Главная » 2012 » Ноябрь » 9 » Прекрасная катастрофа, глава 17
22:11 Прекрасная катастрофа, глава 17 | |
 Не стоит благодарности На первом листе блокнота я по клеточкам рисовала квадратики, соединяя их друг с другом, чтобы получались простые объемные кубы. До начала урока осталось десять минут, но в классе все еще никого не было. Моя жизнь постепенно приходила в норму, но мне все еще требовалось несколько минут, чтобы собраться с духом и общаться с кем-то еще, помимо Финча и Америки. — То, что мы больше не встречаемся, не означает, что ты не можешь больше носить браслет, который я тебе подарил, — сказал Паркер, садясь за парту рядом со мной. — Я собиралась спросить тебя, нужно ли вернуть его. Улыбнувшись, он наклонился, чтобы дорисовать верхнюю линию у одного из кубов. — Это подарок, Эбс. Я не делаю подарки с условиями. Включился верхний свет, когда вошла доктор Баллард, села во главе класса и стала копаться на своем столе, заваленном бумагами. Внезапно комната загудела от болтовни, отдающейся эхом от больших, забрызганных дождем окон. — Слышал, что вы с Трэвисом расстались пару недель назад. — Паркер поднял руку, заметив мое раздраженное выражение лица. — Это не мое дело. Просто ты такая грустная, и мне захотелось сказать тебе, как мне жаль. — Спасибо, — пробормотала я, переворачивая блокнот на чистый лист бумаги. — И еще мне бы хотелось извиниться за свое поведение раньше. То, что я сказал, было... жестоко. Просто я был зол и сорвался на тебе. Это было нечестно, прости. — Я не собираюсь встречаться с тобой, Паркер, — предупредила я. Он тихонько засмеялся. — Я не пытаюсь этим воспользоваться. Мы все еще друзья, и я хочу быть уверен, что с тобой все в порядке. — Я в порядке. — Ты поедешь домой на День Благодарения? — Я поеду домой к Америке. Обычно, этот день я провожу у нее. Паркер только открыл рот, чтобы заговорить, как доктор Беллард начала лекцию. Тема Дня Благодарения заставила меня вспомнить о моих предыдущих планах помочь Трэвису приготовить индейку. Я подумала о том, как бы все было, и поняла, что беспокоюсь, что они снова закажут пиццу. Я почувствовала слабость. Немедленно выкинув эти мысли из головы, я постаралась сконцентрироваться на каждом слове доктора Беллард. После урока я увидела, как ко мне со стоянки бежит Трэвис, и мое лицо залилось краской. Он снова был гладко выбрит, на нем была толстовка с капюшоном и его любимая красная бейсболка, закрывающая голову от дождя. — Увидимся после каникул, Эбс, — сказал Паркер, дотрагиваясь до моей спины. Я ожидала увидеть сердитый взгляд Трэвиса, но он, кажется, не заметил Паркера, когда оказался возле меня. — Привет, Голубка. Я неловко улыбнулась в ответ, и он сунул руки в передний карман толстовки. — Шепли сказал, что ты завтра собираешься с ним и Мер в Уичито. — Да? — Ты проведешь все каникулы у Америки? Я пожала плечами, стараясь казаться расслабленной. — Я на самом деле очень хорошо лажу с ее родителями. — А как же твоя мама? — Она — алкоголичка, Трэвис. Она даже не будет знать, что настал День Благодарения. Внезапно он занервничал, и у меня скрутило живот от возможности второго публичного разрыва. Над нами раздались раскаты грома, и Трэвис украдкой посмотрел наверх, когда ему на лицо упали большие капли. — Я хотел попросить тебя об одолжении, — сказал он. — Иди сюда. Он потянул меня под ближайший навес, и, чтобы избежать еще одной сцены, я повиновалась. — Что за одолжение? — подозрительно спросила я. — Мой, э-э... — Он переступил с ноги на ногу. — Отец и братья все еще ждут тебя в четверг. — Трэвис! — взвыла я. Он посмотрел на свои ноги. — Ты же сказала, что придешь. — Знаю, но... теперь это немного неуместно, тебе не кажется? Кажется, его это не тронуло. — Ты сказала, что придешь. — Когда я согласилась прийти с тобой, мы были еще вместе. Ты знал, что я не собираюсь приходить. — Не знал, но в любом случае, уже слишком поздно. Прилетает Томас, и Тейлор отпросился с работы. Все с нетерпением хотят увидеться с тобой. Я поежилась, накручивая на палец влажные пряди волос. — Ну, они же приедут в любом случае, ведь так? — Не все. За многие годы мы ни разу не собирались все вместе на День Благодарения. Как только я пообещал им настоящую еду, они приложили все усилия, чтобы приехать. С тех пор, как мама умерла, у нас на кухне