1

 ВОСПОМИНАНИЯ

Моя жизнь была ошибкой.

С самого рождения я хотела узнать, что было причиной моего появления на свет. Почему, после пяти тысяч лет перерождений одних и тех же душ, моя проскользнула сквозь щель бытия и обременила жителей Сердца своей «новизной».

Никто не мог сказать, как это произошло, по крайней мере, до ночи, когда я нашла вход в храм без дверей, застряв там с сущностью, по имени Джанан.

— Ошибка, — сказал он. — Ты беспричинная ошибка.

Я всегда знала, что была отдельной ото всех.

Снаружи храма ночь превратилась в хаос. Сильфиды сжигали всё на своем пути, драконы плевались кислотой с грозового неба. Сверхъестественное сияние храма исчезло. Отец, которого я никогда не знала, явился и сказал мне то же, что и Джанан: я была неудавшимся экспериментом.

Может, моя жизнь и началась, как ошибка, но я точно не дам ей так же закончиться.

Весна накрыла Сферу зеленым одеялом, сшитым из новой жизни. Деревья расцветали, животные выглядывали из леса, а люди Сердца расчищали участок земли к северу от города, прямо за гейзерами и грязевыми ямами, кипящими и пузырящимися, пока хватка зимы на нашем мире ослабевала.

Вместо зерен, в этом году мы сажали десятки черных обелисков, на каждом из которых были высечены слова любви, достижения и имя темной души: которая не переродится; которая была навеки потеряна в битве во время Затмения Храма.

Каждый житель Сердца принял участие в работе. Они собирали памятные вещи умерших у обелисков, рылись в записях, чтобы найти видео о друзьях души, или помогали в построении Мемориала Затмения Храма.

Сэм и Советник Сайн объединили усилия, составляя музыку и сочиняя похоронные песни. Они сотворили разные мелодии и тексты для каждой темной души. Я хотела помочь, хоть не знала достаточно хорошо умерших, чтобы внести свой вклад.

Когда весна уступила лету, и мемориал был достроен, все жители Сердца собрались на Северной Авеню и стали в два ряда.

По двое мы прошли через Северную Арку.

По двое мы вышли из белого города.

По двое мы вошли в Мемориал Затмения Храма.

Там наши ряды разделились, и мы встали вдоль железного забора. Дул сильный ветер, принося с собой аромат роз и запах серы от ближайших гейзеров. В ясное небо поднимался столп пара.

Процессия шла целую вечность. К тому времени, как все пришли, люди выстроились в три ряда вокруг поля высоких надгробных памятников. В воздухе царила тишина, если не считать шороха листьев, громких вздохов и рыданий. Рядом со мной стояла моя лучшая подруга Сарит, она крепко сжала мою руку и сморгнула слезы со своих темных ресниц. Наши платья развивались на ветру, пока мы ждали.

В центре мемориала стоял колокол, звонящий по каждой потерянной душе.

Что происходит после смерти? Куда мы уходим? Что мы делаем? Самой страшной возможностью было, что мы просто. перестанем. существовать.

После очередной минуты нагнетающей тишины, Сайн вышла из строя и взяла микрофон.

— Сегодня мы собрались, чтобы помянуть тех, кто пал жертвой Затмения Храма. Мы пришли, чтобы оплакать их жизни и смерти, и начать долгий процесс исцеления не только наших тел и города, но также душ…

Большинство людей держало головы опущенными, груз горя был так очевиден по их сгорбленным плечам, я боялась, что они просто рухнут наземь. Другие стойко стояли с пустыми лицами, будто их мысли были где-то очень далеко.

 Но, то тут, то там, я ловила на себе взгляды; обменивалась грустными улыбками со своими почти-друзьями. Большая часть из них были те люди, кого я предупредила о смерти во время Затмения. Говорить тут было особо нечего, но они были вежливы со мной, а наши встречи всегда проходили с ноткой надежды.

Сайн закончила речь.

Один за другим, люди говорили о каждой темной душе, рассказывали свои воспоминания об их жизнях. Сэм и Сайн выступили с музыкой, которую они написали. У подножья каждого обелиска был встроен маленький экран, показывающий видео с умершим или проигрывающий записи с музыкой, придуманной для него.

Затем мы переводили свое внимание к следующей темной душе.

