Глава ⁵

Мы не пошли в продуктовый. Саншайн сказала, что хочет пойти домой, и я вызвалась отвести ее. Мальчики вернулись в гостевой дом. Люк думал, что нам стоит вызвать копов, но я сказала ему оставить все как есть, пока я не поговорю с Саншайн. Люк никогда меня не слушался. Но в этот раз он закрыл свой рот и сделал так, как я сказала.

Саншайн легла на диван, выпила холодного чая, и долгое время отказывалась со мной говорить. Я наблюдала за движением по полу солнечного луча и ждала.

Дом подруги был небольшим, особенно в сравнении с моим. Ситизен так и кишел лабиринтами поворотов, забытыми кладовыми и чердаками внутри чердаков. Но коттедж Саншайн был уютным, простым и беспорядочным, каждый уголок был обжитым и заставленным книгами. Мне это нравилось.

Двумя стаканами чая позже, Саншайн наконец взглянула на меня.

— Он там, Вайолет.

— Блу?

— Да. — Она сделала паузу. — Забавно, мы с Ривером не так уж далеко зашли в туннель, прежде чем увидеть его. У Ривера был фонарь — такой старый, многоразовый, золотого цвета… знаешь, о чем я?

Я кивнула. Те, которые походили на выпавшие из кармана Джека Керуака. У нас было парочку таких в Ситизене.

Девушка вытерла запотевшую часть со стакана и приложила его ко лбу. Она была бледной.

— Ривер поднял выше старый фонарь, чтобы нам было лучше видно, но было все равно слишком темно. Очень-очень темно. Все, что я слышала, это эхо наших шагов об камень. Воздух становился прохладнее и сырее, и я думала, что Ривер остановится и поцелует меня. Я хохотала и откидывала волосы, а он держал меня за руку. В конце концов, он остановился и потянул меня за локоть, чтобы развернуть. Я облизала губы, потому что была уверена, что знаю, что последует дальше.

Саншайн вздрогнула. Она сидела под прямыми лучами солнца, было тепло, почти жарко, но она вздрогнула.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — сказала она.

Я окунула руку в чай и схватила кубик льда. Затем села рядом с ней и приложила его к ее голове.

— Вот, Саншайн. Ты в порядке. Скажи, что ты увидела, когда Ривер повернул тебя.

Она моргнула. Растаявший лед потек по ее вискам и оставил влажные пятна на диване.

— Я повернулась и увидела мужчину, согнутого у земли. Я видела его так же четко, как тебя. Его глаза были огромными и молочно-голубыми. Он улыбнулся мне своими мелкими острыми зубками, и они, каким-то образом, казались меховыми, будто он ел мех. — Саншайн говорила все быстрее и быстрее. Она села и подняла колени к подбородку. — В этот момент я закричала. Вернее, я уже кричала, когда увидела его. Вайолет, там был маленький мальчик, а может и девочка, лежащая у ног Блу. У нее была жуткая белая кожа. И длинные, угловатые уши. И те же меховые зубы. Каждый раз я задумываюсь о нем, об этом бледном ребенке с меховыми зубками. Я…

Девушка приложила ко рту ладонь. Она вспрыгнула на ноги и побежала в ванную. Я позвонила в библиотеку и попросила ее родителей приехать домой.

≈≈≈

Кассандра и Сэм полностью отличались от своей дочери. Они были тощими, как долговязые подростки, а не взрослые люди, которые много занимались спортом или голодали. Касси убрала волосы в пучок, как преподавательница по балету. Она носила толстые круглые очки, как у Олдоса Хаксли, и любила серые вещи с белыми шарфами. Вокруг ее рта были едва заметные морщинки, а на руках выступали голубые вены. Отец Саншайн, Сэм, отрастил бороду и в основном носил вельветовую одежду. Его глаза были такими же сонными, как у дочери.

Они закрыли библиотеку пораньше и направились прямиком домой. Я рассказала им, что случилось; Саншайн все еще была в ванной. Я один раз проверила ее самочувствие, но она лежала щекой на холодном белом, плиточном полу, ее волосы лежали вокруг, как мягкая коричневая шаль. Она сказала, что если встанет, то ее снова вырвет, потому я оставила ее в покое.

