ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Мы с Джексоном сидим бок о бок и качаемся на качелях, глядя в противоположные стороны. Царит тишина. Я давно уже замолчала. Минут двадцать назад. Или даже тридцать. Странно, но молчание не вызывает дискомфорт. Достаю маленькую бутылочку с водой из-за пояса и делаю глоток. Затем мешкаю. Кошусь на парня и думаю о его губах на горлышке моей бутылки, затем о моих, затем снова о его. Опускаю взгляд на колени и плавно вздыхаю. Поворачиваю голову и протягиваю ему воду.

Он слегка улыбается, будто знает, о чем я думаю. От этой улыбки по телу проходит дрожь, до самых кончиков пальцев. Его ладонь задевает мою, когда он забирает бутылку. Джексон отклоняет назад голову и делает глоток. Я наблюдаю, как напрягаются мышцы на его горле.

— Спасибо, — он возвращает мне воду, и наши пальцы вновь соприкасаются.

Мое дыхание учащается. Я рада возможности отвернуться, пока прячу бутылку в чехол на поясе. Может, он почувствовал мое смущение и недоумение, а, может, просто решил подвигаться. В любом случае, Джексон встает, делает пару шагов и оглядывается — не нервно или спешно, скорее, непринужденно обследует территорию, прямо как в вестибюле. Я вспоминаю, что точно так же он делал, пока мы бежали. Парень всегда начеку.  

— Можно задать пару вопросов?

Он поворачивается ко мне лицом.

— Не стоит говорить об этом здесь.

— Но мы уже это делали, так какая разница? Кроме того, поблизости совершенно пусто. Кто может нас подслушать? Трава? — Раздражение пробивается сквозь мою тщательно созданную маску спокойствия. — К тому же, мы увидим их издалека. Такое зрелище довольно трудно упустить. — Тут я замечаю, что он напрягается. Прокручиваю в голове сказанное, и по моей коже начинают бегать мурашки. — Мы же увидим их, не так ли?

— Необязательно.

О, лучше бы я не знала этого. Значит ли это, что драу могут быть здесь прямо сейчас? Я сглатываю.

— Где мы можем поговорить? Есть какое-то безопасное местечко?

Он начинает шагать туда-сюда. До меня доходит, что в этот момент рассудительный, спокойный Джексон не так уж и спокоен.

— Зависит от твоего определения слова «безопасное». — Он поднимает голову к ясному небу. — Спутники могут увидеть тебя в любом месте.

— Теперь ты просто пытаешься меня запугать. — Так ли это? Тема бесполезная, потому я быстро ее меняю: — Кто были другие люди в вестибюле?

— Райчел. Тайрон. Лука.

— А я-то думала, что мы не должны называть их имена.

— Разве я такое говорил?

Я хмурюсь и вспоминаю.

— Вроде бы нет. Ты просто избегал ответа. Это испытание? — Когда он не отвечает, я вздыхаю. — Расскажи о других людях.

— Ты их видишь. — Звучит одновременно довольно и настороженно. — Не каждому это удается.

— Да, я уже поняла. Луке — нет, но нам с тобой — да. Так кто они?

— Можешь называть их другими командами.

— Можешь использовать другой термин, если тебе от этого будет легче. Как бы ты их назвал?

— Давай просто скажем, что есть другие — такие же, как мы.

— Лука и Тайрон знают, что есть еще команды?

— В общем — да. Но они никогда их не видели.

— Так почему я вижу?

Джексон пожимает плечами.

— Я сейчас тебя ударю. Серьезно. — Меня так бесят его расплывчатые ответы, что хочется по чему-нибудь стукнуть. Эта мысль о-очень меня привлекает. Как он довел меня до этого? Почему может с такой легкостью нарушить мой самоконтроль?

— Попытайся, — он улыбается во все зубы. Я засмотрелась. Он наслаждается обстановкой и, если быть откровенной, я тоже. Хоть я и злюсь на Джексона, на всё и всех. Мне обидно, что он здесь. И в то же время я рада, что он не оставил меня барахтаться в этом в одиночку. Как вам такая противоречивость?

Он заставляет меня испытывать эмоции, к которым я не привыкла. По какой-то причине, когда мы вместе, мои проблемы кажутся слабыми и пустыми, а я сама — сильной.

Мне нравятся наши словесные перепалки, и от этого я чувствую себя ужасно, ведь единственный повод, по которому мы сейчас вместе — это смерть Райчел.

Джексон видит изменения в моем выражении.

— Ее больше нет, — мягко говорит он. — Этого не изменить, и ты не должна чувствовать себя виноватой за то, что живешь дальше. — С его голосом что-то не так. Это наводит меня на мысль, что он хочет, чтобы я ему поверила, но сам себе не особо верит. 

Я  смущенно отворачиваюсь; он так легко может меня прочитать! Я действительно испытываю чувство вины. Из-за Райчел. Из-за мамы. Из-за бабушки и Софу. Как я могу жить, когда у них больше нет такой возможности?

— Мы закончили миссию. Мы справились. Теперь мы должны вернуться к нормальной жизни. Она тоже должна была вернуться.

— Не все справились. Лишь те, кто вернулся. Помни, что я говорил тебе о… — он стучит по запястью.

«Браслет — это твой кон. Цвет — твое здоровье. Не дай ему стать красным».

— Все потому, что ее… — я умолкаю, прежде чем успеваю сказать «кон». — Потому что цвет изменился? — Потому что ее кон стал красным.

