Да.

— Они преследовали наших предков. Они были хищниками. А мы — добычей. Они изгнали наших предков из их родного мира. Те превратились в бесплодные, замороженные массы. Теперь они здесь, хотят завоевать очередную планету. Землю. Эту планету. Нашу планету. Твое внутреннее чувство страха вполне оправдано. Оно было выведено в твоих генах. — Джексон указывает на остальных, которые стоят наготове. — Но ты должна совладать над ним. Победить. Мы больше не добыча.

Его объяснение вышло далеко за рамки правдоподобного, и мне хочется немедленно его обсудить. Но не стану. Впервые его загадочные утверждения складываются в вполне логичную картину. «Но ты должна совладать над ним. Победить». Эта загадка мне хорошо знакома: потребность остаться, когда все твои инстинкты кричат, чтобы ты делала ноги. Я встречалась с ней каждый раз, когда навещала маму в больнице. Мне хотелось убежать так далеко и так быстро, как только возможно. От трубочек в ее теле. От машин с ее показателями. От улыбчивых медсестер, которые цепляли мешочки с ядом, который капал, капал, капал в вены моей матери в попытке убить выходящую из-под контроля штуку внутри нее. Но ради нее, ради мамы, я всегда оставалась.

— Инстинкты говорят мне бежать, но ты говоришь, что нельзя. А еще, что где-то внутри я знаю, что нас там ждет. Генетическая память. — Посмотрев на его приподнятые брови, я поясняю: — Мы обсуждали это на биологии.

— Генетическая память. — Его губы формируются в едва заметную улыбку. — Да, вполне подходит под все сказанное.

— Но почему я? Каким образом я должна это сделать? Я не обучена. Разве меня не должны были отправить в какой-нибудь тренировочный лагерь или типа того?

— Или типа того. Это он и есть. У тебя есть генетическая память и твои инстинкты. Доверяй им. Кроме того, ты обучена больше, чем остальные, кого выдернули. Кэндо, верно?

Я сглатываю и киваю. Он только что добавил около миллиона вопросов к тому биллиону, что крутился у меня в голове.

— Ты должен мне ответы после того, как мы закончим, — говорю я, напоминая ему о его более раннем обещании.

— Когда закончим. — Джексон задевает пальцами мои, касание столь мимолетное, что я почти убеждаю себя, что выдумала его. Я чувствую его одобрение, его восхищение, даже несмотря на то, что выражение лица парня не меняется.

— Вот, что ты должна знать сейчас. Те существа, которые находятся внутри…

— Драу. — Так их называли он и Тайрон.

Джексон кивает.

— Они дневные. Планета, с которой они пришли, имеет систему двойной звезды S-типа. У их планеты два солнца. Это значит, что они почти все время живут под дневным светом. А также то, что ночью они медленные и вялые.

— Как медведи, вышедшие из спячки зимой, — вставляет Лука.

Джексон не обращает на него внимания.

— Потому, пробираясь к ним ночью, — продолжает он, — мы имеем больше шансов на выживание.

— То есть, на сохранение нашего здоровья в зеленом цвете, — говорю я, поднимая запястье.

— Таков план. — Он замолкает, очевидно, пытаясь решить, говорить мне больше или нет. — Я слышал, что ты сказала раньше о том, что не командный игрок…

— Я…

— Нет. — Он пресекает мою попытку перебить его. — Послушай меня. Не быть командным игроком хорошо. Я не хочу, чтобы ты им была. Это не командная игра, Мики. Не совсем. Если дело доходит до драки, ты должна заботиться только о себе. Ты должна убедиться, что твое здоровье остается зеленым. Забудь об остальных. Заботься лишь о себе, потому что никто другой не сможет это сделать за тебя.

А я только начала питать к нему добрые чувства.

Но Джексон просто озвучил мои мрачнейшие подозрения, веру, которая началась в день смерти мамы: рассчитывать можно только на себя. Все остальные тебя бросят.

— Ты так и делаешь? Заботишься о себе? — в слова проникает мой цинизм.

— Все мы так делаем в итоге.

Во рту пересохло.

— То есть, несмотря на то, что ты сказал раньше, ты на самом деле не будешь следить за этим новобранцем. — Почему меня это беспокоит? Я уже давно полагаюсь только на себя.

Он выдыхает смешок, но в нем присутствует тяжелый, мерзкий надрыв.

— Видишь ли, в чем дело. Я не должен. Но буду. Только надеюсь, что это меня не убьет.

Я прищуриваюсь.

— Восемь лет кэндо, — бросаю я ему напоминание, которое он бросил раннее. — Я не дам тебе умереть. — Кажется, мы оба удивлены моей горячностью.

— Ты можешь просто воспользоваться моим советом и следить за собственной задницей.

— Я учту. — На секунду мне кажется, что я сделала это, последнее слово осталось за мной.

— Учти, — говорит он и ухмыляется. Белые зубы и убийственная ямочка на щеке. Он не боится входить туда, чтобы встретиться с драу, и это на крошечную частичку успокаивает меня.

Когда он обходит меня и идет к двери, я замечаю взгляд нахмуренной Райчел.

Каждый снова сосредотачивается, Райчел тянется к двери, пока остальные прикрывают ее. Она распахивает ее. Чувство неправильности сочится из темной комнаты, проникая в мои клетки. Все внутри меня кричит, чтобы я бежала. Но я заставляю себя сделать шаг вперед. Это просто какая-то игра. Райчел и Лука сказали, что мы сможем вернуться, когда закончим. И если их слов недостаточно, я уже видела это на практике: меня сбил грузовик, и я выжила. Что бы ни случилось тут, это не может быть хуже.