После того, как я рассказала им о туннеле, Блу и Саншайн, Касси начала заваривать чай, а Сэм с мгновение смотрел в пространство с недоуменным и немного потерянным видом. Этот взгляд ему шел.

— Вайолет, ты же знаешь, что эта история — выдумка, — сказал он наконец. — Блу был просто грустным, запутавшимся мужчиной, а дети, которых он предположительно похитил, вернулись в город через неделю. Оказалось, они прочитали «Тома Сойера» в школе и он вдохновил их. — Сэм потер переносицу. Он не носил очков, но у меня появилось впечатление, что он бы не отказался от них. — Они сбежали в лес, — продолжал он, — и питались ягодами и бутербродами с арахисовым маслом. Через восемь дней они вернулись, голодные и грязные, и удивились всему сыр-бору. Блу действительно исчез, но в психиатрической больнице на севере. Это произошло тридцать лет назад, когда я был подростком. Не могу поверить, что эта история все еще популярна среди молодежи.

Я кивнула. А затем покачала головой.

— Но Саншайн не врет. Она видела что-то. Она никак не переставала кричать. Это было… это было ужасно.

— А мальчик что-нибудь видел? — Касси повернулась и вручила мне бутерброд с огурцами. Он был тонко нарезан, без шкурки. Женщина росла в Англии и думала, что бутерброды с огурцами и чаем решали все проблемы. В этом была доля правды.

— Да, — добавил Сэм. Его худое лицо казалось еще худее, когда он приподнимал брови. — Этот новый паренек, который живет у тебя в коттедже. Видел ли он мужчину в туннеле?

Я открыла рот, а затем закрыла. У меня совсем вылетело из головы спросить его об этом. Переполошившись из-за потери сознания Саншайн, я совершенно забыла спросить Ривера, видел ли он Блу. Я смотрела на маленький треугольный сэндвич с огурцами, зажатый между моими пальцами. Кошмар туннеля уже проходил, так быстро, как все кошмары, и история Саншайн звучала все более бредовой.

— Не знаю, — сказала я. — Пойду, спрошу его.

Дверь в ванную открылась. Саншайн вышла на кухню, бледная, с испариной и запутанными волосами. Ее карие глаза не казались сонными и скучающими, как обычно. Скорее, раздраженными. Злыми. Две эмоции, которые я никогда не замечала за Саншайн. Она была не из тех девушек, которые становились… слишком страстными. Не в этом плане.

 Сэм подошел к дочери и обнял ее.

— Я всегда говорил, что ты обладаешь блестящим воображением, Саншайн. Я знал, что рано или поздно оно выйдет наружу, хотя получилось довольно забавно. — Сэм тихо хихикнул. — Вайолет рассказывала легенду о Блу, после чего ты пошла в туннель, и его ты и увидела. Но, девочка моя, эта история — выдумка. Ты же это знаешь, правда?

Саншайн ничего не ответила.

— Все нормально, Санни, — Касси приобняла дочь за талию своей длинной и худой рукой, и улыбнулась. В отличие от ее тела, губы Кассандры были полными и слегка надутыми, как у маленького ребенка. Как у Саншайн.

— Нас всех иногда обманывает зрение. Когда я была в твоем возрасте, мне так нравился «Грозовой перевал», что я убедила себя в существовании Хитклифа. Тогда я еще жила в Кембридже. Я села на автобус в Йоркшир и отправилась на его поиски. Прошла миль с двадцать через болота, следуя за тем, что считала тенью Хитклифа, простирающейся через вереск, зовущей меня за собой. В итоге я оказалась в пабе, многими часами позже, усталая, замерзшая и опозоренная.

Саншайн поймала мой взгляд через мамино плечо. Она все еще злилась. И очень сильно. И это меня смущало.

— Я пойду, поговорю с Ривером, — сказала я.

Глава ⁶

 

Я постучала в дверь гостевого дома. Открыл мне Люк. Он нахмурился при виде меня, но отступил, чтобы дать мне пройти. В нос ударил запах кофе, он пах карамелью, шоколадом и черноземами, а также напоминал о раннем утре. Огромная мока кофеварка остывала на плите. У моих родителей были знакомые художники итальянцы, и эту кофеварку они использовали для эспрессо. Она походила на полную даму в серебристом платье, с рукой на боку, и я была немного удивлена, что Ривер знал, как ею пользоваться.

