— Ты не мог бы выражаться более определенно? — рявкаю я, и тут же жалею об этом. Вряд ли мне поможет узнать ответы, если я откушу ему голову. Как говорят, мухи ведутся на мед. С другой стороны, до этого момента я была очень вежливой, и это тоже мне никак не помогло.

Я качаю головой, и в этот момент понимаю, что головная боль прошла. Хоть что-то хорошее. И пусть только кто-то скажет, что я не оптимистка. Собрав волю в кулак, я говорю спокойным тоном:

— Итак… браслет? Ты сказал это… здоровье?

Одна бровь приподнимается, и он кивает подбородком на мое запястье.

— Браслет это твой кон. Цвет — твое здоровье. Не дай ему стать красным.

С долгое мгновение я просто на него пялюсь, ожидая продолжения объяснения. Тщетно.

— И я должна знать, что это значит?

— Не геймер, да? — Он вздыхает. — Это значит именно то, что я сказал.

Когда я была ребенком, мой дедушка делал то же самое: отвечал на мои вопросы неответами или загадками. Сомневаюсь, что Джексон Тэйт играет в эту игру лучше Софу.

Я меняю тактику и спрашиваю:

— А браслет бы действительно взорвался, если бы ты его не активировал?

Далее следует небольшая пауза, что заставляет меня думать, что я удивила его сменой темы. Хорошо. Лучше я буду держать его на коротком поводке, чем он меня.

— Нет, — говорит он, и мне кажется, что уголки его губ поддергиваются в намеке на улыбку. На меня накатывает странное чувство дежавю, будто я проживала этот момент раньше, видела его лицо, солнце в его волосах, эту улыбку. Я чувствую запах океана, слышу шум волн. Но прежде чем я успеваю обдумать это, он встает и уходит, а вместе с ним пропадает и чувство.

— Рада знать, — бормочу я под нос, вроде как оставляя последнее слово за собой, но он слишком далеко, чтобы меня услышать, так что это не считается.

Поднимаясь на все четыре конечности, я жду припадка головокружения. Но, к моему удивлению, его нет. Я чувствую себя нормально. Лучше, чем нормально. Все в отличном рабочем состоянии. Я провожу руками по джинсам, туго облепляющим мои ноги, затем тяну за край футболки. Даже моя одежда в целости, будто я никогда не сдирала ее и кожу об асфальт, никогда не ломала кости на кусочки и не смотрела, как их острые края выступали через мышцы и плоть.

По моей коже бегут мурашки, а живот неприятно скручивает. Лучше не думать о моих травмах.

Травмы, которые были там, а теперь пропали.

Да, об этом тоже лучше не думать.

Я осторожно поднимаюсь на ноги и смотрю на свое запястье. Экран темно-зеленого, лесного цвета, с крутящимися оттенками салатового, бирюзового и голубого. Я залажу указательным пальцем под ремешок. Он тугой, но недостаточно, чтобы мне было неудобно. Он не поддается, пока я пытаюсь его снять, и я также не могу найти застежку, чтобы расстегнуть его.

— Не трать усилий понапрасну. Он будет на тебе, пока наша миссия не будет выполнена.

Я резко поднимаю голову.

— Лука! — Я чувствую волну облегчения, увидев его перед собой, целого, невредимого, не запачканного кровью. Я делаю шаг вперед, мои руки инстинктивно поднимаются, чтобы обнять его, моя улыбка растягивается на все тридцать два зуба. Затем я вижу выражение его лица и замираю. Вид у него испытующего явный дискомфорт. Может, даже… виноватый. Но в чем?

— Ты в порядке, — говорю я, мои руки опускаются к бокам, чувствую себя отстойно.

— Да. Пока. — Он проводит пальцами по своим темным волнистым волосам. На руке надет черный ремешок, как и у меня, но он за свой не тянет.

Мои мысли возвращаются назад.

— Стой… что… — я качаю головой. — Что еще за миссия?

— Слушай… — Он спешно выдыхает. — Мне нужно сказать тебе…

Я жду, но он больше ничего не говорит, и я начинаю слегка уставать от парней, которые выдают информацию запутанными отрывками или вовсе не выдают. Потому я беру дело в свои руки.

— Да, было бы не плохо, если бы ты рассказал. — Он не ловится на крючок, потому я подталкиваю его. — Что за миссия?

Парень просто пялится на меня.

Ладно. Попробуем подойти с другой стороны.

— Что там случилось, на дороге?

Смена темы сбила его с толку.

— Мы умерли. То есть, ты умерла. На дороге. Я умер в прошлом году. — Он скривился. — Я только еще больше тебя запутываю.

«Ты умерла на дороге». Впечатление, будто мне врезали под дых. Часть меня подозревала, но знать это как факт…

Первым делом я думаю об отце. Если я мертва, он остался один. Если я мертва, это убьет его. И Карли, и Келли, и Ди, и Сару, и всех остальных моих друзей… я знаю, каково это, скорбеть, проживать каждое мгновение каждого дня с серой пеленой, туманом, покрывающим все, лишающим цвета и наслаждения. Я не хочу такого для них. Мое сердце с тяжестью стучит в груди. От чего я леденею.

