7

Я возвращаюсь на служебную платформу с зияющей дырой в желудке. Все былое счастье куда-то испарилось. Я не могу заставить себя оглянуться и увидеть его, стоящего в роскошной одежде, пестрящей лентами, медалями и ненавистной мне королевской аурой. Как и на Уолш, на нем эмблема пламенной короны, но сделана она из черного янтаря, алмаза и рубина. Она ярко блестит на фоне темной униформы. Пропало то безликое тряпье со вчерашнего вечера, смешивающее его с такими крестьянами, как я. Теперь он вполне вписывается в роль будущего короля, серебряный до мозга костей. А я ему доверяла!

Другие слуги поступаются местом, позволяя мне пройти в конец очереди. В голове не укладывается! Он дал мне эту работу, спас меня и мою семью — и он один из них! Хуже того — он принц. Принц! Человек, на которого явились поглазеть все присутствующие в этом спиральном каменном чудище.

— Все вы пришли, чтобы почтить моего сына и королевство. В ответ, я чту вас, — рокочет король Тиберий, разбивая мои мысли, как стекло. Он поднимает руки, указывая на множество секций с людьми. Как бы я ни пыталась сосредоточиться на короле, мой взгляд постоянно переметается к Кэлу. Он улыбается, но его глаза остаются серьезными.

— Я чту ваше право на трон. Будущий король, сын моего сына, будет как вашей серебряной крови, так и моей. Кто хочет отстаивать свое право?

Седовласый патриарх рявкает в ответ:

— Я требую Королевского испытания!

Все лидеры домов, сидящие по спирали, кричат в унисон:

— Я требую Королевского испытания! — вторят они, поддерживая непонятную мне традицию.

Тиберий улыбается и кивает.

— Тогда, да начнется испытание. Лорд Провос, если вас не затруднит.

Король поворачивается и смотрит на дом Провосов. Остальные прослеживают за его взглядом, глядя на семью в золотисто-черной окраске. Старший из них, седоволосый мужчина с белыми локонами, выходит вперед. В своей странной одежде он походит на осу, готовую ужалить. Когда он дергает рукой, я не знаю, чего ожидать.

Внезапно платформа начинает отодвигаться вбок. Я подпрыгиваю, чуть не врезаясь в рядом стоящих слуг, пока мы скользим в неизвестном направлении. Мое сердце выпрыгивает из груди; я смотрю, как крутится весь Спиральный Сад. Лорд Провос — тэлки, двигающий структуры вдоль готовых путей одной лишь силой мысли.

Все помещение искажается по его команде, пока полы сада не расширяются до огромного круга. Нижние террасы отодвигаются, становясь в ряд с верхними, и спираль трансформируется в огромный цилиндр с открытой крышей. Пол опускается вниз, пока не оказывается в двадцати футах от самой нижней секции. Фонтаны превращаются в водопады, стекая с верхушки цилиндра в глубокий, узкий бассейн. Наша платформа останавливается над секцией короля, открывая идеальный вид на окружающую местность. Все это происходит меньше чем за минуту; Лорд Провос превратил Спиральный Сад в нечто куда более зловещее.

Но когда он снова занимает свое место, изменения еще не закончились. В воздухе поднимается электрический гул, от его треска у меня волосы на руках встают дыбом. Пол засветился фиолетовым, вызванным энергией из крошечных, невидимых точек в камне. Ни один серебряный не встает, чтобы провернуть свои трюки, как сделал это Провос с ареной. Я понимаю почему. Это не их деяния, а чудеса технологий и электричества. «Молния без грома». Лучи света скрещиваются и пересекаются, сплетаясь в ослепительную сеть. От одного взгляда на нее у меня заболели глаза, отзываясь острыми уколами боли в голове. Как другие это терпят — мне не понять.

Серебряные выглядят впечатленными и заинтригованными тем, что им неподвластно. Красные же пялятся с непередаваемым восторгом.