не было женщины, и... — И дело не в женоненавистничестве или чем-то таком. Он наклонил голову. — Голубка, перестань, я не это имел в виду. Мы все хотим увидеть тебя. Вот о чем я говорю. — Ты не сказал им о нас... так ведь? — я произнесла это самым обвинительным тоном, на который была способна. Он на мгновение забеспокоился, а потом покачал головой. — Отец спросил бы из-за чего, а я не готов говорить с ним об этом. Мне бы не хотелось услышать напоминание о том, насколько я бестолковый. Голубка, пожалуйста, приходи. — Мне надо будет поставить индейку в шесть утра. А нам надо бы вернуться сюда к пяти... — Или мы могли бы остаться там. Мои брови взметнулись вверх. — Ни за что! И так довольно плохо, что мне придется врать твоей семье и притворяться, что мы все еще вместе. — Ты так говоришь, будто я прошу тебя поджечь себя на костре. — Ты должен был сказать им! — Я скажу. После Дня Благодарения... Я скажу им. Я вздохнула, отведя взгляд. — Если ты пообещаешь мне, что это не очередной трюк, чтобы я вернулась к тебе, то я приеду. Он кивнул. — Обещаю. Я увидела искру, промелькнувшую в его глазах, хотя он и старался скрыть ее. Стараясь не улыбнуться, я сжала губы. — Увидимся в пять. Трэвис наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, его губы задержались на моей коже. — Спасибо, Голубка. Америка и Шепли встретили меня в дверях столовой, и мы вошли вместе. Я выдернула столовое серебро из держателя, а затем бросила свою тарелку на поднос. — Что с тобой, Эбби? — спросила Америка. — Я не поеду с вами завтра, ребята. У Шепли отвисла челюсть. — Ты пойдешь к Мэддоксам? Глаза Америки метнулись ко мне. — Ты что??? Я вздохнула и протянула деньги кассиру. — Я пообещала Трэву, что пойду, когда мы летели в самолете, и он рассказал всем им, что я буду. — Скажу в его защиту, — начал Шепли, — что он на самом деле не думал, что вы, ребята, разойдетесь. Он думал, что ты вернешься. Было уже слишком поздно, когда он понял, что все серьезно. — Это все фигня, Шеп и ты это прекрасно знаешь, — вскипела Америка. — Ты не должна идти туда, если не хочешь, Эбби. Она была права. Не то чтобы у меня не было выбора. Но я не могла так поступить с Трэвисом. Даже если бы ненавидела его. А это не так. — Если я не поеду, он будет вынужден объяснять, почему я не появилась, и я не хочу испортить его День Благодарения. Они все возвращаются домой, думая, что я буду там. Шепли улыбнулся. — Ты им действительно нравишься, Эбби. На днях, Джим разговаривал о тебе с моим отцом. — Отлично, — пробормотала я. — Эбби права, детка, — сказал Шепли. — Если она не приедет, Джим проведет весь день, изводя Трэва. Нет смысла портить им праздник. Америка обняла меня за плечи. — Ты все еще можешь поехать с нами. Ты больше не с ним и не должна продолжать спасать его. — Я знаю, Мер. Но так будет правильно. Солнце пригревало дома снаружи, а я стояла перед зеркалом, расчесывала волосы, и думала, что я справлюсь с нашей с Трэвисом аферой. — Это всего лишь на один день, Эбби. Ты справишься, — сказала я, глядя в зеркало. Притворство никогда не было проблемой для меня; но может стать, пока мы притворяемся, и это меня беспокоило. Когда Трэвис подбросил меня после обеда, мне пришлось принять решение. Решение, искаженное напускным счастьем, которое мы изобразим для его родных. Тук-тук. Я обернулась и посмотрела на дверь. Кары не будет дома весь вечер, и я знала, что Америка и Шепли уже в дороге. Понятия не имею, кто это может быть. Я положила расческу на стол и пошла, открывать дверь. — Трэвис, — выдохнула я. — Ты готова? Я подняла бровь. — Готова к чему? — Ты сказала заехать за тобой в пять. Я скрестила руки на груди. — Я имела в виду пять утра. — Ох, — сказал Трэвис, выглядя разочарованным. — Думаю, я должен позвонить папе и сказать ему, что мы все-таки не останемся на ночь. — Трэвис! — завопила я. — Я взял машину Шепа, так что нам не нужно будет мучиться с сумками на мотоцикле. Дома есть свободная спальня, которую ты можешь занять. Мы можем посмотреть фильм или... — Я не останусь у твоего отца! Его лицо помрачнело. — Окей. Я, эм... Увидимся утром. Он сделал шаг назад, и я закрыла дверь, прислонившись к ней. Во мне бурлили эмоции, и я раздраженно вздохнула. Разочарованное лицо Трэвиса было еще свежо в моей памяти, когда я открыла дверь и