— Я одолжил немного кофе из Ситизена, — сказал он.

Я представила его, рыскающим по моим кухонным ящикам без разрешения в поисках кофе… и обнаружила, что была не против. Даже наоборот.

— Откуда ты знал, где найти моку? — спросила я. — Ты бывал в Италии?

Ривер улыбнулся.

— Я провел несколько лет в Неаполе, когда был маленьким, живя в маленькой квартирке на забитой улице с тетей.

— Италия? Серьезно? — Я всегда хотела побывать в Италии. — Скажи что-нибудь на итальянском.

— Io non parlo italiano. — Он подмигнул мне. — В переводе: я не говорю по-итальянски.

— Да, я догадалась. Но ты лжешь. Если ты жил там несколько лет, то должен был выучить его. Скажи что-нибудь еще.

Он не сказал.

— Так как дела у Саншайн? Она в порядке?

— Не совсем. — Я хотела спросить больше у Ривера про Италию. Но он смотрел на меня со своей полуулыбкой и горящими глазами, будто хотел, чтобы я задала еще один вопрос, чтобы он снова мог увильнуть от него.

Я с секунду ерзала под его взглядом.

— Ривер, ты видел мужчину в туннеле? Саншайн сказала, что видела Блу и маленького ребенка. Ты тоже их видел?

Ривер достал три чашки из шкафчика, протер их полотенцем с овечкой и наполнил молочно-коричневым эспрессо. Он передал две мне с Люком, а затем сделал глоток из своей.

— Нет, — сказал он наконец. — Я ничего не видел. Мы были в туннеле, шли в темноте, а затем Саншайн начала кричать. Она выбежала, и я последовал за ней. — Он сделал паузу. — Так она думает, что видела Блу? Какое чертовски богатое воображение.

— В том-то и дело. — Я сделала глоток кофе. Оно было легким, горячим и очень вкусным. — У Саншайн нет воображения. Ну, по крайней мере, богатого. Она не верит в привидений, монстров или фей. Она даже не читает. Верит разве что в реальные катастрофы, как глобальное потепление и серийных убийц, но не в городские легенды и мужчин с мехом на зубах.

— Мехом на зубах? — спросил Люк. — Какого черта?

— Так она сказала. У мужчины, которого она видела, был мех на зубах, будто он съел пушистое животное. Саншайн не могла такое выдумать. Так что я знаю, что она кого-то видела в туннеле. Мы должны вернуться и проверить все сами. Если там действительно какой-то безумный парень, мы должны найти его и рассказать кому-нибудь.

Ривер повернулся и налил себе еще одну чашку. Но перед этим я мельком заметила его улыбку. Она была быстрой, я почти убедила себя, что не видела ее — может, я моргнула и мне привиделось. Я протянула свою чашку, чтобы он тоже обновил ее.

— О, Вайолет. — Люк почесал подбородок, который до сих пор не прорастал бородой. Судя по всему, он считал, что это движение придавало ему разумный вид. Не придавало. — Ривер уже сказал, что ничего не видел. Мы только зря потратим время. Саншайн просто ведет себя как девчонка. Она наслушалась твоих сказок о Блу и устроила истерику.

— Два часа назад ты так не считал. Два часа назад ты хотел вызывать полицию.

Люк проигнорировал меня. Он опустил чашку, поднял руки к потолку и потянулся. Толстые сухожилия на его руках выглядели опухшими, затекшими и глупыми. Ривер в сравнении с ним был стройным, его линии были прямыми. Футболка Люка была на два размера мала, а штаны на два размера велики, когда одежда Ривера сидела идеально, что сверху, что снизу, будто была сшита специально для него. Что, возможно, было правдой.

— Ого, у меня так болят мышцы, — сказал Люк, поглаживая свою грудь, будто желая подтвердить мои слова. — Сегодня утром поднимал тяжести.

— Знаешь что, Люк? Твои мышцы никого не интересуют. И не думай, что я не заметила, как ты сменил тему. Если хочешь отвлечь меня, предлагаю поговорить о чем-то другом, кроме поднятия тяжестей.