Под конец дня мы вышли из мемориала, тоже став в два ряда. Друзья остались с нами в доме Сэма, но все были так поглощены своим горем, что никто не наслаждался общением. Следующим утром мы вернулись в Мемориал.

Ушло четыре дня, чтобы помянуть жизни почти восьмидесяти душ, и когда мы покидали поле черных обелисков в последний раз, люди продолжали оглядываться на пустые места позади: места для остальных темных душ — мы не были уверены о времени смерти некоторых людей. У кого-то еще был шанс вернуться.

Последующие несколько недель некоторые горожане жили так, будто ничего не произошло, но ходили слухи о жителях, спящих на рынке или уничтожающих всё в своих домах. Другие, предположительно, не покидали своих жилищ неделями.

Я вернулась к своим занятиям — которые мне еще предлагали — и пыталась найти утешение в своих друзьях и музыке, но странность поведения нашего общества меня душила. Не было похоже, чтобы кто-то излечивался.

Лето плавно перешло в осень, общее настроение переросло с тоски в безутешность, а пульс стен становился просто невыносимым. Городская стена. Стены Дома Совета. Даже наружные стены наших домов. Медленное биение жизни внутри камня вызывало у меня мурашки по коже.

Я больше не могла этого выносить.

— Мне нужно выбраться отсюда, — сказала я Сэму. — Хочу уйти. Ты со мной?

— Куда угодно, — сказал он и поцеловал меня.

Мы покинули Сердце перед тем, как остатки лета растворились в забвении.

— Что-то ты тихая, — сказал Сэм, когда мы оставили позади гейзеры и грязевые ямы, фумаролы и покрывшиеся инеем деревья.

— Нет, все хорошо. — Упс. Мы еще не дошли до той части, когда он спрашивает, все ли в порядке.

Парень фыркнул.

— Ладно. Что тебя тревожит?

Я ускорила шаг, чтобы поспеть за Сэмом и Не Настолько Мохнатым Как Его Отец — пони, перевозящим большую часть наших вещей. Мы звали его Шэгги или Мохнатик. Ремни моего рюкзака впивались мне в плечи, но я несла с собой лишь самое необходимое — на случай, если нам придется разделиться — плюс устройство от дверей храма и блокнот. Сэм взял в привычку называть его моим дневником, но я не записывала в нем события из своей жизни.

— Ничего конкретного. — Я оглянулась на город, отсюда он казался бесконечными просторами белых волн и изгибов над плоскогорьем. Огромная центральная башня частично скрывалась поздней летней листвой. Издалека Сердце казалось таким спокойным… — Мне стало легче, когда мы выбрались оттуда.

— Стены? — Сэм сказал так, будто понимал, но они ни на кого так не влияли, как на меня.

— Да. — Я скользнула большими пальцами под ремни рюкзака, уменьшая давление на плечи. — Ты видел Корина, когда мы проходили мимо сторожки?

— Корина? — Парень приподнял брови. — Он ничего не сделал.

— Да, не сделал. — Я пнула упавшую ветку с дороги. Сосновые иголки царапнули по мостовой. — Он просто сидел за столом. Ничего не сказал. Не поздоровался с нами. Да он едва двигался.

— Он горюет, — тихо сказал Сэм. — Корин потерял очень близкую ему душу.

— Тогда почему он ходит каждый день на пост?

— А что еще ему делать?

— Не знаю. Сидеть дома? С друзьями?

Глаза Сэма были темными, как сумерки, а в голосе слышалась мудрость, нажитая тысячами жизней.

— Наши страдания не всегда полны смысла. Не могу представить, что бы я делал, если бы потерял тебя, но остальным это могло бы показаться очень странным.

Потому что я была новой душой, и с чего бы кому-нибудь меня оплакивать?

И все же, я помню, что со мной было во время Затмения Храма. Беспокоясь о жизни Сэма, я бежала через лужи драконьей кислоты, уклоняясь от сильфид и лазеров. Я была не в себе, будто могла сделать что-то безумное, если бы не нашла Сэма, ведь как жить без него?