Джексон делает шаг ко мне.

— Очки за здоровье, ранения… знаешь, что это такое?

Я киваю. Мне доводилось играть с Карли и ее братьями.

— Игровые термины. Используются для вычисления, какой убыток может вынести персонаж.  

— Значит, ты знаешь, что такое полоса жизни… — он делает паузу, чтобы убедиться, что я понимаю.

— Полоса здоровья, — вставляю я, улавливая аналогию.

— Именно. Или просто здоровье, — кивает он. — Когда полоса полностью меняет цвет — игра окончена.

Игра окончена. Смерть.

Меня окатывает ужасом, как ведром с ледяной водой. Я и так это подозревала, но надеялась, что дело в чем-то другом. В чем-то более значительном.

— Так она умерла из-за этого? Это действительно игра? Нет. Ты об этом предупреждал. Это не игра. И она покинула нас. Навсегда. — Потому что если ты умираешь в игре, то умираешь и в реальности. Естественно. Нужно было понять это с самого начала. Как и все остальное.

Я спрыгиваю с качели и, тяжело дыша, становлюсь в паре сантиметров от Джексона.

— В игре у тебя есть шанс восстановиться. Вернуться к первоначальному состоянию.

В обозначенный пункт. Так случилось со мной и Лукой. Мы вернулись к моменту, с которого все началось — когда в нас врезался грузовик.

— Это мы и сделали? Восстановились? А почему она — нет?

— Я только что сказал.

Потому что ее кон стал красным. Битва запечатлелась у меня в памяти вспышками и размытыми образами. Крик Райчел. Джексон выбил оружие из руки инопланетянина. Защитил меня. Почему он не сделал того же ради нее?

— Почему ты не помог ей? Не сохранил ей жизнь? Почему позволил ей умереть? Почему?! — я кричу, неосознанно поднимая кулаки и колотя ими по груди Джексона.

Но быстро успокаиваюсь. Он ловит мои запястья и прижимает их достаточно крепко, чтобы я не могла ударить, но и так, чтобы мне не было больно. Я замираю с выбивающимся из груди сердцем — мне одновременно противно и страшно. К тому же, он прикасается ко мне, его ладони на моих запястьях, наши лица находятся максимально близко.

Пуль ускоряется, щеки пламенеют. Многие люди прикасались ко мне, но я никогда не испытывала таких ощущений.

— Теперь ты знаешь. Счастлива?

Я освобождаюсь из его хватки.

— Нет. Вовсе нет.

— Понимаю. — Он опускает руки мне на предплечья. Я каменею, не в состоянии отдернуться. Парень медленно тянет меня к себе. Я ему позволяю. Позволяю обнять меня. Позволяю себе прижаться щекой к его груди. С пару секунд я просто дышу и слушаю ровное биение его сердца.

— Я все еще придурок, — шепчет он, согревая дыханием мои волосы.

— Знаю.

— Хорошо. — Знаменитое последнее слово.

По возращению домой я обнаруживаю Луку у себя на ступеньках. Он сидит с опущенной головой, уперевшись локтями в колени. При виде него у меня в груди расплывается теплота. Не как с Джексоном, когда у меня появляются бабочки. Нечто иное. Чувство чего-то  знакомого, родимого, уютного.

При моем приближении он подымает голову и окидывает меня настороженным взглядом.

— Я ждал тебя.

Я останавливаюсь в паре шагов.

— Вижу. Спасибо.

— За то, что подождал?

Киваю.

— Да и за то, что вообще пришел. Я знаю, что это не по правилам.

— Ага. — Он кривовато улыбается: легко и открыто. — Куда ни плюнь, везде дурацкие правила. Интересно, появится ли у нас когда-нибудь шанс придумать свои?

Не знаю, что и сказать. Не уверена, что хочу быть создателем каких-либо правил, ну или нарушителем, если уж на то пошло.

— Он нашел меня.

Лука подымает брови.

— Кто?

— Дж… — я поджимаю губы, сомневаясь, можно ли называть его имя. Затем вскидываю руки в воздух. — Это глупо! — Мне приходится контролировать каждое слово, потому что некая невидимая сущность может за мной наблюдать? Я понимаю, некоторое умалчивание просто необходимо, но с такими темпами я вскоре стану параноиком. — Джексон. Он ходил со мной на пробежку. — Только сказав это, я вспоминаю, что все нормально, поскольку он тоже произносил наши имена вслух.

Трудно играть по правилам, которых ты не знаешь.

Глаза Луки округляются.

— Ух ты! Ладно. — Звучит он безрадостно. — Как неожиданно.

— Для меня тоже. — Я протягиваю ему руку и поднимаю парня со ступенек. Приходится подымать голову, чтобы встретиться с ним взглядом, когда он стоит в полный рост. Он определенно вырос за тот год, что был в разъездах. Его плечи стали шире, лицо — более мужественным. — Зачем ты ему позвонил?

— Я не мог смотреть, как ты… — Он ставит руки в бока, явно пытаясь подобрать нужное слово.

— Сходишь с ума, — участливо вставляю я.

— Я собирался сказать обделываешься от страха, но это тоже подойдет. Так где он?

— Джексон? Мы попрощались в парке.

— Больше не могла находиться в его компании?