Люк ухмыльнулся, обрадовавшись, что вывел меня.

— А Мэдди мои мышцы интересуют. Очень даже. Кстати о ней, через полчаса ее смена заканчивается, и если меня с моими мышцами не будет у кафе, я не доберусь до второй базы. Ривер, рад был знакомству. Хорошо, что ты теперь с нами в Ситизене. Ты пойдешь сегодня в кино?

— Кино? — спросил Ривер. Он сел на бедро и оперся на кухонный прилавок. — А что за фильм?

— Летом фильмы крутят на улице в парке, — сказала я, прежде чем Люк успел ответить. — Сегодня, ближе к сумеркам, будут показывать «Касабланку». Обычно я устраиваю пикник. И мы любим приходить пораньше, чтобы занять место поближе к экрану.

— Разве тебе не нужно навестить Саншайн или еще чем заняться? — Люк сел на бедро и оперся на прилавок, точно как Ривер. — Я планировал украсть водку из дома Мэдди и выпить ее в кино. Что звучит гораздо лучше, чем дурацкий пикник. Что думаешь, Ривер? Не стоит ли Вайолет остаться дома и дать мужчинам развлечься?

Ривер пробежался рукой по своим темным волосам и улыбнулся.

— Вайолет, почему бы нам не присоединиться к Люку на его обратном пути в город и попытаться в этот раз дойти до продуктового? Без остановок у туннеля или еще где. Тогда мы сможем купить что-нибудь к пикнику. И Люк, у меня есть бутылка коньяка в багажнике, если хочешь. Я не пью. По крайней мере, не часто. Я хранил его для особого случая, но можешь взять его.

Люк покачал головой. Он злился, что Ривер отказался издеваться надо мной и милой идеей о пикнике. И что тот не пил. По мнению Люка, все настоящие мужчины должны пить.

— Не-а, — сказал он. — Обойдусь. Оставь бутылку себе. Я тоже много не пью. Просто хотелось сегодня потому, что они всегда крутят черно-белые фильмы, а они чертовски нудные. Если я не выпью, то усну.

— Вообще-то, «Касабланка» один из моих любимых фильмов. — Ривер поймал мой взгляд, и уголки его губ приподнялись. — Видел его сотни раз, будучи трезвым, и никогда не засыпал.

Люк застонал, а я улыбнулась. Черт, да я засияла. Ривер принял мою сторону против Люка. Саншайн никогда так не делала.

Быть рядом с Ривером уже было куда лучше, чем разговаривать и молиться Фредди. Потому что она была мертва. А Ривер — живым, заступающимся за меня перед Люком и собиравшимся пойти со мной в продуктовый. И внезапно, я почувствовала себя счастливой.

≈≈≈

Десятью минутами позже, взяв сумки в руки, мы с Ривером последовали за молчаливым Люком по дороге в город. На этот раз, когда мы дошли до туннеля, то не остановились. Мальчики прошли мимо, будто он ничего для них не значил, но я вздрогнула так, как вздрагивают во фразе, когда кто-то шагает мимо твоей могилы. И я сосредотачивала взгляд на дороге, боясь поднять его и увидеть ухмыляющегося мне мужчину с хлопающей челюстью, полной меховых зубов, которые скрежетали как у дикой собаки.

В нашем городе было всего одно кафе, но хорошее. Прямо в центре, на углу двух улиц, по контурам которых были зеленые газоны и дубы. Если вы станете посредине ее и повернетесь, то сможете увидеть библиотеку, пиццерию, кафе, кооператив «Данделион», цветочный магазин, стенд с попкорном, магазин с антикварными часами, хозяйственный магазин и лавочка с редкими книгами, где хозяйничал загадочный Натан Кин — ему было лет сто, у него были длинные, растрепанные волосы, он открывался и закрывался в странное время и рассказывал всем о своей неразделенной любви.

Эхо обладал всеми белыми углами, которые ожидаются от любого старого американского городка. Он был чистым, миловидным и вневременным, особенно в свете яркого солнца. И хоть большую часть времени я мечтала покинуть этот город, иногда он мне нравился.