вышла, увидев, как он медленно бредет по коридору и набирает номер телефона. — Трэвис, подожди. — Он обернулся и от его взгляда, полного надежды, у меня заныло в груди. — Дай мне минуту, чтобы взять несколько вещей. Улыбка облегчения и благодарности расплылась на его лице, и он прошел в мою комнату, наблюдая с прохода, как я закидываю вещи в сумку. — Я все еще люблю тебя, Голубка. Я не оборачивалась. — Не стоит. Я делаю это не для тебя. Он громко втянул воздух. — Я знаю. Всю дорогу к дому его отца мы молчали. Казалось, даже воздух в машине был пропитан нашей нервозностью, и было тяжело сидеть ровно на холодных кожаных сидениях. Когда мы приехали, Трентон и Джим вышли к нам с улыбками на лицах. Трэвис достал наши сумки из машины, и отец похлопал его по спине. — Рад тебя видеть, сынок. — Его улыбка стала еще шире, когда он перевел взгляд на меня. — Эбби Абернати. Мы ждем-не дождемся завтрашнего ужина. Прошло много времени с тех пор, как... В общем, прошло много времени. Я кивнула и последовала в дом за Трэвисом. Джим положил руку на свой выступающий живот и ухмыльнулся. — Я выбрал для вас комнату для гостей наверху, Трэв. Не думал, что ты предпочел бы бороться за место с одним из близнецов в своей комнате. Я посмотрела на Трэвиса. Было тяжело наблюдать, как он изо всех сил пытался что-то выдавить из себя. — Эбби, эмм... она будет, эмм... она будет спать в гостевой комнате. Я — в своей. Трентон сгримасничал. — Почему? Она же жила у тебя дома, разве нет? — Не в последнее время, — ответил он, отчаянно пытаясь избежать правды. Джим и Трентон обменялись многозначительными взглядами. — Комнату Томаса годами использовали как склад, и я собирался отдать ему твою комнату. Думаю, он может и поспать на диване, — сказал мистер Мэддокс, глядя на жалкие, блеклые подушки в гостиной. — Не волнуйтесь об этом, Джим. Мы просто хотели проявить уважение, — я улыбнулась, дотронувшись до его руки. Его смех раздался по всему дому, и он похлопал меня по руке. — Ты ведь знакома с моими сыновьями, Эбби. И знаешь, что меня практически невозможно обидеть, черт возьми. Трэвис кивнул в сторону ступенек, и я пошла за ним. Он открыл дверь с ноги и поставил сумки на пол, вначале посмотрев на кровать, а затем поворачиваясь ко мне. Комната была отделана в коричневом цвете, пол укрыт потрепанным ковром. Стены были грязно-белыми, с потрескавшейся краской в некоторых местах. Я заметила только одну рамку на стене, с фотографией Джима и матери Трэва. Фон был голубого цвета, типичным для портретной съемки в студии, выделявшим взлохмаченные волосы и юные улыбающиеся лица. Должно быть, она была снята до рождения мальчиков, оба выглядели не старше двадцати. — Прости, Голубка. Я буду спать на полу. — Естественно будешь, черт возьми, — сказала я, собирая волосы в хвостик. — Не могу поверить, что ты уговорил меня пойти на это. Он сел на кровать и потер лицо в отчаянии. — Это будет полная фигня. Не знаю, о чем я думал. — Зато я знаю о чем. Я не тупая, Трэвис. Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Но ты все равно пришла. — Мне надо все приготовить на завтра, — сказала я, открывая дверь. Трэвис встал. — Я помогу. Мы почистили горы картофеля, порезали овощи, поставили размораживаться индейку и начали готовить слои для пирога. Первый час прошел в более чем неудобной обстановке, но затем приехали близнецы и все собрались на кухне. Джим поведал веселые истории о каждом из мальчиков, и мы смеялись над его рассказами о прошлых Днях Благодарения, которые были настоящей катастрофой, когда они пытались что-то приготовить, а не просто заказать пиццу. — Диана была великолепным поваром, — задумчиво сказал Джим. — Трэв не помнит, но нам даже не стоило пытаться, после того, как она умерла. — Никакого давления, Эбби, — усмехнулся Трентон, доставая пиво из холодильника. — Давайте достанем карты. Я хочу попробовать вернуть хоть малую часть тех денег, что забрала Эбби. Джим покачал пальцем перед сыном. — Никакого покера на этих выходных, Трент. Я достал домино, пойди и принеси. Никаких пари, черт возьми. Я все сказал. Трентон покачал головой. — Ладно, старик, ладно. Братья Трэвиса выбежали из кухни, Трентон пошел за ними, останавливаясь, чтобы оглянуться: — Пошли, Трэв. — Я помогаю Голубке. — Мы почти все сделали, малыш, — сказала