Я поджимаю губы, вспоминая свои ощущения от объятий с Джексоном, как я прижимала щеку к его груди и слушала плавное биение его сердца. Не знаю, как долго мы так простояли. Будь у меня выбор, я бы осталась там навсегда, но в какой-то момент он опустил руки и отшагнул, оставляя меня в странном и неловком положении.

С ним я чувствовала себя на своем месте. Но как только это закончилось… ну, это уже другая история. Внезапно мне захотелось — стало очень нужно — быть подальше от него, поскольку стоя в такой близости, вдыхая запах его кожи и ощущая его теплые и сильные руки, я почувствовала себя не в своей тарелке.

Лука смеется, не поняв истинного смысла моего молчания.

— Да, есть у него такой эффект на людей.

— Даже не могу представить, что бы было, если бы он прибежал со мной сюда и встретился с папой. Как бы я ему объяснила, кто это такой и откуда я его знаю? — Папа был прекрасной отмазкой, а Джексон и не думал возражать. Либо он так же яро хотел от меня отделаться, либо он почувствовал мое смятение и решил побыть добрым для разнообразия. Будь я азартной девушкой, то поставила бы на первый вариант.

Стоило упомянуть папу, как рядом припарковалась его машина.

— Супер, — говорим мы с Лукой в унисон.

Затем переглядываемся и смеемся. Ведь все действительно супер: папа выходит из автомобиля и видит двух хохочущих одноклассников, а не напряженных девушку с парнем, не знающих, чем заполнить неловкую тишину.

Отец подходит к нам, и я знакомлю его с другом. Легко и безболезненно.

— Пап, это Лука. Мы вместе ходим в школу. Он тоже бегун. — Тот сосредотачивается на последней фразе и почему-то решает, что Лука пытается затащить меня в свою команду. Ухмыляется и дает парню «пять», поскольку думает, что командный спорт пойдет мне на пользу. Я не стала его исправлять.

Затем папа оглядывается и смотрит на мою форму для пробежки.

— Сегодня же воскресение, — хмурится он. Считает, что я слишком много бегаю и слишком мало ем. Забавно, ведь это не я пропускаю обед в половине случаев.

— Ага. — Я ничем не объясняю свое поведение. Что тут скажешь? Что я предала свое железобетонное расписание из-за инопланетян и девушки, умершей за семь месяцев до нашего знакомства? — Что-то сегодня жарковато. Лучше занести продукты внутрь, пока мороженое не растаяло. — Отстегиваю ремень с пустой бутылкой и даю его папе. — Отнеси, пожалуйста.

Папа заходит в дом, а Лука идет за мной к машине.

— Я пытался связаться с тобой. До переезда. Когда ты потеряла маму.

Потеряла маму. Самый тупой эвфемизм, который я слышала. Я не забыла ее в каком-то месте, она умерла. Я сдерживаюсь от саркастического ответа, о котором позже пожалею.

— Знаю. Я помню. Просто тогда у меня не было настроения для советов.

— Понимаю.

Мама Луки умерла, когда мы были в Оуквью. Он тогда был в четвертом классе. После этого он затих и отстранился ото всех на пару лет. Я не горжусь тем, что поступила как большинство детей, и продолжила жить своей жизнью, не прилагая особых усилий, чтобы остаться с ним друзьями. К тому моменту, как он перестал быть нелюдимым, у нас наступил тот возраст, когда мальчики, в основном, дружили с мальчиками, а девочки — с девочками, а когда два пола смешивались, то первые много хлопали друг друга по плечам, а вторые — напущено хохотали. Знай я тогда о том, насколько больно терять любимого человека, то постаралась бы ему помочь.

Должно быть, мое лицо выдало мои мысли, поскольку Лука сказал:

— Эй, мы были детьми. Что мы тогда знали о последствиях смерти? — Он кивает на машину. — Мороженое тает.

Мы одновременно тянемся за продуктами. Я первой схватила кулек, и Лука положил свою руку поверх моей. Я отклоняюсь. Он наклоняется. В итоге мы переплетаемся руками, и он прижимается грудью к моей спине. Парень сгибается. Я выпрямляюсь. Он врезается подбородком мне в щеку. Мы оба смеемся. Смех естественный, его не приходится выдавливать из себя.

— Как мило. — Я поворачиваю голову на звук голоса Карли. Она сидит на пассажирском сидении серебристого автомобиля мамы Сары, временно остановившегося в конце моего дворика с Сарой за рулем. Карли проходится взглядом по мне и Луке.

— Хочешь помочь? — Я поднимаю кулек, а Лука выпрямляется и отшагивает от меня. Я ожидаю, когда девочки выйдут и возьмут по кульку.

Вместо этого Карли что-то говорит Саре, а затем открывает окно.

— Не сегодня. Веселитесь. — Но звучит неискренне. Я слышу недовольные нотки в ее голосе.

Карли злится.

Сара машет на прощание. Карли нет. Машина отъезжает, и я наблюдаю, как они катятся по дороге.

— Ты же говорила, что мороженое растает, — напоминает папа, стоя в дверях. Он прав. Что бы ни было с Карли, разговор с ней подождет, пока я не отнесу продукты.

Как бы я ни старалась, я не могу сдержать злость. Сейчас на кону гораздо большее. Какая муха ее укусила? Девушка мертва. Мой мир перевернулся. Если Джексон прав, то от нас зависит судьба человечества. Но Карли об этом неизвестно, а я не могу ей сказать. Есть ли у меня право злиться, учитывая, что она в полном неведении?