Сеть кристаллизируется и электричество расширяется, охватывая всю арену. Шум пропадает так же внезапно, как и появился. Молнии замирают, укрепляясь прямо посреди воздуха, создавая прозрачный фиолетовый щит между полом и нами. Между нами и тем, что должно появиться.

Мои мысли сменяются с бешеной скоростью, гадая, что же могло потребовать щит из молний. Явно не медведи, стая волков или другие редкие животные, что попадаются в лесу. Даже мифические создания: дикие кошки, морские акулы или драконы, не смогли бы причинить вред серебряным. Да и зачем нужны эти твари на Королевском испытании? Это церемония выбора королевы, а не битва монстров.

Будто в ответ, земля в круге статуй, а ныне маленький центр цилиндрического пола, разверзается. Не подумав, я подаюсь вперед, надеясь увидеть все собственными глазами. Остальные слуги грудятся рядом, пытаясь рассмотреть, какие ужасы могут оттуда вылезти.

Из темноты появляется самая низкая девочка, которую я когда-либо видела.

Серебряные в коричневых шелках и красных драгоценных камнях начинают аплодировать и поддерживать свою дочь.

— Рор из дома Рамбос! — кричит семья, представляя ее зрителям.

Девочка, не больше четырнадцати, улыбается родным. Она смотрится такой крошечной рядом со статуями, но у нее необычно крупные руки. В остальном она выглядит так, будто ее может унести дуновением ветра. Рор делает круг почета, непрестанно улыбаясь публике. Ее взгляд останавливается на Кэле, — то есть, на принце — пытаясь соблазнить его своими горящими глазами и периодическим взмахиванием медовых волос. Короче говоря, ведет себя глупо. Пока не подходит к каменной статуе и не обезглавливает ее легкой пощечиной.

— Сильнорук. — Вновь говорит дом Рамбосов.

Малышка Рор начинает рьяно уничтожать арену, превращая статуи в кучки пыли и пуская трещины по полу. Она — землетрясение в человеческой форме, разрушая всех и все на своем пути.

Так вот какое у них представление о показухе.

Жестокое, предназначенное показать красоту, великолепие — и мощь девушки. «Самая талантливая дочь». Это демонстрация силы, чтобы соединить принца с самой способной девушкой, дабы их дети торжествовали над всеми остальными. И это происходит уже сотни лет.

Я вздрагиваю при мысли о силе одного лишь мизинца Кэла.

Он вежливо хлопает, когда Рамбос заканчивает свое организованное разрушение и отходит на поднимающуюся платформу. Ее семья продолжает восхищенно поддерживать дочь.

Следующей идет Герон из дома Велле — дочь нашего губернатора. Она высокая, с лицом, как у цапли. Земля в трещинах смещается под ее ногами — девушка склеивает пол в первоначальное состояние.

— Грини! — объявляет ее семья. «Хранительница природы». По ее команде из земли начинают расти деревья, через секунду их верхушки задевают электрическое поле. Оно вспыхивает искрами, поджигая свежие листья. Следующая девушка оказалась нимфой из дома Осанос. Используя водопады, она тушит лесной пожар водоворотом, оставляя после себя обугленные деревья и выжженную землю.

Так проходит не один час. Каждая претендентка поднимается на платформе, чтобы показать, чего стоит, и каждая обнаруживает арену в более разрушенном виде, чем предыдущая. Но они готовы к любой ситуации. Несмотря на различия в возрасте и внешности, они все поражают воображение. Одной девочке едва исполнилось двенадцать, но она уже умеет взрывать одним касанием, как ходячая бомба. «Забвение!» — кричит семья, описывая ее мощь. Пока она стирала в порошок оставшиеся белые статуи, электрический щит стойко выдерживал все нападки. Он шипит от ее огня; звук режет мне слух.

Электричество, серебряные, крики — все смешивается в голове, пока я наблюдаю, как нимфы, грини, свифты, сильноруки, тэлки и сотни других выставляют себя напоказ. Вещи, которых я и представить себе не могла, происходят прямо на моих глазах. Девушки обращают свою кожу в камень или раскалывают стены и землю надвое. Серебряные куда величественней и могущественней, чем я боялась, с силами, о существовании которых я даже не подозревала. Разве это возможно?