я. — Иди. Его глаза смягчились от моих слов, и он слегка приобнял меня за талию. — Ты уверена? Я кивнула, и он наклонился, чтобы поцеловать в щеку, чуть сжав меня перед тем, как последовать за Трентоном в игральную комнату. Джим смотрел, как его сыновья уходят, покачивая головой и улыбаясь. — То, что ты делаешь — невероятно, Эбби. Не думаю, что ты понимаешь, насколько мы это ценим. — Это была идея Трэвиса. Рада помочь. Прислонившись к кухонной стойке и попивая пиво, он обдумывал свои следующие слова: — Вы с Трэвисом особо не разговаривали. У вас какие-то проблемы? Я сжала в руке жидкость для мытья посуды, пока раковина наполнялась горячей водой, и пыталась придумать, что сказать, что не было бы явной ложью. — Думаю, все немного изменилось. — Так я и думал. Ты должна быть терпелива с ним. Трэвис многого не помнит, но он был близок с матерью, а после того, как ее не стало, он уже никогда не был прежним. Я думал, что он перерастет это, знаешь, пока молодой. Это было тяжело для всех, но Трэв... после этого он перестал любить людей. И я был удивлен, когда он привел тебя сюда. Из того, как он ведет себя с тобой, как смотрит на тебя, я понял, что ты какая-то особенная. Я улыбнулась, но не отрывала взгляда от тарелок, которые терла. — Трэвису будет трудно. Он наделает кучу ошибок. Он вырос среди парней, лишенных матери, и одинокого ворчливого старика в качестве отца. После смерти Дианы мы все были немного растеряны, и, думаю, что я не смог помочь мальчикам справиться с этим, как должен был. Я знаю, что трудно не обвинять его, но ты в любом случае должна любить его, Эбби. Ты — единственная женщина, которую он полюбил, кроме матери. Не знаю, что с ним будет, если ты тоже оставишь его. — Я сдержала слезы и кивнула не в силах ответить. Джим положил мне на плечо руку и сжал его. — Я никогда не видел у него такой улыбки, как когда он с тобой рядом. Надеюсь, что однажды все мои мальчики найдут себе такую же Эбби. Как только его шаги утихли в конце коридора, я схватилась за край раковины, пытаясь восстановить дыхание. Я знала, что праздник с Трэвисом и его семьей будет трудным испытанием, но не ожидала, что это вновь разобьет мое сердце. Я вымыла, высушила и положила на места все тарелки под аккомпанемент шуток и смеха парней из соседней комнаты. Затем, я убрала кухню, помыла руки и пошла наверх, чтобы приготовиться ко сну. Трэвис схватил меня за руку. — Еще рано, Голубка. Ты же не собираешься ложиться спать, да? — Сегодня был тяжелый день. Я устала. — Мы хотели посмотреть кино. Почему бы тебе не спуститься и не присоединиться к нам? Я посмотрела вверх на ступеньки и обратно на полную надежды улыбку — Ладно. Он повел меня за руку к дивану, и мы сели рядом, когда пошли титры. — Выключи свет, Тейлор, — приказал Джим. Рука Трэвиса собственнически легла позади меня на спинку дивана. Он осторожничал, пытаясь не воспользоваться ситуацией, и я поймала себя на смешанном чувстве благодарности и разочарования. Сидя так близко к нему, ощущая смешанный запах табака и его одеколона, мне было очень тяжело сохранять дистанцию, как физическую, так и эмоциональную. Как я и боялась, мое решение перестало казаться мне правильным, и я старалась забыть все то, что сказал мне Джим на кухне. Уже прошло полфильма, как передняя дверь распахнулась, и Томас завернул за угол, с сумкой в руках. — Счастливого Дня Благодарения! — сказал он, положив свой багаж на пол. Джим встал и обнял старшего сына, и каждый, за исключением Трэвиса, пошли поприветствовать его. — Ты не поздороваешься с Томасом? — прошептала я. Он не смотрел на меня, когда отвечал, все его внимание было приковано к обнимающейся и смеющейся семье. — У меня есть один вечер с тобой. И я не собираюсь напрасно тратить его. — Привет, Эбби. Рад снова видеть тебя, — улыбнулся Томас. Трэвис положил руку мне на колено, и я посмотрела вниз, а затем на него. Заметив выражение моего лица, тот убрал свою руку и сцепил пальцы в замок. — Ой-ой. Неприятности в раю? — спросил Томас. — Заткнись, Томми, — заворчал Трэвис. Настроение в комнате изменилось; я почувствовала, что глаза всех присутствующих прикованы ко мне, в ожидании объяснений. Я нервно улыбнулась и обеими руками взяла руку Трэвиса. — Просто устали. Мы ведь весь вечер работали над едой, — сказала я, положив