Раздраженно вздохнув, я хватаю кулек и передаю его Луке, затем беру второй и иду к двери.

— Положи у входа, — говорю я, следуя за ним по пятам. — Сначала вынесем всё из машины, а потом уж отнесем на кухню. — У мамы было строгое правило насчет обуви. Мы всегда разуваемся у входа и надеваем шлепки; ни при каких условиях нельзя ходить по дому в грязных ботинках. Для нее это было важно, соответственно, это важно для меня. Мелочь, но таким способом я держусь за нее, вместо того чтобы отпустить полностью.

Лука опускает кулек, затем замирает и через минуту поворачивается. Его глаза округлены и… они стали голубыми.

Это было последним предупреждением.

Вокруг меня мир взрывается цветами и звуками, все слишком яркое, слишком громкое. Даже воздух кажется слишком густым. Мои пальцы немеют. Кулек невероятно медленно выскальзывает из ладони. Мир кренится и кренится, а я не могу восстановить равновесие.

Лука крепко хватает меня за руку.

Я моргаю. Мой дом, открытая дверь, папа — всё исчезло. Мое дыхание учащается, каждый мускул сводит от напряжения.

Я стою в травяном поле, окруженном деревьями.

Вестибюль.

Нас выдернули.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Еще слишком рано, — рычит Лука, сжимая пальцы вокруг моей руки. Я нагибаюсь и опускаю свободную руку на бедро. Делаю пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Голова слегка кружится, но не болит. Видимо, с каждым разом мне будет все лучше и лучше. Повторение — мать учения, и все такое. Вскоре я стану профессионалом. Эта мысль меня не особо утешает.

Я выпрямляюсь и вижу Джексона, идущего в нашем направлении, одетого в форму для пробежки и пахнущего цветами. Естественно, я не вижу его глаз, но чувствую его взгляд. На мою руку. Сжатую в ладони Луки. Он поджимает губы.

Я намеренно не спешу выпускать руку Луки, делая вид, что выражение лица Джексона не имеет к этому никакого отношения. Мой кон почернел; от его наличия на запястье меня начинает грызть ужас, впиваясь острыми крысиными зубками в мою плоть. Хочется сорвать его и кинуть в деревья. Я заставляю себя дышать ровно и успокоить биение своего сердца. Экран зеленый. И я сделаю все возможное, чтобы таким он и остался.

Оглядываюсь вокруг в поисках Тайрона. Он стоит у валунов с крепко сжатой челюстью. Хочется подойти и утешить его, сказать…

Что? Что бы я ни сказала, прозвучит это скудно и бессмысленно. Райчел уже никак не вернуть.

— Наденьте снаряжение, — говорит Джексон.

— Нас всего четверо, — подмечает Лука.

Неправда. Нас сотни. Я вижу их на полянах, отражающих нашу. Какие-то команды маленькие, в каких-то больше дюжины человек. Если присматриваться, то они исчезают, и я вижу лишь деревья. Если же не смотреть, то можно увидеть мимолетные движения и бесконечные отражения команд — как в комнате бабушки.

— На сей раз нас будет только четверо, — говорит Джексон.

Откуда он знает? Ему известно, когда нас выдернут. Ему известна суть миссии — я помню это с прошлого раза, когда мы были в вестибюле.

— Мики.

Поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы поймать снаряжение, которое кинул мне Джексон. Надеваю его, как меня учили, а затем подбегаю к открытой металлической коробке с четырьмя цилиндрическими пистолетами в плотной черной ткани.

Поднимаю взгляд и спрашиваю:

— Можно брать любой?

— Поднеси руку к коробке ладонью вниз и выпрями пальцы, — говорит Джексон. — Оружие, которое ты использовала в прошлый раз, само тебя выберет.

Я делаю, как было сказало, и в мою ладонь врезается цилиндр, от чего я громко ахаю. Затем прячу его в кобуру и оглядываюсь на парня. На его бедре снова виднеется нож.

— Что насчет этого?

— Оружие бесполезно, если оно приносит тебе больше вреда, чем твоему оппоненту.

— Но всем известно, что с ножом ты бегаешь быстрее, — вставляет Лука.

Брови Джексона поднимаются над уровнем очков. Я поворачиваюсь к Луке, не до конца поняв, что он сказал.

— Это наша внутренняя шутка, — разводит он руками в примирительном жесте. — Игровой термин. Когда играешь от первого лица, то у тебя всегда куча оружия. Если достаешь большое, типа… базуки, то бежишь медленнее. Достаешь что поменьше… скажем, нож, то бежишь быстрее.

Я киваю.

— Даже несмотря на то, что скорость не должна меняться, ведь ты в любом случае несешь то же количество оружия, да?

— В точку. Первая игра, использовавшая подобный концепт, была Контр Страйк, — говорит Джексон.

Лука косится на него. Ох уж эти мужские гляделки, включающие в себя кивки и знающие ухмылки, будто эта мелочь ой как важна! Ладно, пусть так.

Джексон поворачивается ко мне:

— Как бы там ни было, нож ты не получишь. Если его схватит твой враг, то сможет пустить тебе кишки наружу.

— Спасибо за столь детальный образ. — Но он прав. Хоть я многое знаю о мечах для кэндо, про ножи мне мало что известно. Я могу научиться. Мысленно делаю себе напоминание поискать информацию о ножах, когда вернемся домой. Если вернемся. Я сжимаю кулак и впиваюсь ногтями в ладонь. Когда вернемся.

