Пролог

            Ненавижу свою левую руку. Ненавижу смотреть на нее. Ненавижу, когда она дрожит и напоминает мне, что моя индивидуальность исчезла. Но я все равно на нее смотрю; поскольку она также напоминает, что я найду того парня, который забрал у меня все. Я убью парня, который убил меня, и сделаю это своей левой рукой.

  Глава 1

Настя

Умирать не так сложно, если ты уже делал это раньше.           

А я умирала.

Я больше не боюсь смерти.

Меня пугает все остальное.

            ***

Август во Флориде означает три вещи: жару, подавляющую влажность и школу. Школу. Я не посещала ее вот уже два года. Домашнее обучение за кухонным столом с мамой не в счет. Сегодня пятница. Мой последний учебный год начинается в понедельник, но я еще не зарегистрировалась. Если я не сделаю это сегодня, утром понедельника у меня не будет расписания и мне придется ждать его в офисе. Как по мне, лучше пропустить сцену в духе отстойного фильма 80-х, где я прихожу с опозданием в первый же день, и все резко бросают свои занятия, чтобы попялиться на меня, поскольку, хоть это и не будет худшим моментом в моей жизни, мне все равно будет хреново.

Тетя паркуется у общественной школы Милл-Крик со мной на буксире. Не школа, а конфетка. Не считая стен цвета гнили и названия на табличке, она — точная копия моей предыдущей. Маргот — она заставила меня не называть ее тетей, поскольку это заставляло ее чувствовать себя старой — выключает радио, трубящее всю дорогу. Слава богу, она была короткой, так как громкие звуки меня раздражают. Дело не в них самих; а в факте, что они громкие. Громкость заглушает тихие звуки, а именно их и стоит бояться. Я могу с этим справиться, поскольку мы в машине, а в них я обычно чувствую себя в безопасности. Вот снаружи… уже совсем другая история. Снаружи я никогда не обрету покой.

— Твоя мама ждет звонка, когда мы закончим, — говорит мне Маргот. Мама ждет многих вещей, которых никогда не получит. В сравнении с остальными, телефонный звонок — это скромная просьба, но это не означает, что она его дождется.

— Ты могла хотя бы написать ей. Четыре слова. «Зарегистрировалась. Все прошло отлично.» А если хватит великодушия, можешь даже поставить смайлик в конце.

Я смотрю на нее уголком глаза. Маргот — мамина сестра, младше ее на добрых десять лет. Полная противоположность. Они даже не похожи, что означает, что мы с ней тоже не похожи, ведь я мамина копия. Маргот пшеничная блондинка с голубыми глазами и естественным загаром, легко сохраняемым из-за работы в ночную смену и дневного сна у бассейна; несмотря на то, что она медсестра, и это вредно. У меня бледная кожа, темно-карие глаза и длинные волнистые волосы черного цвета. Она похожа на модель «Коппертона»[1]. Я похожа на труп. Люди были бы глупцами, приняв нас за родственниц, хоть это и единственный правдивый факт о моей жизни.

Тетя дерзко улыбается, зная, что даже если она не убедила меня успокоить маму, по крайней мере, ей удалось пробудить во мне чувство вины. Маргот невозможно не любить, даже если очень постараться, из-за чего я ее немного ненавижу, так как сама таким качеством не обладаю. Она приняла меня под свое крыло, не потому, что мне больше некуда идти, просто мне нигде больше быть не хочется. К счастью для нее, видеться мы будем мельком; как только начнется школа, мы редко будем дома в одно и то же время. Даже так, сомневаюсь, что забота об угрюмом, грубоватом подростке с большим количеством проблем, чем у Национального географического общества, предел мечтаний для одинокой женщины тридцати лет. Я бы не стала, на ее месте, но, с другой стороны, я не очень хороший человек. Может, потому я и бегу со всех ног от тех, кто любит меня больше всего. Если бы мне позволили жить в одиночестве, я бы так и сделала. С радостью. Лучше быть одной, чем притворяться, что со мной все хорошо. Потому я осталась с той, кто хотя бы не любит меня так сильно. Я благодарна Маргот. Не то чтобы я говорю ей об этом. Или вообще о чем-либо. Нет.

Зайдя в офис, я сразу отмечаю его бурную деятельность. Телефонные звонки, работа копировальных машин, крики людей. К главному столу ведут три очереди. Не знаю, какая из них мне нужна, потому выбираю ближайшую к двери и надеюсь на лучшее. Маргот проходит за мной и немедленно оттягивает меня в сторону, мимо всех очередей, прямо к секретарше. Ей повезло, что я заметила ее приближение, иначе, в тот момент, как ее рука коснулась моей, она бы оказалась прижатой лицом к полу с моим коленом у себя на спине.

— У нас назначена встреча с директором Армором, — говорит она важным тоном. Маргот — женщина ответственная. Сегодня она играет роль моей мамы. Эту ее сторону мне не часто доводится видеть. Она предпочитает роль крутой тети. Своих детей у нее нет, потому она немного не в своей стихии. Я даже не знала, что нам назначена встреча, хоть это и разумно. Секретарша — неприятная на вид женщина лет пятидесяти — указывает нам на стулья рядом с закрытой дверью из темного дерева.