«Я прошла весь этот путь, лишь чтобы вновь оказаться на арене и наблюдать, как серебряные тыкают нас носом в наши различия».

Я восторженно любуюсь, как укротительница животных анимо призывает тысячу голубей с неба. Когда птицы пикируют вниз на электрический щит, взрываясь клубами крови, перьев и смертельных молний, мой восторг меняется на отвращение. Щит вновь вспыхивает, дожигая останки птиц, пока не сияет как новенький. Меня тошнит от звука аплодисментов, под которые хладнокровная анимо опускается на платформе вниз.

На арену, разнесенную в пух и прах, поднимается очередная девушка, надеюсь, последняя.

— Эванджелина из дома Самос, — кричит патриарх среброволосой семьи. Говорит только он, и его голос эхом разносится по Спиральному Саду.

С моего места видно, как король и королева сели ровнее. Эванджелина уже привлекла их внимание. В противоположность им, Кэл опускает взгляд на руки.

Если другие девушки выходили в шелковых платьях или странных позолоченных доспехах, эта поднимается в наряде из черной кожи. Куртка, штаны, ботинки — все вещи усеяны серебром. Нет, это железо. Серебро не такое тусклое и тяжелое. Ее дом приветственно встает и кричит слова поддержки. Эванджелина родственница Птолемея и патриарха, но другие семьи тоже болеют за нее. Они хотят ее в роли королевы. «Она — фаворитка». Девушка салютует, приставив два пальца к брови — сначала семье, затем королю. Они возвращают жест, откровенно потакая ей.

Может, это событие больше похоже на Подвиги, чем я полагала. Только здесь король показывает их место не красным, а своим могущественным подчиненным. «Иерархия внутри иерархии».

Я так увлеклась испытанием, что почти пропустила свою очередь. Прежде чем меня успели подтолкнуть в нужную сторону, я направилась в правую секцию, едва слыша слова патриарха Самосов:

— Магнетрон, — кажется, говорит он; понятия не имею, что бы это значило.

Я иду по узким коридорам, бывшим открытым проходам, к требующим обслуживания серебряным. Секция находится в самом низу, но я быстрая и преодолеваю расстояние за доли секунды. На месте обнаруживаю особенно плотную семью, одетую в горчично-желтый шелк и жуткие перья. Они увлеченно поедают огромный торт. Их стол полнился тарелками и пустыми бокалами; я быстро принимаюсь за работу, убирая лишнее отрепетированными движениями. Экран внутри секции показывает Эванджелину, все еще стоящую в центре арены.

— Ну и фарс, — ворчит один из толстяков, набивая щеки. — Эта Самос уже победила.

«Странно. Она кажется слабой на фоне других».

Я складываю тарелки, но взглядом наблюдаю, как она шагает по пыльной земле. Не похоже, что ей есть с чем работать, И как показать свои способности, но девушка не отчаивается. Ее самодовольная ухмылка говорит, что она ни в коем случае не сомневается в собственном великолепии. «В отличие от меня».

Вдруг железные вставки на ее куртке начинают двигаться. Они плывут в воздухе, трансформируясь в круглые металлические пули. Затем, как при выстреле из ружья, они молниеносно летят прочь от Эванджелины, закапываясь в пыль, стены и даже в электрический щит.

«Она контролирует металл!»

Несколько секций аплодируют, но это далеко не конец. Где-то глубоко у основания Спирального Сада раздаются стоны и лязг. Даже толстяки перестают есть и недоуменно оглядываются. Они заинтригованы, но я чувствую вибрацию у себя под ногами. Я знаю, что пора начинать бояться.

Внезапно пол арены раскалывают металлические трубы, создавая невообразимый шум и поднимаясь из глубин земли. Они прорываются сквозь стены, окружая Эванджелину в спутанный венец из серого и серебряного металла. Похоже, она смеется, но звук притуплен оглушительным хрустом стали. С щита летят искры, но девушка защищает себя металлическим коконом, и все это даже не вспотев. Наконец, она отпускает трубы с ужасающим лязгом. Эванджелина поднимает взгляд на секции. Ее рот широко открыт, показывая маленькие острые зубки. «Похоже, она голодна».