— Так откуда ты знаешь, как пользоваться ножом?

Джексон склоняет голову, и на секунду мне кажется, что он не удостоит меня ответом — дележка информацией не его сильная сторона.

— Методика обучения боевым искусствам.

— Серьезно? — удивляется Лука. — Ты ходил на тренировки? Такое вообще есть?

— Да. Одиннадцать месяцев обучения в Форт-Уорте.

— Мы знакомы целый год, и ты рассказываешь мне об этом только сейчас?!

В том и хохма. Джексон рассказывал об этом не Луке, а мне. Мелкое уточнение, но значение его велико, хоть я и не могу точно сказать, почему. Разберемся. Нужно просто подойти к нему с другой стороны.

В типичной манере Джексона, он обрывает беседу на самом интересном месте.

— Разговор окончен. Пора действовать.

Я оглядываюсь на Тайрона. Он не произнес ни слова. Просто стоял со сжатой челюстью и руками в карманах.

Лука берет цилиндр и возвращается к Джексону.

— Но четырех человек недостаточно. Мы всегда ходили впятером.

— Не в этот раз.

«Мы всегда ходили впятером». Я замираю. Я была пятой в прошлый раз. Я стала новенькой, потому что кто-то не вернулся, не восстановился. Кто? Парень? Девушка? Как он выглядел? О чем мечтал? Как мальчики вынесли потерю Райчел вскоре после потери кого-то другого?

Мне вспоминаются отрывки забытых фраз — беседа Райчел и Тайрона, доносившаяся до меня при первом появлении в вестибюле.

«… эгоистичный придурок… Столько раз подвергал нас всех риску. Тормозил нас, чтобы украсть очки… он заботился только о себе, и о том, как бы выбраться…»

«Это не значит, что он заслуживал…»

«Он подверг тебя риску. По-моему, это значит, что он заслуживал…»

В то время эти слова ничего для меня не значили, но теперь я начинаю понимать. Они говорили о не вернувшемся парне, которого я заменила.

Ужаснувшись, я говорю:

— Ты думал, что появится замена Райчел.

Лука косится на меня и кивает, поджав губы в тонкую линию, улыбки как ни бывало.

— Но никого не будет. — Я смотрю на Джексона, скрестившего руки на груди и отвернувшегося в сторону.

— Откуда ты знаешь? — впервые заговорил Тайрон.

— Хороший вопрос, — бормочет Лука. — Но ты не ответишь, не так ли, Джек? Ты только приказы и выдаешь. Вмешиваешься и забираешь свое. В этом ты хорош, да?

Джексон поворачивается, но ничего не говорит. Мне не нужно видеть его глаза, чтобы знать, что они метают молнии.

С три секунды я нахожусь в полном замешательстве. Что случилось с их непринужденной товарищеской беседой с минуты назад? Лука проходится по мне взглядом и отворачивается. Во мне зарождается подозрение. Их небольшая потасовка касается не только числа людей на поляне. Дело в моей прогулке с Джексоном. В том, что он добрался до меня раньше Луки. По крайней мере, так мне кажется. Только собралась сказать, чтобы они прекратили, как меня охватили сомнения. С чего я взяла, что это напряжение имеет какое-либо отношение ко мне? Это чувство не подкреплено доводами.

В такие моменты я жалею, что Карли здесь нет, и мне не с кем посоветоваться.

Фу, аж тошнит от себя! Карли и близко не должно здесь быть. Я не хочу, чтобы и ее мир превратился в кошмар. Пусть ее жизнь будет счастливой, нормальной, безопасной. И у всех других тоже.

Но глядя на Луку, Джексона и Тайрона, я понимаю, что не получу желаемого, потому что в какой-то момент за прошедшие пару сумасшедших деньков они вошли в список людей, на которых мне не наплевать.

— Четыре цилиндра в коробке, — нарушаю я тишину. — Вот, как он узнал. — Поворачиваюсь и подхожу к Тайрону, стоящему у того же валуна, что и в первый раз, когда я здесь появилась. Только на теперь с ним нет Райчел. Выглядит он бледным, больным и усталым. Помню, как он сидел у ее тела. Помню его всхлипы.

— Еще слишком рано. — Повторяет он слова Луки, но его речь не выдает эмоций. Его голос сух, выражение лица — мрачное.

— Слишком рано? — повторяю я, думая, что он про смерть Райчел. Пытаюсь придумать что-то утешительное, но тщетно. Я знаю, как бесполезны даже самые добрые пожелания перед лицом утраты. Ничто не подымет тебе настроение.

— Слишком рано с прошлого раза, как нас выдернули. — Парень охрип, будто кричал не один день. Или плакал. Скорее всего, и то, и другое. — Нам нужно время на восстановление. — Он стреляет взглядом в Джексона и поднимает голос: — Им это известно. Они что, хотят убить нас всех?

Не так ужасен сам вопрос, как его безразличный тон.

— Кто? — спрашиваю я. — Кто «они»?

Джексон поднимает кобуру и шагает к Тайрону.

— Неважно, что им известно. Важно, что нас выдернули. У нас есть работа. И мы ее выполним. — Или умрем. Ему не нужно это говорить, мы и так знаем.

— Кто «они»? — повторяю я.

— Не трать воздух понапрасну, — ворчит Тайрон. — Он просто скажет, что это решение комитета.