— Мне не нравится чувствовать горе, — сказала я наконец. — И не нравится смотреть, как горюют другие. — Звучало так, будто я считала, что им стоит избегать этих эмоций, потому что у меня это вызывало дискомфорт. Нет, что я имела в виду на самом деле? — После драконьей атаки на рынок, мне хотелось, чтобы тебе стало легче. Я была готова на что угодно, лишь бы помочь, чтобы ты перестал чувствовать боль, но я не знала как. Я пыталась и…

Сэм кивнул.

— Чувствовала себя беспомощной.

— Мне это не нравится.

— Мне тоже. — Он убрал прядь черных волос с глаз. — Я чувствовал подобное по отношению к тебе, когда не мог ничего сделать, чтобы тебе стало лучше.

— Правда?

Он сверкнул натянутой улыбкой.

— Когда мы впервые встретились. Ты закрыла сильфу в яйце, обожгла руки, и все это — чтобы спасти меня.

Сильфы. Одно слово вызывало у меня дрожь и желание осмотреть лес на наличие неестественных теней. Слишком легко мне давались воспоминания о пламени, бегущем по моим рукам, предплечьям, а также о черно-красной коже с вздымающимися волдырями.

— После этого ты пыталась быть такой сильной, — сказал Сэм. — И ты была сильной, но я догадывался, как больно тебе было на самом деле. Мне хотелось забрать твою боль, но я не мог. И чувствовал себя беспомощным.

— Несмотря на то, что мы только познакомились?

Парень лишь улыбнулся и коснулся моей руки, мы сменили тему на более безопасную; говорили о музыке, которой он хочет меня научить, спорили, выполнит ли Сарит свою угрозу отправиться за нами, если мы не вернемся в Сердце к зиме.

Позднее лето окрасило Сферу в оттенки зеленого. Облака плыли по небу, цепляясь за пики гор, обволакивая их в дымку.

Сверху спикировал ястреб, метя свою территорию, и семейство куньих вздрогнуло от его крика. Они спешно кинулись прятаться в кусты, хоть ястреб был далеко.

С наступлением ночи мы поставили палатку и спальные мешки, обсудили музыку за ужином, затем вышли наружу, чтобы по очереди сыграть на флейте, которую Сэм взял с собой. Мне нравилось просыпаться напротив него в палатке; видеть его спутанные волосы и сонную улыбку помогало отгонять мои страхи и грусть.

Мы довольно быстро пересекали Сферу, и вскоре оказались в пункте назначения: коттедже Пурпурной Розы.

Последний раз, когда я его видела, с крыши свисали колья льда, а тропинка на холме была скользкой от снега. В дверном проеме стояла Ли — высокая, красивая и яростная — она вручила мне сломанный компас, чтобы я потерялась и стала жертвой сильфид.

Мы с Сэмом вышли из тени деревьев и стали подниматься по холму. Лучи солнца грели мое лицо и руки, а коттеджу придавали коричневатое сияние, делая его до неузнаваемости приветливым. Кусты роз сгрудились вокруг стены, их цвет индиго убывал вместе с летом. В саду валялись надгрызенные и гнилые овощи; не было никого, кто мог бы собрать их и убрать на зиму.

Пару дней мы потратили на уборку дома, расставляя наши вещи в спальнях и кухне, не решаясь обсуждать ничего более сложного, чем кто будет отвечать за утреннее кофе. Было приятно жить с Сэмом и не беспокоиться о сердцебиении, давящем на нас.

На третий вечер в Пурпурной Розе Сэм попросил меня подождать снаружи.

Прохладный воздух вызвал у меня мурашки, но я все равно ждала, стоя на траве у куста роз цвета индиго. Слабый солнечный свет озарял коттедж, отбрасывая тени на лес и окрашивая его в зелено-золотой цвет с намеками на красновато-коричневый. Дверь закрылась, и Сэм подошел ко мне с большой корзиной.

— Поможешь с этим? — попросил он. Вместе мы расстелили на траве подстилку, и глаза парня заблестели в полумраке. — Я хочу тебе кое-что дать. — Он достал из корзинки длинную деревянную коробку. Слабый свет из окна отражался от покрытия. Когда он успел ее упаковать? — Это тебе.

— Не обязательно мне что-нибудь покупать. У меня есть все, что нужно.

Он улыбнулся и посмотрел на коробку, прикрывая ладонями золотые защелки.