Все началось плавно, с небольшими изменениями в равновесии; наша секция вдруг дергается вперед. Тарелки падают на пол, бокалы перекатываются через край и разбиваются об щит. Девушка выдвигает нашу секцию, наклоняя ее по косой. Серебряные пронзительно кричат и падают на пол, их аплодисменты сменяются паникой. Не у них одних — вместе с нами движется весь ряд. Стоя вдалеке, Эванджелина, сосредоточенно нахмурившись, направляет нас взмахом руки. Как и серебряные бойцы на ринге, она хочет показать миру на что способна.

Вот какая мысль крутится у меня в голове, когда в меня врезается желтый шарик из кожи и перьев, сбивая за перила со всей посудой.

При падении я вижу лишь фиолетовый свет и приближающийся все ближе электрический щит. Он шипит от разрядов, опаляя воздух. У меня едва есть время осознать происходящее, но я знаю, что это жилистое стекло зажарит меня заживо, пронзая током мою красную униформу. Могу поспорить, серебряных будет волновать лишь одно — чтобы мои останки побыстрее убрали с арены.

Голова бьется об щит, и в глазах мелькают звездочки. Нет, это искры! Тот делает свою работу, прожигая меня электрическими молниями. Униформа горит, дымится и выжигается; я жду того же эффекта на своей коже. «Наверняка мой труп будет просто восхитительно пахнуть». Почему-то, я ничего не чувствую. «Наверное, меня охватила такая боль, что тело онемело!»

Но — я чувствую. Например, жар искр, бегущих по моему телу и воспламеняющих каждый нерв. Вообще-то, это даже приятно. Я ощущаю себя вполне живой. Будто всю жизнь я была слепой, а сейчас наконец открыла глаза. Что-то движется у меня под кожей, но это не искры. Я опускаю взгляд на руки, диву даваясь скользящим по мне молниям. Ткань возгорается, обуглившись от жара, но я остаюсь нетронутой. Щит пытается меня убить, но не может.

Все неправильно.

«Я жива!»

Тут он начинает дымиться и идти трещинами. Искры становятся ярче, яростней и слабее. Я пытаюсь подняться на ноги, но стекло подо мной трескает, и я снова падаю, кувыркаясь в процессе.

Каким-то образом мне удается приземлиться на кучку пыли, не испещренной острым металлом. Мое тело определенно ослабло в мышцах и заработало кучу синяков, но все равно осталось в относительной целости. Униформе так не повезло, ее обугленные ошметки едва держатся на теле.

Я набираюсь сил, чтобы встать, чувствуя, как с меня спадает ткань. По Спиральному Саду раздается эхо бормотания и пораженных вздохов. Я чувствую на себе — горящей красной девчонке — взгляды всех присутствующих. Для них я живой громоотвод.

Эванджелина смотрит на меня круглыми глазами. Она выглядит рассерженной и недоуменной — а еще напуганной.

«Из-за меня». Невероятно, но она меня боится.

— Привет, — глупо ляпаю я.

Эванджелина приветствует меня шквалом металлических, острых, смертельных осколков, нацеленных мне в сердце.

Я инстинктивно вскидываю руки, надеясь защитить себя от худших ударов. Вместо десятка зубчатых лезвий в ладонях, я чувствую нечто совершенно иное. Как и с искрами прежде, мои нервы воспели, ожили от внутреннего пламени. Оно разгорается во мне, за моими веками, под кожей, пока я не чувствую себя кем-то большим. Затем оно взрывается: сила и энергия в чистом виде.

Поток света — нет, молний, извергается из моих рук, обжигая металл. Осколки плавятся и дымятся, взрываясь от жара. Они безвредно падают на землю, а моя молния пронзает дальнюю стену, едва не задев Эванджелину. После нее остается черная дыра футом в ширину.