Джексон кидает ему кобуру под ноги. Тот смотрит перед собой с пустым выражением. Я часто видела его в зеркале. Смотрела на него каждое утро после смерти мамы. До сих пор смотрю.

Тайрон разбит, как была я — нет, просто «как я». Серый туман придавливает его душу, но он едва ее замечает.

Сейчас мне лучше, чем два года назад. По крайней мере, мне помогли трюки доктора Эндрюса. Я знаю о кирпичах, покоящихся на моей груди и мешающих сделать глубокий вдох. Я и сейчас чувствую, как они на меня давят.

Со временем раны Тайрона начнут обрастать коркой. Проблема в том, что времени у нас как раз и нет. Это всего вторая моя миссия, но мне уже ясно, что она продолжится вне зависимости от того, готовы ли мы к ней.

— Тайрон, — зову я, становясь прямо перед ним. Кладу руки на его щеки и смотрю в глаза. — Мне жаль. Мне больно, а ведь я едва ее знала. Не могу представить себе, что чувствуешь ты. — Хотя, могу. Я знаю о тяготах горя.

Он сглатывает. На его лице мелькают гнев и тоска.

— Я не могу говорить о ней дома.

— Из-за правил.

Он кивает.

— Я ни с кем не могу ее обсудить. Они захотят знать, кто она такая, откуда мы были знакомы. А я не могу сказать. От этого только хуже. Я хочу запомнить ее смех. Ее глаза. Ее улыбку. — Пауза. — У нее никогда не было парня. И больше возможности не представится. — Он отворачивается и шепчет: — Я ждал, пока она подрастет. Но этого никогда уже не случится. Не стоило мне ждать.

— Сколько тебе?

— Девятнадцать.

— А ей было…?

— Семнадцать.

Да, не стоило ждать. Два года — не такая уж большая разница.

Меня гнетет печаль, мешая дышать полной грудью. Райчел многое уже не сможет попробовать. Школьный бал. Выпускной. Колледж.

— Даже думать об этом больно, — говорю я.

— Не думать — еще больнее.

Я в точности понимаю, о чем он.

— Уже ничто не будет прежним, — вздыхает Тайрон. Затем смеется — мерзко и грустно. — Раньше я все время играл. Каждую ночь. И думал об этой игре, делая записки об очках, счете и значках. У меня были большие планы. Я бы продал свою игру за миллионы. — Он рычит и отворачивается, при этом тяжело дыша. — Каждый раз, когда нас выдергивали, ее баллы росли. Она почти вышла! — Бьет кулаком по ладони с такой силой, что я отскакиваю и ахаю. Затем тихо повторяет: — Она почти вышла. Почти освободилась.

Почти вышла. Почти освободилась.

«…он заботился только о себе, и о том, как бы выбраться…»

Такое ощущение, будто кто-то резко включил софиты, и весь мир осветился пред моими глазами. Я кошусь на Луку.

— Отсюда есть выход? Кроме как умереть?

Не успевает он ответить, как на него накидывается Тайрон:

— Как ты можешь продолжать игру? — спрашивает он басом. — Как ты можешь смеяться и шутить, обсуждать, что бегал бы быстрее с ножом, будто мы тут не жизнью рискуем? Будто очки — не самое главное? Это наш билет на выход!

Лука выглядит смущенным, и, по какой-то причине, мне хочется защитить его.

— Он хочет здесь быть не больше тебя, — говорит Джексон тихим и спокойным голосом.

Я кладу руку Тайрону на плечо.

— Он просто делает, что может. Все мы застряли здесь. Лучше смеяться, чем плакать, не так ли? — Лучше, чем вообще ничего не чувствовать. Если можешь выдавить из себя смех, сделать вид, что с тобой все хорошо, то, в конце концов, так оно и будет. В теории.

Парень смотрит на меня, а затем проводит рукой по лицу.

— Не знаю. Не знаю.

— Тайрон, ты должен надеть снаряжение, — говорит Джексон. Может, мне просто показалось, но, клянусь, я слышала нотки грусти в его словах. Или выдумала их. С секунду никто не двигается. Затем Джексон хватает снаряжение с земли и пихает его парню, не желающему никак помогать.

— Я еще поплачусь за это, — бормочет Тайрон.

— Поплатишься?

— Стоимость оружия вычитывается очками. Основное стоит пятьдесят. Снаряжение — двадцать пять. Он, — кивает на Джексона, — добыл себе дополнительный нож. Еще пятьдесят очков.

Счет. Очки.

«Каждый раз, когда нас выдергивали, ее баллы росли».

Все кусочки пазла стают на места. Мы зарабатываем очки, как в настоящей игре. Когда он упоминал об этом в Вегасе, то говорил не только о своем выдуманном проекте. Получи достаточное количество очков и…

— Они довольно щедры на обвинения и изымание очков. Жаль, нельзя сказать того же об очках за удары, — ворчит Тайрон.

— Оставь свою злобу для драу, — яростно говорит Джексон.

Парень смотрит на него с напряженной челюстью и горящими глазами, а затем подбирает снаряжение и одевается.

Когда Джексон указывает на коробку с оружием, Тайрон протягивает руку и выбирает цилиндр. Плечи Джексона напряжены, он слегка поворачивает лицо, и уже не ясно, смотрит он на Тайрона или на меня.

— Ты переживешь это, Тайрон, — едва слышно говорит он. — Не смей умирать.