Кафе принадлежало той же итальянской семье, которая владела пиццерией. В хорошую погоду можно было сидеть снаружи за круглым черным столиком и попить итальянский кофе, и почувствовать себя немного более цивилизованной, а также наблюдать за прекрасным Джианни, пока тот кипятит молоко.

Я пила кофе в этом кафе с двенадцати лет. В лето, когда Фредди умерла, почти каждый день я проводила в библиотеке и кофейном киоске, и часто могла быть замеченной с чашкой эспрессо в одной руке и книгой сестер Бронте в другой.

Периодически мимо проходили взрослые и странно на меня поглядывали. Но моих родителей не заботило, что я пила кофе в столь юном возрасте, даже если бы они заметили, чего, кстати, не случилось. Фредди бы мне не разрешила, но родители… мои родители не любили вмешиваться. Это было одним из их качеств. Они не верили в правила. Не если они мешали тому, что считалось моим личным делом — например, употребление карамельного  напитка с высокой вероятностью задержки роста.

«Они вернутся? — часто спрашивала я. — Фредди, они когда-нибудь вернуться?»

«Да, — пришел ответ. — Да, да, да. Просто держись, Ви.»

Мы заказали у Мэдди латте, несмотря на то, что недавно пили кофе в гостевом доме. Я улыбнулась ей, но она смотрела на Люка. У девушки были круглые щеки, длинные ресницы и блестящие черные глаза, и, как я догадывалась, она думала, что была влюблена, или испытывала что-то близкое к тому.

Люк указал на нее и усмехнулся.

— Ты держишься подальше от неприятностей?

Она рассмеялась.

— Нет.

— Вот это моя девочка. — И тут Мэдди улыбнулась ему, будто он был солнышком, вышедшим в пасмурный день.

— Ты заслуживаешь лучшего, — сказала я, но недостаточно громко, чтобы она услышала. Фредди сказала мне, что человек сам должен выбирать за себя. Это было не мое дело.

Мы с Ривером взяли наши напитки и вышли наружу; я сделала глоток и стала размышлять, как хорошо пить кофе с человеком, который тебе нравится. А Ривер мне нравился. Я посмотрела на него уголком глаза, стоящего в своих обтягивающих штанах на тротуаре, грациозного и высокого, выглядевшего так, будто город был у его ног. В хорошем смысле. Мне нравилось, как он щурил глаза, прежде чем сделать глоток своего эспрессо, будто он не знал, чего ждать.

Так я и пила свой кофе и разглядывала центр Эхо вместе с Ривером, пока тощий мужчина с тонким седыми волосами не вышел из-за угла и не споткнулся через бордюр. Так он и стоял на газоне, подняв взгляд ввысь, сердито поглядывая на небо, будто само солнце обидело его. Это был Даниэль Лип, одетый в тот же коричневый шерстяной костюм, что и всегда. Он бы пьян. Он всегда был пьян.

Обычно я старалась проявить к нему сочувствие. Но в этот момент он был темным пятном на милом виде моего города, потому я возненавидела его, при том внезапно, с быстрой злостью, которую вызывает пролитый напиток на прекрасное платье или утонувшая муха в идеальном, холодном стакане лимонада.

— Даниэль Лип испортил наш вид, — сказала я.

— Кто? — спросил Ривер.

— Даниэль Лип. Он бы был городским чудаком, да вот только у нас уже есть Натан Кин, хозяин книжного магазина с разбитым сердцем. Потому Даниэль Лип у нас городской пьяница.

— Люблю городских чудаков, — ответил Ривер.

Я улыбнулась.

Тут Даниэль заметил меня.

— Вайолет Уайт, — прокричал он на всю улицу. Он не подошел; просто стоял на траве, качаясь и тыча в меня пальцем, его слова сливались, пока не полились единым потоком, как краска, стекающая с полотна.