голову на плечо Трэва. Он посмотрел на наши руки и сжал их, его брови чуть сдвинулись к переносице. — Говоря об усталости, у меня уже просто нет сил, — выдохнула я. — Я иду ложиться, малыш. Я посмотрела на всех вокруг. — Спокойной ночи, ребята. — Спокойной, сестренка, — ответил Джим. Все братья Трэвиса попрощались со мной и я поднялась наверх. — Я тоже пойду, — услышала я слова Трэва. — Кто бы сомневался, — поддел Трентон. — Везучий ублюдок, — проворчал Тайлер. — Эй. Мы не будем так говорить о твоей сестре, — предупредил Джим. В моем животе что-то екнуло. Единственной семьей, которая была у меня на протяжении многих лет, были родители Америки, и хоть Марк и Пэм всегда заботились обо мне с истинной добротой, они не мои. А теперь, шесть непокорных, бранящихся, привлекательных мужчин внизу встретили меня с распростертыми объятиями, и завтра я с ними попрощаюсь навсегда. Трэвис схватил дверь спальни перед тем, как та закрылась, и замер. — Хочешь, чтобы я подождал в коридоре, пока ты переодеваешься для сна? — Я хочу ополоснуться в душе. Там и переоденусь. Он почесал затылок. — Ладно. Я пока сделаю себе койку. Я кивнула и направилась в ванную. Стоя под ветхим душем, я натирала себя, сосредоточившись на водяных потоках и пене от мыла, стараясь побороть подавляющий страх, который преследовал меня с утра до ночи. Когда я вернулась в спальню, Трэвис бросил подушку на пол, на свою, сделанную из подручных средств, кровать. Он слабо улыбнулся мне, дождавшись своей очереди в душ. Я забралась в кровать, натягивая покрывало до груди и пытаясь игнорировать одеяла на полу. Когда Трэвис вернулся, он посмотрел на свою койку с той же грустью, что и я, а затем выключил свет и устроился на подушке. Пару минут я молчала, а затем услышала несчастный вздох Трэвиса. — Это наша последняя ночь вместе, не так ли? Я подождала с мгновение, пытаясь придумать верные слова. — Я не хочу ссориться, Трэв. Просто спи. Услышав, как он ворочается, я перекатилась на свою сторону, чтобы посмотреть вниз на него, вжимаясь щекой в подушку. Он уперся головой в руку и посмотрел мне в глаза. — Я люблю тебя. С мгновение, я наблюдала за ним. — Ты обещал. — Я обещал, что это не будет какой-то уловкой, чтобы мы снова стали парой. И сдержал слово, — он потянулся рукой, чтобы дотронуться до моей. — Но если это означало вновь быть вместе с тобой, то, признаюсь, я об этом думал. — Я забочусь о тебе. Не хочу тебя обидеть, но мне нужно следовать своим принципам в первую очередь. У нас бы это не сработало. — Но ведь ты все равно меня любишь? Я сжала губы. — Все еще люблю. Его глаза заблестели, и он сжал мою руку. — Могу я попросить тебя об одолжении? — Вообще-то, я сейчас в процессе выполнения твоей предыдущей просьбы, — я улыбнулась. Его лицо оставалось непроницаемым, никак не реагируя на меня. — Если это действительно так... если ты и вправду рассталась со мной... позволь мне обнимать тебя этой ночью? — Не думаю, что это хорошая идея, Трэв. Его хватка на моей руке усилилась. — Пожалуйста? Я не могу спать, зная, что ты в шаге от меня, и подобной возможности больше не представится. Я с мгновение смотрела в его глаза, полные отчаяния, а затем нахмурилась. — Я не собираюсь заниматься с тобой сексом. Он покачал головой. — Я не об этом тебя прошу. Я посмотрела на тускло освещенную комнату, думая о последствиях, раздумывая, смогу ли я отказать Трэвису, если он передумает. Я крепко зажмурилась и сдвинулась с края кровати, приподнимая одеяло. Он залез в кровать и лег рядом, быстро притягивая меня в свои объятия. Его голая грудь поднималась и опускалась от неровного дыхания, и я проклинала себя за чувство умиротворенности, появившееся от прикосновения его кожи. — Мне будет этого не хватать, — сказала я. Он поцеловал мои волосы и придвинул еще ближе, будто был не в состоянии прижать меня достаточно близко к себе. Он уткнулся лицом в мою шею, и я удобно устроила руку на его спине, хоть мое сердце было так же разбито, как и его. Он втянул воздух и потерся лбом о мою шею, вжимаясь пальцами в кожу на моей спине. Какими бы жалкими мы не были в последнюю ночь нашего спора, сейчас все было куда хуже. — Я... я не думаю, что могу сделать это, Трэвис. Он прижал меня крепче, и я почувствовала, как моя первая слеза покатилась по щеке. — Я не могу, — сказала