Я сглатываю, не до конца поняв, что происходит, потому что у меня появилось впечатление, что он обращается не только к Тайрону.

— Сильные слова для человека, заявляющего, что тут каждый за себя.

Проходят секунды.

— Просто не хочу тренировать новичков.

— Придурок, — пламенно бормочет Тайрон себе под нос. Джексон слабо улыбается.

— Очки, — кричит Лука.

Мы поворачиваемся к центру поляны. Воздух мерцает, как у нагретой дороги. Начинает появляться что-то черное и квадратное. Похоже на большой плоский экран, но когда я подхожу, чтобы коснуться его, мои пальцы проходят насквозь. Когда я отвожу руку назад, угол экрана колеблется и искажается, но быстро принимает первоначальную форму.

Лука и Тайрон становятся рядом. Появляется изображение Джексона в черной рамке. Он одет точно так же, как при нашей первой встрече, даже очки-авиаторы не забыли. На его одежде кровь, а на щеке — царапина. Странная и пугающая картинка — это определенно не фото. Похоже на очень качественную 3-D визуализацию. Экранный Джексон поворачивается, уменьшается и переносится в верхний левый угол.

Появляется новая картинка: Луки. Он прислоняется к стене, держится за руку, и я вижу белые осколки сломанных костей. Ахаю. На картинках изображены мы после конца последней битвы. Я делаю шаг назад, чувствуя тошноту, пока 3-D Лука поворачивается и тоже переносится в левый угол. Картинка Джексона опускается на уровень ниже.

Следующий Тайрон. Картинка поворачивается и поднимается вверх. Он оказывается над Джексоном, но под Лукой.

Хочется отвернуться. Следующей будет Райчел. Или я. В любом случае, я не хочу этого видеть. Но что-то держит меня на месте, и я не могу оторвать взгляд от экрана.

Появляется черная рамка и мерцающая картинка. У меня сжимается сердце. Это Райчел. Ее последняя битва. Последний момент. У нее серая кожа и спутанные волосы, мокрые от крови. Глаза открыты, но смотрит она в пустоту. Тайрон резко выдыхает, как сдувшийся шарик. Я все еще прикована к экрану, но рукой нащупываю его и обхватываю за талию. Он вздрагивает под моим прикосновением, но не отдергивается. Я тоже вздрагиваю, вспоминая, как Райчел коснулась меня в темноте на складе в знак утешения, прежде чем появились инопланетяне. Слезы обжигают мне веки.

Мы могли бы стать подругами. Обязательно стали бы! Но я не помогла ей, ничего не сделала, чтобы спасти ее. Я себя-то еле спасла. А Джексон? Он был занят тем, что делал все возможное, дабы мне не высосали мозг через глаза — по крайней мере, по ощущениям со мной происходило именно это. Смог ли он спасти Райчел, не стань я на пути? Попытался бы?

Я кошусь на него. Он не шевелится, даже не дышит. «Каждый сам за себя». Джексон продолжает настаивать на этом. В парке он сказал не убиваться из-за того, что я выжила, а другие — нет. Но если он следует своей же философии, то почему выглядит так, будто на его плечах груз всего мира? Почему его мышцы напряжены, а губы поджаты в тонкую линию?

Картинка Райчел отлетает влево, опуская Луку на ряд ниже. Она — самая верхняя.

Затем появляюсь я. Впечатление, что смотрю на незнакомку. Эта девушка бледная, дикая, раненая. В ее глазах виден страх, но поднятый подбородок и сжатая челюсть говорят о том, что она еще не вышла из игры. Это я и не я. Меня переворачивает, и я оказываюсь над Джексоном и под остальными.

Рядом с нашими образами выскакивают две колоны с цифрами. Те, что рядом с именем Райчел, красные, а у всех остальных — белые. Красные, как ее кон. Красные, как ее кровь.

— Что это? — спрашиваю я.

— Очки, — отвечает Лука. — Первая колонка — наши очки за прошлую миссию. Вторая — суммирует очки за все миссии. У кого больше очков — тот и сверху.

Я смотрю на числа. У Райчел самый низший балл за прошедшую миссию, но высший в сумме. Поэтому ее имя значится первым.

— Райчел была крута, — шепчу я.

— Ага, — у Тайрона перехватывает дыхание. — Была. Она почти выбралась.

У меня ускоряется пульс; мне кажется, я понимаю, о чем он толкует, но боюсь надеяться.

— Ее суммированный балл был 9,25. Сколько нужно, чтобы выбраться?

— Тысяча, и она была бы готова.

— Готова… в смысле, победила? Выиграла в… игре?

Джексон протестующее хмыкает, но не потому, что я неправа. По какой-то причине, он не был готов поведать мне эту информацию. Я поворачиваюсь к нему:

— Набери она тысячу, то могла бы… что? Уйти? Отправиться на пенсию? Сбежать?

— Все вышеперечисленное, — говорит Лука.

— Это всего лишь слух. Мы не знаем наверняка, — вставляет Джексон.

— Просто чтобы прояснить, ходит слух, что тысяча баллов дает тебе свободу? — Я жду кивка от парня. — И мы получаем очки за убийства… — смотрю на Луку. — Прости, за избавление от инопланетян? — Джексон снова кивает.

— Сколько? — спрашиваю я, и когда никто не отвечает, повторяю громче: — Сколько очков?