Нам приходится ждать всего пару минут; никто меня не замечает, не признает. Мне нравится анонимность. Гадаю, как долго она продлится. Я осматриваю себя — мой наряд не соответствует сегодняшней встрече. Я ожидала, что мы зайдем, заполним бумаги, отдадим справки о прививках и дело с концом. А вот толпа учеников, роящихся в офисе, была для меня сюрпризом. На мне джинсы и черная футболка с v-образным вырезом, обе вещи обтягивают немного больше, — ладно, намного — чем нужно, но в остальном ничем не примечательны. Вся суть моего образа состоит в туфлях. Черных стилетах. Четыре с половиной дюйма настоящего безумия. Я ношу их не столько для того, чтобы казаться выше, сколько для эффектности. Если бы мне не нужна была практика, я бы не надевала их сегодня. Стоять на них было уже легче, но, полагаю, репетиция не повредит. Предпочитаю избегать позорных падений на пятую точку в первый учебный день.

Я смотрю на настенные часы. Секундная стрелка качается взад-вперед в моей голове, хоть разобрать тикающий звук сквозь шум в комнате невозможно. Хотела бы я от него абстрагироваться. Он сбивает меня с толку. Слишком много звуков одновременно, а мой мозг пытается разделить их, рассортировать на аккуратные стопочки, но все усилия напрасны при работе аппаратов и ропоте людей. Я сжимаю и разжимаю ладонь на колене, и надеюсь, что нас вскоре позовут.

Через пару минут, показавшимися целым часом, тяжелая деревянная дверь открывается и нас загоняет внутрь сорокалетний мужчина в плохо сидящей рубашке и галстуке. Если не обращать внимания на костюм, выглядит он не плохо. Даже слишком хорошо, как для директора. Он тепло улыбается, прежде чем скользнуть за свой стол в огромное кожаное кресло. Стол выглядит внушительно. Слишком большой для этого кабинета. Очевидно, мебель предназначена для запугивания, так как директор с этим не справляется. Он еще не успел ничего сказать, а я уже заклеймила его мягкохарактерным. Надеюсь, не ошиблась. Мне это пригодится.

Я устраиваюсь на одном из двух бордовых кожаных кресел напротив мистера Армора. Маргот садится рядом и сразу начинает разглагольствовать. Я слушаю с несколько минут, как она объясняет мою «уникальную ситуацию». Уникальную ситуацию, именно. Пока она пускается в детали, я замечаю на себе взгляд мужчины. Его глаза слегка расширяются, когда он присматривается, и я ловлю в них блеск узнавания. Да, это я. Он меня помнит. Если бы я уехала подальше, этой проблемы могло и не возникнуть. Мое имя ничего бы не значило. Лицо — тем более. Но я всего в двух часах езды от центра событий, и если хоть один человек меня узнает, я вернусь к тому, оттуда сбежала. Не могу так рисковать, потому сижу здесь, в кабинете мистера Армора, в трех днях до начала выпускного года. Ни разу не в последнюю минуту пришли. По крайней мере, в этом не я виновата. Родители до последнего боролись против переезда, но все же сдались. Отчасти за это можно поблагодарить Маргот. Хотя, тот факт, что я разбила отцу сердце, тоже сыграл свою роль. Ну и, скорее всего, все от меня просто устали.

К данному моменту я полностью отвлеклась от разговора и занята рассматриваем кабинета директора. Отвлечься особо не на что — пару домашних растений, которые явно не помешает полить, и семейные фотографии. Диплом на стене гласит, что мистер Армор окончил Университет Мичигана. Его зовут Алвис. Хах. Что за дерьмовое имя? Не думаю, что оно хоть что-то значит, но определенно проверю позже. Я мысленно перечисляю его возможные истоки, когда замечаю, как Маргот достает папку с множеством записок от врачей. Пока директор просматривает бумаги, мой взгляд притягивает к себе старая, ручная, металлическая, точилка на его столе. Не вяжется она с окружающей обстановкой. Стол выглядит богато, модного вишневого оттенка, совсем не такой, как те индустриальные отбросы, что достаются учителям. Зачем хранить такую древнюю точилку — мне не понять. Она полная противоположность всему находящемуся здесь. Хотела бы я спросить об этом. Вместо этого, я сосредотачиваюсь на кольце регулируемых дырок для карандашей и праздно гадаю, поместился ли бы в одну из них мой мизинец. Размышляю, насколько было бы больно точить его, и сколько крови бы натекло, как вдруг слышу изменения в голосе мистера Армора.

— Совсем? — Нервно спрашивает он.

— Совсем. — Подтверждает Маргот. Она изо всех сил играет серьезную женщину.

— Понятно. Ну, мы сделаем все, что в наших силах. Я лично проконтролирую, чтобы всех учителей предупредили до понедельника. Она уже заполнила план занятий? — И, как по часам, мы дошли до той части, где он начал говорит так, будто меня нет в комнате. Маргот передает ему заявку, и он быстро ее проглядывает. — Я отнесу это в отдел руководства, чтобы они подготовили расписание к понедельнику. Не могу обещать, что она попадет на все факультативы. Большинство на данный момент уже переполнены.