я, закрывая глаза. — Так не делай, — сказал он у моей кожи. — Дай мне еще один шанс. Я попыталась выбрать из-под него, но его хватка была железной, никаких шансов для побега. Я закрыла лицо руками и нас обоих потрясли мои тихие всхлипывания. Трэвис посмотрел на меня, его взгляд был тяжелым, а глаза мокрыми. Он убрал мои руки от глаз своими большими и нежными пальцами, а затем поцеловал ладонь. Я пораженно вздохнула, когда он посмотрел на мои губы, а затем в глаза. — Я никогда и никого не полюблю так, как тебя, Голубушка. Я шмыгнула и дотронулась до его лица. — Я не могу. — Знаю, — его голос надломился. — Всегда был уверен, что я недостаточно хорош для тебя. Я скривилась и покачала головой. — Дело не только в тебе, Трэв. Мы оба недостаточно хороши друг для друга. Он покачал головой и хотел что-то сказать, но потом задумался. После долгого, глубокого вдоха, он положил голову мне на грудь. Когда зеленые циферки на часах, висящих на противоположной стороне комнаты, показали одиннадцать часов, дыхание Трэвиса наконец-то замедлилось и выровнялось. Мои же глаза отяжелели, и мне пришлось моргнуть пару раз прежде, чем сознание ускользнуло от меня. — Ой! — вскрикнула я, убирая руку с печи и сразу же остужая ожог во рту. — Все нормально, Голубка? — спросил Трэвис, шаркая по полу и надевая футболку. — Черт! Этот гребаный пол холодный, как лед! Я подавила смешок, глядя на него, прыгающего на одной ноге, потом на другой, пока ступни не приспособились к холоду. Солнце едва просвечивало сквозь жалюзи, все остальное семейство Мэддоксов мирно посапывало у себя в кроватях. Я засунула глубже в духовку антикварную оловянную кастрюлю и закрыла дверцу. Затем, я пошла к крану, чтобы остудить пальцы под холодной водой. — Ты можешь вернуться в кровать. Мне просто нужно было поставить индейку в духовку. — А ты вернешься? — спросил он, складывая руки на груди, чтобы защититься от холодного воздуха. — Ага. — Дамы вперед, — сказал он, показывая рукой в сторону лестницы. Когда мы оба спрятали ноги под покрывалом, он снял с себя футболку и натянул одеяло по наши шеи. Мы продолжали дрожать от холода, так что он крепко обнял меня, в ожидании, когда тепло наших тел нагреет маленькое пространство между нашей кожей и одеялом. Я почувствовала касание его губ на своих волосах и вибрацию его горла, когда он заговорил: — Смотри, Голубка. Снег идет. Я обернулась, чтобы посмотреть в окно. Белые снежные хлопья были видны только в свете уличного фонаря. — Такое впечатление, что уже Рождество, — сказала я, моя кожа наконец-то нагрелась, благодаря теплу его тела. Он вздохнул, и я повернулась, чтобы увидеть выражение его лица. — Что? — Тебя не будет здесь на Рождество. — Но я здесь сейчас. — Уголок его губ приподнялся и он наклонился, чтобы поцеловать меня, но я отодвинулась и покачала головой. — Трэв... Его хватка усилилась, он опустил голову и в его, орехового цвета глазах, я увидела решимость. — У меня осталось меньше, чем двадцать четыре часа с тобой, Голубка. Я буду целовать тебя. И не один раз. Весь день. Буду использовать каждую возможность. Если хочешь, чтобы я остановился, просто скажи, но пока ты этого не сделаешь, я хочу сделать каждую секунду моего последнего дня с тобой запоминающейся. — Трэвис... — я задумалась на мгновение и пришла к выводу, что он не испытывал никаких иллюзий по поводу того, что случиться, когда он отвезет меня к себе домой. Я приехала сюда притворяться и хоть нам обоим будет очень сложно позже, я не хотела ему отказывать. Когда он заметил, как я смотрю на его губы, то вновь приподнял один уголок и нагнулся, чтобы прижаться своими мягкими губами к моим. Начиналось все мило и невинно, но стоило его губам раскрыться, как я с тем же пылом ответила на поцелуй. Его тело мгновенно напряглось, и он глубоко вдохнул, прижимаясь ближе ко мне. Мое колено сползло с края кровати, когда он приподнялся надо мной, при этом наши губы ни разу не оторвались друг от друга. Он раздел меня в мгновение ока, и когда между нами не осталось и кусочка ткани, он схватил железные узоры на спинке кровати обеими руками, и одним быстрым движением вошел в меня. Я сильно прикусила губу, сдерживая крик, зародившийся в моем горле. Трэвис застонал, и я вжала ноги в матрас, устраиваясь так, чтобы можно было поднимать бедра ему