— Пять за дозорного. Десять за специалиста, — поясняет Лука. — Лидер — пятнадцать. Командир — двадцать.

Так мало. Уйдет очень много времени, прежде чем я наберу тысячу. Может, в том и суть. Кто бы ни руководил этой чертовой игрой, он хочет дать нам надежду на свободу, но не более.

Поворачиваюсь к Тайрону:

— Ты говорил мне об этом. В Вегасе. — Я пытаюсь вспомнить точные слова. — Что-то о мульти-ударных и бонусных очках за… попадание украдкой. И… о штрафных баллах. — Пауза. — Когда я впервые очнулась здесь, ты что-то говорил о парне, который был до меня…

Его выражение становится мрачным.

— Он думал только о том, как бы выбраться. Ему было плевать на остальных.

— Он был грифер, — говорит Лука.

— Очередной игровой термин?

Кивает.

— Так мы называем того, кто кличет горе. Он крал очки. Позволял мне, Тайрону или Райчел поражать цель, а сам потом хватал наши баллы. Ему было совершенно все равно, что нас могут убить. Главное — очки. Он хотел на выход.

— Разве не все этого хотят?

— Да, но мы не жертвуем командой ради этого.

Я кошусь на Джексона. «Каждый сам за себя». Чем больше я узнаю, тем больше вижу его ложь. С того, что я видела на прошлой миссии, можно сделать вывод, что он не грифер. И остальные тоже.

Я поворачиваюсь обратно к очкам. На прошлой миссии Райчел набрала всего 25. Но я помню, как она дралась, и уверена, что у нее должно быть больше.

— Ее счет такой низкий, потому что она умерла, и тем самым потеряла баллы. — Смотрю на Тайрона. — Ты сказал, что мы платим за оружие. Как еще можно потерять очки?

— Двадцать пять за травму.

Я смотрю на счет Райчел, гадая, сколько травм — и сколько боли — ей пришлось пережить на последней миссии, чтобы заработать так мало очков. Меня сейчас стошнит…

— Если твой кон становится желтым, то ты теряешь еще больше, — говорит Джексон.

— Значит, я потеряла очки на прошлой миссии?

— Да.

Смотрю на его подозрительно низкий балл. Странно, хоть у него самый низкий рейтинг, он единственный, у кого есть ранг и престижный значок рядом с именем. Бронзовая звезда с еще одной поменьше в центре.

— А ты? — спрашиваю я. — Ты терял очки? — Должен был.  Я помню, как он убивал драу, но на его баллах это не отразилось.

— Я теряю очки на каждой миссии. — За его словами слышатся нотки сарказма.

— Он оставляет их нам, — отзывается Лука.

Не знаю, что и думать. Я помню, как Джексон выбил оружие из руки драу вместо того чтобы пристрелить его. Он вообще стрелял только при крайней необходимости, когда становилось совершенно ясно, что я не справлюсь без помощи. И я помню, как он кинулся передо мной, используя свое тело как щит от пистолета драу. Он принял удар на себя.

Такое впечатление, что он вовсе не хочет набирать очки. Или чтобы мы набрали вместо него.

— Ты хочешь освободиться?

— Тысяча очков — всего лишь слух, — отвечает он.

— Ты в него не веришь?

— Я не знаю никого, кто набрал бы столько.

Я набираю воздух, готовясь задать следующий вопрос. Вместо этого умолкаю. Джексон осторожен со словами. Он не бросает их на ветер. Ты не знаешь наверняка, сказал он Луке, не мы. Это значит, что Лука не знает, а Джексон — да? К тому же, то, что он не знает никого, кто набрал бы тысячу, не подтверждает и не отрицает правдивость слуха.

Смотрю на счет и хмурюсь.

— Почему я не видела его в прошлый раз?

— Его показывали перед тем, как ты очнулась, — говорит Лука. — Тебе он был не нужен. У тебя еще не было очков.

— Кто дольше всего пробыл в игре? — Перевожу взгляд с одного парня на другого.

— Джексон был уже здесь, когда меня завербовали, — говорит Тайрон.

Я киваю и смотрю на Луку.

— Они оба были здесь, когда я появился.

Значит, Джексон пробыл тут дольше всех, и у него самый низкий счет. Затем следует мой. Затем Тайрона. Но он был здесь дольше Луки…

— Почему у тебя такой низкий счет? — спрашиваю я, подходя к Тайрону.

— Повыше, чем у тебя, — ерничает он.

— Я только прибыла. У меня не было времени набрать очков. В отличие от тебя.

Парень сглатывает.

— Я не особо старался. Поначалу мне было весело. Я думал, что исследую свою игру. Затем… когда появилась Райчел… я перестал пытаться. Это был шанс… увидеть ее. Быть с ней.

Мы все молчим с пару секунд. Затем я поворачиваюсь к Джексону:

— Ты тут дольше остальных. Почему же у тебя такой низкий балл?

Он лениво пожимает плечами.

— Видимо, я не очень-то хорош. — Наглая ложь! Он лучше, чем просто хорош. Джексон намеренно остается внизу рейтинга, и я хочу знать, почему. Внезапно это кажется самым главным вопросом из всех.

— Ты получаешь очки за использование ножа?

— Осталось тридцать секунд, — говорит он.

— Это не ответ.

— Но на этом всё.

Я прищуриваюсь.

— Я сама разберусь.

— Ой ли? — он слабо улыбается. — Игра началась, Мики Джонс.