Мое сердце бьется. Это значит, что Лука не прав. Я жива.

— Ты несешь какую-то ерунду, — шепчу я. — Ты умер в прошлом году, но все еще ходишь в школу? Все еще в команде бегунов? Все еще ходишь на уроки? — Мой голос повышается с каждым словом, пока я практически не кричу. — Что ты, зомби? Один из живых мертвецов?!

Я делаю шаг вперед. Он делает шаг назад.

— Нет. — Он качает головой. — Я все не так объяснил.

— Да неужели, Шерлок! — Меня трясет от страха и злости. — Это не смешно, Лука.

— Нет, я знаю. Послушай, я понимаю твои чувства. Помню, как проснулся прямо на том же месте, где и ты. Помню, что я думал. Что я был мертв. Что я был в коме. Что все это мне снилось. — Он касается моего плеча, а затем отдергивает руку, сжав кулаки, когда опускает их по швам. — Те же мысли посетили и твою голову, так?

Посетили. Каждая из них.

Я хлопаю ладонями по его груди, над его сердцем. Чувствую его равномерное биение.

— Ты врешь. Ты живой. Я чувствую это. У. Мертвых. Людей. Нет. Сердцебиения. — Я выделяю каждое слово стуком по его груди, а затем опускаю руки.

Он качает головой.

— Я живой. Ты жива. — Он поднимает руку, будто вновь собирается коснуться моего плеча, но это длится лишь секунду, а затем снова ее опускает. — По большей части мы живы. Большую часть времени. Исключение — когда мы отправляемся на миссию. В каком-то роде. Мы здесь, и должны вернуться, когда закончим.

— Лука, начни нормально изъясняться, поскольку, пока что, все, что ты сказал, кажется безумием. — Я чувствую тошноту, слабость, адреналин ускоряет мой пульс и вызывает желание бежать, кричать, ударить что-нибудь. — Просто скажи мне, что происходит. — Я четко произношу каждое слово, медленно и осторожно. — Простыми, банальными словами. Просто скажи мне, что, черт возьми, происходит.

Лука оглядывается, будто ищет путь к отступлению. Я следую за его взглядом. Мы на поляне, окруженной деревьями. Ни школ. Ни знаков, которые я могла бы узнать. И я впервые замечаю, что нас здесь больше, чем трое.

В десяти футах от нас два больших валуна. На одном сидит паренек, на другом — девушка. Оба мне незнакомы. Парень немного старше, ему около двадцати. Его голубые глаза создают поражающий контраст к темной коже и черным ресницам. Его волнистые волосы коротко подстрижены. Он похож на модель из рекламы Джей Крю, и он наблюдает за мной с выражением, которое я могу прочитать лишь как сочувствие. Девочка рыжая и бледная, глаза тоже голубые — что за фетиш? — очень симпатичная и фигуристая. На ней надета униформа чирлидерши. Не хватает только помпонов. Оба с поясами.

Через минуту девушка отталкивается от валуна и подходит. Делает это она с осторожностью, будто я какое-то дикое животное, готовое наброситься на нее и разорвать глотку.

— Слушай… эм… — Ее брови приподнимаются и она смотрит на меня с ожиданием, чтобы я сказала свое имя.

— Мики Джонс.

— Райчел Киркман. — Она указывает назад на парня на валуне. — Это Тайрон Уолкер. — Я узнаю ее голос. Она та девушка, которая говорила, когда я очнулась, и, по моим догадкам, Тайрон тот парень, с которым она общалась. — Ты уже имела удовольствие — она закатывает глаза — познакомиться с Джексоном.

При упоминании его имени я оглядываюсь на то место, где он стоит, у дальней части валунов.

— И, судя по всему, ты уже знакома с Лукой, — продолжает Райчел, а затем хмурится. — Что странно, потому что у нас никогда не бывало случаев, когда попадались знакомые из… прошлого. Вы ходите в одну школу или как?

— Да. Гленбрук, в Рочестере, — говорит Лука.

— Миннесота? Мичиган?

— Ты кто, учительница географии?

— Это мое хобби, — отвечает Райчел.

Лука поджимает губы и кивает.

— Рочестер, Нью-Йорк. Но я жил в Сиэтле, когда меня выдернули. Папу перевели обратно в Рочестер только пару недель назад. Прямо перед началом учебного года. Потому, на самом деле, нас не выдернули из одной географической местности. Но я бы не сказал, что такого никогда не происходило.

Райчел кивает, будто для нее это что-то значит. Они с Лукой явно знают друг друга, потому я удивлена, почему она не в курсе, куда он ходит в школу, или что он жил в Сиэтле. Но у меня есть более важные вопросы.

— Выдернули? — я смотрю на Луку.

— Выдернули из реальной жизни, — говорит он.

Его ответ вызывает у меня дрожь. Я обхватываю руками свою талию, пытаясь взять себя в руки.

Райчел строго смотрит на него и пытается поправить ситуацию:

— Не слушай его. У нас все еще есть реальная жизнь. Она просто периодически временно прерывается.