на встречу. Держась одной рукой за спинку кровати, а другой, обнимая меня за затылок, он входил в меня снова и снова, и от его жестких и решительных движений у меня подрагивали ноги. Его язык искал мои губы, и на груди я ощутила его глухие стоны, когда он старался сдержать свое обещание сделать наш последний день незабываемым. Я могла бы потратить тысячу лет, пытаясь выкинуть этот момент из своих воспоминаний, но он все равно будет запечатлен внутри меня. Спустя час, я зажмурилась, каждый мой нерв сосредоточился на внутренней дрожи. Трэвис задержал дыхание, когда вошел в меня в самый последний раз, и я упала на матрас, абсолютно опустошенная. Тяжело дыша, он опустился на кровать без слов и весь мокрый от пота. Услышав голоса внизу, я захихикала над нашим недостойным поведением и прикрыла рот рукой. Трэвис перевернулся на бок, изучая мое лицо своими ласковыми карими глазами. — Ты сказал, что собираешься только целовать меня, — усмехнулась я. Лежа рядом с обнаженным Трэвисом и смотря в безнадежно влюбленные глаза, я отбросила прочь свое разочарование, гнев и упрямую решительность. Я любила его, и не важно, что кричал мой разум, я не могла жить без него. Даже если бы я не передумала, мы бы не смогли жить вдали друг от друга. — Почему бы нам не провести весь день в постели? — улыбнулся он. — Я приехала сюда готовить, помнишь? — Нет, ты приехала, чтобы помочь мне приготовить индейку, а у меня нет желания этого делать в течение ближайших восьми часов. Я коснулась его лица, желание положить конец нашим страданиям стало невыносимым. Если бы я сказала ему, что передумала, и все стало как раньше, нам бы не пришлось весь день притворяться. Вместо этого, мы могли бы праздновать, как все. — Трэвис, я думаю, мы... — Не говори этого, ладно? Я не хочу думать об этом, пока не придется. — Он встал и натянул боксеры, подходя к моей сумке. Он бросил мою одежду на кровать, а затем надел рубашку через голову. — Я хочу оставить хорошие воспоминания об этом дне. Я сделала яичницу на завтрак и сэндвичи на полдник. К тому времени, как началась игра, я принялась за обед. Трэвис пользовался каждой свободной минуткой, чтобы постоять рядом со мной, обхватив талию руками и целуя меня в шею. Я поймала себя на том, что постоянно смотрю на часы, отчаянно желая оказаться с ним наедине и рассказать о своем решении. Я в предвкушении ожидала увидеть выражение его лица, и вернуться к тому, на чем мы остановились. Весь день мы смеялись, болтали и выслушивали жалобы Тайлера по поводу открытого выражения любви Трэвиса. — Снимите комнату, Трэвис! Господи! — простонал он. — У тебя лицо стало отвратительного зеленого оттенка, — поддел его Томас. — Это потому что меня уже тошнит от них. Я не завидую, придурок, — усмехнулся Тайлер. — Отстань от них, Тай, — сказал предупреждающим тоном Джим. Когда мы сели за обеденный стол, мистер Мэддокс настоял, чтобы Трэвис разрезал индейку, и я улыбнулась, когда тот гордо встал, чтобы выполнить просьбу. Я немного нервничала поначалу, но потом меня завалили комплиментами. К тому времени, как я поставила перед ними пирог, на столе не осталось и крошки еды. — Я достаточно приготовила? — рассмеялась я. Джим улыбнулся, смочил губами вилку и приготовился к десерту. — Более чем, Эбби. Мы просто хотели набить животы до следующего года... если только ты не согласишься повторить это на Рождество. Теперь ты официальный член семьи Мэддоксов. Мы будем рады тебя видеть на каждый праздник, и не для готовки. Я перевела взгляд на Трэвиса, чья улыбка сошла с губ и мое сердце сжалось. Надо сказать ему как можно скорее. — Спасибо, Джим. — Не надо было так говорить, пап, — сказал Трентон. — Она должна готовить. Я не ел ничего вкуснее с пяти лет. — Он засунул в рот половину куска от пирога, мыча от удовольствия. Я почувствовала себя как дома, сидя за столом с мужчинами, развалившимися на своих стульях и почесывающих полные еды животы. Меня накрыли эмоции от мыслей о Рождестве, Пасхе и остальных праздниках, которые я проведу за этим столом. Мне ничего не хотелось так сильно, как стать частью этой разбитой, громкой семейки, которую я обожала. Когда пирог закончился, братья Трэвиса убрали со стола, а близнецы начали мыть тарелки. — Я сделаю это, — сказала я, вставая. Джим покачал головой. — Нет. Парни