— Вайолет Уайт, — повторил он, — ханжа, считающая себя лучше всех остальных, как и все Уайты до нее, и Гленшипы тоже, пока мы не выгнали их из Эхо. Снобы. Всегда были и всегда будут, живущие в огромном поместье у моря, ничего не знающие, но ведущие себя так, будто знают все. Но я бы мог открыть им пару тайн…

Даниэль Лип делал это годами, каждый раз, когда видел меня или брата, или наших родителей, потому я уже привыкла. Его монологи всегда касались одних и тех же тем: какие мы снобы, и что он может нам рассказать пару тайн. Однажды я спросила о нем у отца, гадая, была ли между ним и нашей семьей какая-то вражда. Но отец просто подобрал свою кисточку, пожал плечами и сказал: «Вайолет, кто знает, что мотивирует этих простолюдин», — прежде чем вернуться к своей картине.
Посему слово «сноб» было не таким уж неподходящим.

Я отвернулась от Даниэля, решая просто отойти к кооперативу «Данделион» в конце квартала. Но кто-то схватил меня за руку, и я остановилась. Ривер. Я посмотрела на него, но он смотрел на Даниэля.

Ривер был в ярости. Его глаза превратились в узкие щелки, а щеки покраснели, все его тело напряглось. Хватка на моей руке усилилась.

— Все нормально, — сказала я. И махнула свободной рукой, будто отпугивала муху. — Он всегда так говорит, когда видит одного из нас. Я уже привыкла.

Ривер быстро покачал головой.

— Ты никогда не должна привыкать к тому, что кто-то так о тебе отзывается.

Даниэль Лип перестал показывать на меня. Он качался и качался, пока не упал на землю.

— Слушай, он отключился. Давай просто пойдем в продуктовый, — сказала я Риверу.

Он наконец отвернулся от пьяницы и посмотрел на меня. Парень улыбнулся и видимо расслабился. Как будто по щелчку, весь его гнев испарился.

— Ладно. Веди.

Кооператив «Данделион» продавал местные овощи, миндальное молоко, орехи и специи оптом. Родители Саншайн подсадили меня на натуральную пищу. Касси и Сэм ухаживали за садиком позади коттеджа — единственное место, куда попадало достаточно солнца. Они делали мороженое с кокосовым молоком, цветную капусту, обжаренную в оливковом масле, пиццу песто и еще много чего. Они приглашали нас с Люком на праздники, поскольку наши родители отсутствовали. Даже подарили нам подарки на прошлое Рождество. Мне подарили длинный полосатый шарф ручной вязки, который я носила всю зиму, а Люк получил книгу об итальянских художниках эпохи Возрождения, которую он действительно прочитал. И было весело, хоть и тесно в их маленькой гостиной, мы играли в настольные игры до полуночи и тыкали друг в друга иголками с огромной елки. Люк и Саншайн даже на время позабыли о флирте.

Мои родители редко готовили. Или дарили подарки. Думаю, они хотели тратить деньги и креативные порывы на свое искусство, а не на подарки или приготовление блюда, которое через двадцать минут будет съедено двумя отродьями, которые не смогут оценить всей его глубины.

Шопинг в кооперации «Данделион» заставил меня почувствовать себя в Европе. Очень в стиле Одри Хепберн в роли Сабрины в Париже (этот фильм показывали пару недель назад в парке). Ривер выбрал козий сыр и французский хлеб с хрустящей коркой для пикника, а также оливки, банку жареного красного перца, плитку темного шоколада и бутылку газированной воды. Он купил и кое-что для себя: органическое жирное молоко, еще один хрустящий багет, кофейные зерна для эспрессо (которые жарились семьей Джианни и продавались по всему городу), бананы, пармезан, яйца, оливковое масло и специи.

Я наблюдала за Ривером, пока он скупался. Внимательно. Я наблюдала, как он вдыхал великолепный запах жареных зерен, прежде чем положить их. Как он открывал картонную коробку с яйцами и поглаживал скорлупу, прежде чем снова закрыть ее. Я наблюдала, как он скользнул своими худыми пальцами в бочонок с яркой пурпурно-белой фасолью, не в силах противостоять искушению, прямо как я. Мне всегда нужно было погрузиться пальцами в эту симпатичную, пятнистую фасоль. Всегда.

Никогда не подумаешь, как много можно узнать о человеке, наблюдая, как тот покупает еду. На самом деле, очень многое. Люк скупался дико, бросая покупки в корзину, будто ненавидел их. Саншайн скупалась медленно и безрассудно, переходя от одного ряда к другому. Она смотрела на сыр в течение двадцати минуты, зато брала первую попавшуюся пачку макарон на пути к кассе. Никто из них никогда не нюхал кофе и не поглаживал яйца или окунал руку в фасоль. Ни разу.