— Это подарок, как те, что друзья дарили Тере и Эш на их церемонии посвящения.

Это было важное событие — празднование их вечной любви. Сегодня был обычный день, насколько я знала. Тем не менее, мысль о подарке обрадовала меня, и я попыталась протиснуть пальцы под его руки, чтобы посмотреть. На дереве был вырезан какой-то рисунок, но какой именно — не видно.

— Что это?

Руки парня дрожали, когда он поднял защелки и беззвучно открыл коробку.

Свет замерцал на двух длинных кусочках серебра, отблескивая на ряде клавиш и деликатных завихрений, выгравированных на металле.

Это была флейта, которой я никогда прежде не видела.

Порыв ветра зашевелил деревья и сорвал с моих губ тихий вздох, когда Сэм вытащил кусочки флейты из футляра и сложил их вместе. Его глаза были темными, расширившимися от волнения и чего-то еще, когда он протянул мне инструмент двумя руками.

— Она прекрасна, — прошептала я.

— Я надеялся, что тебе понравится. — Флейта почти исчезала в его руках, хоть она казалась вполне нормальных размеров, когда я коснулась пальцами прохладного металла. — Возьми ее, — поторопил Сэм. — Она твоя.

— Почему? — Вопрос не остановил меня от того, чтобы сжать ладонь вокруг инструмента и поднести его к губам. Мое дыхание у мундштука вызвало легкий свист, а подушечки пальцев нашли свое место на клавишах.

Тепло его тела согрело меня, когда парень наклонился:

— Вот. — Он подвинул мой правый большой палец чуть ниже. — И подбородок. — Сэм слегка наклонил мое лицо, задержавшись пальцами на моей коже.

Наши взгляды встретились, и мы внезапно осознали, что его рука покоится на моих ребрах, подсознательно ставя меня в нужную позицию.

— Так лучше? — выдохнула я.

Он посмотрел на мои губы и кивнул.

— Сыграй для меня.

Что сыграть? Он не принес ноты. Но как только солнце начало заходить, окрашивая индиговые розы в чернильный цвет, а ранний снег замерцал на вершинах гор, я выдала длинную, низкую ноту, которая наполнила коттедж навязчивым эхом.

Звук создал теплую ауру вокруг нас. Он запутался в лозах, зацепился за кусты роз и вырвался к скалам, вырастающим вдалеке. Я сделала вдох и передвинула пальцы вверх.

Флейта выдала протяжный звук. Она настолько мне подходила, будто когда-то была частью моего тела, и мы наконец воссоединились. Мои руки, губы, легкие знали этот инструменты, а я знала, что он выполнит любое мое пожелание и даже больше.

Я издавала все более высокие ноты, пока не создалась схема — такая же милая и запоминающаяся, как звуки флейты. Мелодия приняла форму и взлетела на упругих, уверенных крыльях. Музыка наполняла меня, пока не появилось впечатление, что я могу лопнуть.

Когда я опустила свой подарок, Сэм наклонился ко мне с довольной улыбкой на губах.

— Она тебе подходит.

— Она идеальна. — Я водила по серебру, запоминая ощущения от резких и новых гравировок под своими пальцами. Они походили на плющ или на что-то такое же деликатное и запутанное. — Ты сам ее сделал?

— Частично. Большую часть сделал мой друг. Как бы я еще смог ее от тебя скрывать?

Пока я играла, металл нагрелся под моими пальцами, и я не могла перестать смотреть на флейту, наслаждаясь ее видом в моих руках. Она была идеальна.  

— Я хочу играть на ней без остановки.

— Хорошо. — Сэм широко улыбнулся. — Потому что так и будет. — Его тон стал заговорщицким. — Я написал нам пару дуэтов.

Мо сердце дрогнуло.

— Серьезно? 

— Хотел бы я навсегда запечатлеть этот момент, то, как ты улыбаешься.

— Что тебе мешает? — Я положила флейту на колени и провела рукой по губам, делая вид, что хватаю свою улыбку, как кусочек волокна или облака. — Вот. — Я прижала свою воображаемую улыбку к его рукам. — Это тебе.

Он поднес свои кулаки к сердцу и засмеялся.

— Всегда об этом мечтал.

— У меня есть еще в запасе, в любое время, как только захочешь.