позаботятся об этом. Просто забери Трэвиса на диван и отдохни. Ты хорошо поработала, сестренка. Близнецы начали брызгать друг на друга водой, и Трентон ругнулся, когда поскользнулся в луже и уронил тарелку. Томас наорал на братьев и вручил им метлу и совок, чтобы убрали стекло. Джим похлопал сыновей по плечу, затем обнял меня и направился в свою комнату, готовиться ко сну. Трэвис положил мои ноги к себе на колени и снял обувь, массажируя мои ступни. Я откинула голову назад и вздохнула. — Это был лучший День Благодарения с тех пор, как умерла мама. Я подняла голову, чтобы увидеть выражение его лица. Он улыбался, но с оттенком грусти. — Я рада, что была здесь и увидела это. Выражение лица Трэвиса изменилось, и я приготовилась услышать, что же он собирается сказать. Сердце затрепетало в груди, в надежде, что он попросит меня вернуться, и я смогу ответить положительно. Лас-Вегас кажется далеким прошлым, когда сидишь дома у своей новой семьи. — Я другой. Не знаю, что произошло со мной в Вегасе. Это был не я. Мои мысли были лишь о том, что мы можем купить на те деньги. Я не видел, как сильно ранила тебя мысль о моем желании вновь поехать с тобой туда, но, глубоко в душе, думаю, я это понимал. Я заслуживаю того, что ты бросила меня. Я заслуживаю все те бессонные ночи и боль, которую я чувствую. Мне нужно было это, чтобы понять, как сильно я в тебе нуждаюсь и на что я готов, чтобы оставить тебя в своей жизни. Я в нетерпении жевала губу, ожидая той части, когда я смогу ответить "да". Я хотела, чтобы он отвез меня в свою квартиру, и праздновать наше воссоединение всю ночь. Не могу дождаться, когда появиться возможность расслабиться на его новом диване, с Тото под боком, просматривая фильмы и смеясь, как раньше. — Ты сказала, что между нами все кончено, и я принимаю это. Я стал другим человеком после нашего знакомства. Я изменился... к лучшему. Но не важно, как сильно я стараюсь, я не могу вести себя правильно, когда нахожусь рядом с тобой. Поначалу мы были друзьями, и я не могу потерять тебя, Голубушка. Я всегда буду любить тебя, но если не в моих силах сделать тебя счастливой, нет смысла пытаться тебя вернуть. Не могу представить себя с кем-то еще, но я буду счастлив, если мы останемся друзьями. — Ты хочешь остаться друзьями? — слова буквально обожгли мой язык. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. Что бы для этого не требовалось. От его слов у меня возникло впечатление, что мои внутренности вырвали разом, я удивилась той подавляющей боли, что почувствовала. Он давал мне свободу, которой я не хотела. Я могу сказать, что передумала и он возьмет слова обратно, но я понимала, что это не честно по отношению к нам двоим: притормозить, когда он отпустил меня. Я улыбнулась, борясь со слезами. — Пятьдесят баксов на то, что ты поблагодаришь меня за это, когда встретишь свою будущую жену. Трэвис свел брови к переносице и его лицо помрачнело. — Это легкий спор. Единственная женщина, на которой я хотел бы жениться, разбила мне сердце. После этого, я не смогла выдавить из себя улыбку. Я закрыла глаза, а затем встала. — Думаю, пора тебе отвезти меня домой. — Да ладно тебе, Голубушка. Прости, это было не смешно. — Не в этом дело, Трэвис. Я просто устала и хочу домой. Он втянул в себя воздух и кивнул, тоже вставая. Я обняла его братьев и попросила Трентона попрощаться с Джимом за меня. Трэвис стоял в дверях, держа наши сумки, а Мэддоксы дружно обещали приехать домой на Рождество. Я сумела продержать улыбку достаточно долго, чтобы выйти за дверь. По дороге к общежитию, лицо Трэвиса оставалось грустным, но не таким мучительным. В итоге, совместные выходные не были трюком, чтобы вернуть меня. Они были нашим концом. Он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку и придержал дверь, наблюдая, как я захожу внутрь. — Спасибо за сегодня. Ты даже не представляешь, насколько осчастливила мою семью. Я остановилась у подножья лестницы. — Ты собираешься рассказать им завтра, не так ли? Он посмотрел на парковку, а затем опять на меня. — Я практически уверен, что они и так знают. Не только ты умеешь надевать маску безразличия, Голубка. Я потрясенно уставилась на него, и впервые после нашего знакомства, он ушел от меня и даже не оглянулся. | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