— Где ты научился выбирать еду? — спросила я. — Ты хорошо справляешься. Не слишком медленный, не слишком быстрый.

— Я учился в кулинарной школе, — ответил он.

— Нет, не учился. Ты все еще учишься в средней школе.

— Разве? — спросил Ривер. Он одарил меня своей красивой, хитрой, кривоватой улыбкой.

— Да, учишься, — сказала я. А затем слегка нахмурилась. — А разве нет?

Ривер просто покачал головой и рассмеялся.

Когда мы вернулись в Ситизен, он помог мне разложить продукты по местам. В нашей кухне уже много лет не делался ремонт, но все приборы все еще были пригодны. Это была большая, яркая комната с шафрановыми стенками, высокими потолками и длинным дубовым столом посредине. По обеим сторонам были два окна, и у дальней стены стоял старый желтый диван, гревшийся под лучами дневного солнца. На окнах были клетчатые занавески, а пол покрывала темно-желтая плитка.

Иногда я засыпала на этом диване. Пребывание тут в ночное время напоминало мне о том, как я делала голландские рождественские печеньки с Фредди — запах жареной корицы укрывал меня, как одеяло, а сахарные крошки таяли на языке, как снежинки.

Ривер наклонился и стал осматривать шкафчики. Его кофта приподнялась сзади, и я уставилась на загорелую кожу, проглядывающуюся над его штанами.

Внезапно мне захотелось поцеловать его в поясницу. Честно говоря, мне никогда раньше не хотелось поцеловать мальчика. Ни парней, с которыми Люк и Саншайн закрывали меня в шкафу, ни любого другого безрассудного, испорченного, не-Байроничного парня в нашем городе.

Но Ривер был… Ривер был…

— Вайолет?

Я моргнула и перевела глаза вверх, чтобы встретиться с ним взглядом. Он оглядывался через плечо, наблюдая, как я наблюдаю за ним.

— Да?

— У тебя есть сковорода? Только не тефлоновая, ненавижу такую. Чугунная? Или из нержавеющей стали?

Я нашла Риверу старую чугунную сковородку в ящичке у раковины. Поставив ее на плиту, я представила, всего на секунду, молодую Фредди в жемчужном ожерелье и шляпке, сползшей немного в сторону, стоящей за этой самой сковородкой и готовящей омлет после ночи, проведенной за сумасшедшими танцами, популярными в ее дни.

— Блестяще, — сказал Ривер. Он зажег газовую плиту и кинул масло в сковороду. Затем нарезал багет, обмазал его чесноком и проделал дырку в каждом кусочке. Положив хлеб на масло, парень разбил яйца и залил ими дырочки. Желтки были ярко-оранжевого цвета, что, ели верить папе Саншайн, означало, что курочки были счастливы как никогда, когда высиживали их.

— Яйца в рамке, — улыбнулся мне Ривер.

Когда они приготовились, но все еще были жидкими, он положил их на две тарелки, нарезал маленькими кубиками помидор и посыпал ими хлеб. Помидоры росли в паре миль от Эхо, в какой-нибудь милой теплице, они были греховно красными и спелыми, как полуденное солнце. Ривер посыпал их морской солью, слегка полил оливковым маслом и передал мне тарелку.

Я облизала губы. Но не так, как делала это Саншайн. В моем движении не было сексуального подтекста. Я оставила вилку на столе, взяла поджаренный хлеб руками, пожевала, проглотила и засмеялась.

— Ривер, это так вкусно. Очень-очень вкусно. Где, черт возьми, ты научился готовить? — Масло и томатный сок стекали по моему подбородку, но мне было плевать.

— Честно? Моя мама работала поваром. — Ривер снова одарил меня своей кривоватой полуулыбкой, хитрой, хитрой, хитрой. — Это сорт брускетты, но с жареными яйцами. Американский вариант итальянского блюда.

Я откусила еще кусочек. Мой рот просто пел от услады. Я проглотила и собиралась снова впиться в пищу, когда кое-что вспомнила. Я строго посмотрела на Ривера.