— От меня требуется просто дарить тебе новые инструменты?

Я пожала плечами.

— Может, нам удастся найти что-то еще, стоящее моих улыбок.

Он прикоснулся к моему лицу и поцеловал меня.

— Ана, я… — То, как его голос смягчился, насытился эмоциями, вызвало у меня дрожь. Сэм отодвинулся. — Я принесу тебе куртку.

Что бы он ни собирался сказать раньше — оно растворилось в прохладной ночи.

— Нет, знаешь, что еще могло бы меня согреть? Если ты принесешь вторую флейту и ноты.

— Ты готова начать прямо сейчас? — он приподнял бровь.

— Ты не можешь подарить мне новенькую флейту и ожидать, что я просто отложу ее в сторону. — Я прижала инструмент к груди.

— Тогда жди, сейчас вернусь. — Парень вновь меня поцеловал и скрылся в коттедже, включая свет на крыльце и закрывая за собой дверь. Хорошая идея, если мы будет читать ноты.

Будучи наедине, не считая деревьев, роз и парочки птичек, я подняла флейту и начала играть простую мелодию. Где-то в лесу птица повторила несколько нот. Я улыбнулась и снова заиграла, и птица пропела в ответ.

Странно, но я не могла ее определить. Не похоже на сорокопута или пересмешника. Может, дрозд? Нет, голос был слишком потусторонним.

Вглядываясь в темноту, я сыграла пару отрывков своего менуэта — написанного незадолго до Затмения Храма — и птица… нечто… повторило их. Это не была птица.

— Что ты делаешь? — Сэм вышел, его руки были заняты подставкой, музыкальной книгой и флейтой.

— Там что-то есть. — Я не могла рассмотреть. Свет от крыльца доходил только до половины тропинки, а деревья начинались вне ее зоны. Кусты роз задрожали от холодного ветра, и в лесу кто-то застонал: протяжно и скорбно.

Мой живот ухнул. Мне был знаком этот звук.

— Сильфы. — Свет бросал грубые тени на лицо Сэма. — Это сильфы? Здесь?

— Раньше звуки не были похожи на сильфов. Я думала, это птица. Она повторяла мою музыку.

В выражении Сэма мелькнул шок, пока он щурился в темноту.

— Конечно, они не могли зайти так далеко в Сферу. Или… повторять за тобой.

Я облизала губы и сыграла четыре ноты, которые немедленно повторили, уже ближе. Где-то за гранью света скорчилась тень. Затем еще одна слева и третья в лесу. Их было так много, возможно, столько же, сколько в ночь, когда они гнали меня до обрыва в озеро Сферы.

Сильфиды обжигали, воняли пеплом и пламенем, и не имели формы. Наши знания были сложными и противоречивыми. Одни говорили, что они были тенями, которых довели до ужасной полужизни дым и жар от кальдеры под Сферой. Скептики утверждали, что сильфиды просто были очередным доминирующим видом планеты, как драконы, кентавры или тролли; людям стоит быть осторожными, но не присваивать им какой-либо особой истории или силы.

Чем бы они ни были, опыта встреч с ними мне хватало на всю жизнь.

— Сэм. — Я едва узнала свой голос, не отражающий бурю страха, растущего внутри меня. — Принеси все ловушки, что сможешь найти.

Еще несколько сильф подхватили мелодию, распевая ее. Звук возрастал, приближался, а затем резко остановился.

Чувство ожидания повисло в воздухе. Секундой позже, сильфиды просвистели гамму.

Сэм коснулся моего локтя.

— Тебе нужно спрятаться внутри. Стены защищены.

— Защищены. Но не от сильфид. — Я подняла флейту. — Мне кажется… — Я снова дунула в мундштук, от чего все сильфы напряглись и приблизились. Я пятилась, пока моя юбка не зацепилась за куст; шипы прокололи ткань. — Мне кажется, моя музыка их отвлекает. Принеси яйца. Расставь ловушки. Если сильфы нападут, я зайду внутрь.

Я надеялась, что буду достаточно быстрой, чтобы успеть до двери, прежде чем они сожгут меня заживо.

— Я мигом. — Сэм скрылся в коттедже.

Тепло шло со всех сторон, пока сильфы придвигались. С быстро бьющимся сердцем, я начала играть.