— Мы понимаем. Уверена, вы сделаете все возможное. Спасибо за сотрудничество и, конечно же, за ваше благоразумие, — добавляет Маргот. Это предупреждение. Вперед, Маргот! Хотя, зря старается, как мне кажется. Мистер Армор и так искренне желает помочь. К тому же, судя по всему, я заставляю его чувствовать себя некомфортно, что значит, он надеется видеть меня как можно реже.

Директор проводит нас до двери, пожимает руку Маргот и слабо кивает мне с натянутой улыбой, что, возможно, значит жалость или презрение. И тут же быстро отворачивается. Он идет с нами обратно в хаос главного офиса и просит подождать минутку, пока он сходит в кабинет руководства, чтобы отдать мои бумаги.

Я оглядываюсь и вижу, что несколько людей, которые были со мной раньше в офисе, все еще стоят в очереди. И благодарю господа за возможность назначить встречу. Я лучше вычищу языком до блеска туалетную кабинку, чем проведу еще минуту в этой какофонии. Мы стоим у стены, как можно дальше от остальных. Свободных стульев уже не осталось. Я оглядываюсь на начало очереди, где пшеничноволосый Кен сверкает своей самой обворожительной улыбкой в сторону мисс Недовольства по другую часть стола. Та с радостью поддается флюидам флирта этого парня. Не мне ее винить. Он из тех красавчиков, которые превращают некогда самодостаточных женщин в бесполезные лужицы у своих ног. Я пытаюсь разобрать их разговор. Что-то на счет позиции помощника в офисе. А-а-ах, ленивый козел. Он склоняет голову вбок и говорит что-то, вызывающее у мисс Недовольства смех и смиренное покачивание головой. За чем бы он там ни пришел, он это получил. Я замечаю легкое изменение в его глазах. Кен тоже это знает. Я почти поражена. Пока он ждет, дверь вновь открывается и внутрь заходит невероятно красивая девушка, сканируя комнату, пока ее взгляд не падает на парня.

— Дрю! — перекрикивает она шум, и все оборачиваются. Девушка не обращает на это никакого внимания. — Я не собираюсь сидеть в машине весь день! Поторапливайся! — пока она испепеляет его взглядом, я рассматриваю ее. Тоже блондинка, но не пшеничная, скорее, выгоревшая, будто все лето провела под солнцем. Она подчеркивает свою красоту самым банальным способом, надев розовый, короткий, обтягивающий топ и взяв с собой клатч того же цвета. Кто-то явно помешан на розовом. Парня, похоже, позабавило ее неудовольствие. Должно быть, это его девушка. Подходящая пара, как мне кажется. Снимающий трусики одним взглядом Кен в наборе с Раздраженной Принцессой Барби: идеальная фигура, дизайнерский клатч и хмурый взгляд идут в комплекте! Он поднимает указательный палец, подразумевая, что будет через минуту. Будь я на его месте, то выбрала бы другой палец. Я ухмыляюсь от этой мысли и поднимаю взгляд, замечая, что он ухмыляется мне в ответ, его глаза светятся озорством.

Мисс Недовольство быстро царапает что-то на его заявке и расписывается. Затем передает ее парню, но он все еще смотрит на меня. Я указываю на дамочку и приподнимаю брови. Разве ты не хочешь забрать то, за чем пришел? Он поворачивается и забирает заявку из ее рук, благодаря женщину и подмигивая. Он подмигивает офисной рабочей с менопаузой. Это так банально, что почти вдохновляет. Почти. Она снова качает головой и прогоняет его к двери. Хорошо сыграно, Кен, хорошо.

Пока я развлекалась наблюдением за офисной драмой, Маргот перешептывалась с женщиной, которая, как я предполагаю, была школьным консультантом. Дрю, которого мне отчаянно хочется называть Кеном, все еще стоит у двери, общаясь с другими парнями, ожидающими своей очереди. Гадаю, не намеренно ли он хочет позлить Барби. Судя по всему, особых усилий для этого не нужно.

— Пошли. — Появляется рядом Маргот, торопя меня в сторону дверей.

— Простите! — женщина подняла голос, пока мы не успели уйти. Все в очереди одновременно поворачиваются, наблюдая, как она поднимает папки в мою сторону. — А как произносится это имя?

— А-нас-та-си́-я, — провозглашает тетя, и я внутренне съеживаюсь, остро чувствуя внимание публики вокруг нас. — Настя Кашникова. Оно русское. — Последние два слова она бросает через плечо, явно довольная собой, по какой-то причине. Мы направляемся на выход, все смотрят нам в спину.

Когда мы доходим до машины, она выдыхает, и ее образ заметно меняется к той Маргот, которую я знаю.

— Ну, это препятствие мы преодолели. Пока, — добавляет она. Затем одаряет меня голливудской улыбкой. — Хочешь мороженого? — звучит так, будто ей оно нужно больше, чем мне. Я улыбаюсь в ответ, поскольку, даже в 10:30 утра, существует только один ответ на этот вопрос.