У девушки челюсть падает от шока. Уверена, я выгляжу так же пораженно, глядя на свои руки и гадая, что, черт возьми, только что произошло. Высоко над нами сотня самых сильных серебряных думают о том же. Я поднимаю голову и вижу их взгляды на себе.

Даже король склоняется над краем секции, его пылающая корона подсвечивается светлым небом. Кэл стоит рядом с ним и смотрит на меня круглыми глазами.

— Стража!

Голос короля режет хуже ножа, в нем полно угрозы. Внезапно каждая секция заполняется стражей в красно-оранжевой униформе. Элитные охранники ждут следующего слова, очередного приказа.

Я хорошая воровка и знаю, когда пора делать ноги. Сейчас самое время.

Прежде чем король успевает открыть рот, я кидаюсь мимо ошеломленной Эванджелины и прыгаю в открытый люк в полу.

— Схватить ее! — кричат мне в спину, когда я попадаю в темную нижнюю комнату. Металлические осколки Эванджелины пробивают дырки в потолке, и я все еще вижу верхушку Спирального Сада. К моему ужасу, выглядит так, будто он кровоточит от вооруженных стражей, прыгающих с секций в погоне за мной.

Я не раздумывая начинаю бежать.

Прихожая под ареной соединена с тусклым пустым коридором. Квадратные черные камеры наблюдают за моим галопом, пока я сворачиваю из одного коридора в другой. Я чувствую, как они охотятся на меня вместе с приближающейся стражей. «Беги! — твердит мне разум. — Беги, беги, беги!»

Мне нужно найти дверь, окно, хоть какой-то путь отступления. Если удастся выбраться наружу, например, на рынок, то у меня появится шанс. Возможно.

Первая попавшаяся лестница ведет в длинный зеркальный зал. Но и там есть камеры, скрытые в углах потолка, как жирные черные тараканы.

У меня над головой раздается выстрел, и я падаю на пол. Двое стражей в огненной униформе выпрыгивают из зеркала и атакуют меня. «Они ничем не отличаются от часовых, — убеждаю я себя. — Просто неуклюжие охранники, которые тебя не знают. Они понятия не имеют, на что ты способна. Как и ты сама».

Они ждут, что я побегу, потому я делаю в точности противоположное и набрасываюсь на них. Их винтовки большие и мощные, но уж слишком громоздкие. Прежде чем они успевают выстрелить или пнуть меня, я падаю на гладкий мраморный пол и скольжу между двумя гигантами. Один из них кричит на меня, от его голоса еще одно зеркало взрывается осколками. К тому времени, как они меняют направление, я снова убегаю.

Наконец найдя окно, я чувствую себя одновременно благословленной и проклятой. Я останавливаюсь перед гигантской панелью из алмазного стекла, выходящей на широкий лес. Он прямо передо мной, по другую сторону, за непроницаемой стеной.

«Ладно, ручки мои, самое время сотворить чудо». Естественно, ничего не происходит. Как всегда, когда я в этом нуждаюсь.

Поток жара застает меня врасплох. Я поворачиваюсь и вижу надвигающуюся красно-оранжевую стену — стражи нашли меня. Но стена обжигает, мерцает и твердеет. «Огонь!» Он тянется прямо ко мне.

Мой голос слабый, тихий, поверженный — я смеюсь над своей судьбой.

— Ну, просто отлично.

Поворачиваюсь, чтобы бежать, но врезаюсь в широкую массу в черной ткани. Меня обхватывают сильные руки, держа на месте, пока я пытаюсь выкрутиться. «Ударь его током, подожги!» — мысленно кричу я. Но ничего не происходит. Чудо не спасет меня дважды.

Жар возрастает, угрожая уничтожить воздух в моих легких. Сегодня я пережила электрический удар; не хочу испытывать судьбу с огнем.

Но меня убьет, скорее, дым. Густой и черный — он душит меня. Перед глазами все кружится, веки тяжелеют. Я слышу шаги, крики, рев пламени, а мир темнеет.

— Мне жаль, — говорит Кэл. Кажется, я брежу.