— Мне казалось, ты говорил, что твоя мама археолог.

Губы парня блестели от масла, а глаза смеялись с меня.

— Разве?

— Да.

Он пожал плечами.

— Значит, я соврал. Вопрос в том, когда именно?

Я улыбнулась и рассмеялась. Ривер загонял тебя в угол и кривовато улыбался, пока ты не чувствовал себя слишком глупо, чтоб продолжать допрос. А затем он делал вид, будто это ничего не значило, и эта мысль передавалась и тебе.

Я внезапно поняла, снова кусая брускетту с жареными яйцами, что знала Ривера всего день. День. Еще утром я понятия не имела о его существовании, сидя на ступеньках у крыльца и читая Готорна «Мхи старой усадьбы». Теперь я покупала с ним продукты, и мне нравилось, что он делал это, как я. А также ела ужин и облизывала губы, и все казалось гладким, счастливым, уникально замечательным.

Но правда заключалась в том, что я ничего, ничего не знала об этом парне. Я гадала, что бы сказала Фредди о так быстро появившемся чувстве близости с незнакомцем…

— А теперь дай мне у тебя кое-что спросить, — сказал Ривер, ловя мой взгляд и нарушая поток мысли. Он взъерошил свои волосы в свете солнца, и я увидела светлую прядь среди темно-коричневых. Волосы улеглись, но на голове оставался беспорядок, что ему очень шло. — Как долго твой брат так себя ведет?

Я приподняла брови.

— Как так?

— Я про его сексизм, ненадежность, любовь к выпивке. Это из-за отсутствия вашего отца?

Я положила брускетту на белую фарфоровую тарелку.

— Да. И нет. Люк всегда был немного… агрессивным. В нем кроется больше, чем кажется, просто он никому не открывается. Ему нужно кому-то довериться. По крайней мере, так всегда говорила моя бабушка Фредди.

— Звучит разумно. — Ривер не смотрел на меня, когда говорил это, его взгляд был направлен вдаль, а на лице застыло странное выражение. И под «странным» я имею в виду, что он не смеялся и не хитрил, а был почти… серьезным.

— Она владела многими качествами. — Я сделала паузу, удивленная странным взглядом парня. Он ничего не говорил, потому я продолжила: — Люк стал хуже после отъезда наших родителей. Они часто были в разъездах, пока мы росли, погруженные в свое искусство, но тогда за нами оставалась приглядывать Фредди. С момента ее смерти они еще никогда так надолго не уезжали. Будто бы они забыли, что мы все еще фактически дети.

Ривер не ответил. Вместо этого, он передал мне стакан газированной воды со льдом. Я сделала долгий глоток, и вода показалась очень вкусной после соленого мяса. Ривер скинул обувь. Он не носил носков, и у него были хорошие ноги, особенно как для парня — сильные и загорелые, гладкие и такие красивые, что почти не хотелось называть их ногами. Он зевнул, сел на желтый диван в углу и снова зевнул. Затем он наклонился и взял меня за руку.

— Послушай, я полночи провел в дороге. Думаю, мне лучше подремать, прежде чем мы пойдем в кино.

— Знаешь, нам ведь не обязательно идти. Можешь пропустить этот раз, если хочешь. — Я сосредотачивалась на пальцах Ривера, накрывавшие мои собственные. Это был первый раз, когда кто-либо держал меня за руку. Из мальчиков, я имею в виду.

Он покачал головой.

— Нет, я хочу посмотреть. «Касабланка» один из моих любимых фильмов. Я говорил это не просто для того, чтобы позлить твоего братца. — Он сделал паузу и сжал мою ладонь. При этом его лоб сморщился, будто он сосредотачивался. — Тебе нужно проведать Саншайн? Или ты могла бы прилечь и поспать со мной?

Я не ответила. Я даже не думала. Просто скользнула на диван, прижалась спиной к его торсу, и дала его теплым рукам обнять меня. Я вдыхала его теплый, мужской запах — запах листвы и осеннего воздуха, полуночи и помидоров в оливковом масле. Он прижался лицом к моим волосам, и последнее, о чем я подумала, прежде чем заснуть, было то, что я знала Ривера всего день, а казалось, что много-много лет.