8

Я на крыльце, наблюдаю, как мама прощается с Бри. Она плачет и цепляется за него, поглаживая своего мальчика по обстриженным волосам. Шейд и Трэми подстерегают ее, чтобы подхватить, если ноги ей откажут. Я знаю, им тоже хочется плакать, наблюдая за уходом старшего брата, но они сдерживаются ради мамы. Папа молчит, внимательно смотря на легионера. Даже в стальной броне и пуленепробиваемой ткани он выглядит мелким на фоне брата. Бри сожрал бы его заживо, но он не смеет. Он вообще ничего не делает, когда легионер хватает его за руку и уводит от нас. За ним следует тень с жуткими черными крыльями. Мир кружится, я падаю.

Приземляюсь годом позже, мои ноги встряли в хлюпающей грязи под нашим домом. Теперь мама обнимает Трэми, моля легионера о пощаде. Шейду приходится оттягивать ее. Где-то плачет Гиса по своему любимому брату. Мы с папой молчим, откладывая слезы на потом. Тень возвращается, на этот раз вертясь вокруг меня, затмевая небо и солнце. Я закрываю глаза в надежде, что она оставит меня в покое.

Когда я их открываю, то оказываюсь в объятиях Шейда, прижимаясь к нему изо всех сил. Он пока не подстригся, и его коричневые волосы до подбородка щекочут мне макушку. Я морщусь, положив голову ему на грудь. В ухе резко заболело, и я отстраняюсь, глядя на капельки красной крови на рубашке брата. Мы с Гисой вновь прокололи уши крошечным подарком Шейда. Видимо, я сделала что-то неправильно, как обычно. На этот раз, я чувствую тень до того, как нахожу ее взглядом. И она злится.

Она тянет меня через череду воспоминаний, бьет по незажившим ранам. Некоторые из них больше похожи на сон. Нет, на кошмар. Худший кошмар.

Передо мной появляется новый мир, формируя затененный пейзаж из дыма и пепла. «Удавка». Я никогда не бывала здесь, но слышала достаточно, чтобы представлять себе это место. Плоска земля с ямами от тысяч упавших бомб. В каждой из них прячутся солдаты в грязных красных униформах, как кровь, наполняющая рану. Я бреду мимо них, вглядываясь в лица, ища братьев, потерянных в дыме и залпе огня. 

Первым попадается Бри, дерущийся с лэйклендером в синей одежде в луже грязи. Я хочу помочь ему, но продолжаю идти, пока он не исчезает из виду. Следующим вижу Трэми, склонившегося над раненым солдатом и пытающегося спасти его от потери крови. Его нежные черты, схожие с Гисой, искажены в агонии. Никогда не забуду его крики боли и раздражения. Как и в случае с Бри, я ничем не могу помочь.

Шейд ждет на передовой, за самыми храбрыми воинами. Он стоит на холме, не обращая внимания на бомбы, ружья или лэйклендеров. Ему даже хватает храбрости улыбнуться мне. Я могу только смотреть, как земля под его ногами взрывается, уничтожая парня в шлейфе огня и пепла.

— Остановитесь! — удается мне крикнуть, протягивая руки к дыму, однажды бывшим моим братом.

Пепел принимает форму, превращаясь в тень. Она поглощает мир во мрак, пока меня снова не охватывает волна воспоминаний. Рука Гисы. Призыв в армию Килорна. Возвращение полуживого отца домой. Они смешиваются в водовороте ярких цветов, от которых болят глаза. «Что-то не так!» Воспоминания возвращают меня в юные годы, я будто слежу за своей жизнью в обратном порядке событий. В голове крутятся даже те моменты, которых я не могу помнить: как я училась говорить, ходить, как братья передавали меня между собой под мамины осуждающие крики. «Это невозможно».

— Невозможно, — говорит тень. Голос такой резкий, что у меня чуть череп не идет трещинами. Я падаю на колени, врезаясь в бетон.

И они исчезают. Братья, родители, сестра, воспоминания, кошмары — все улетучивается. Вокруг меня проявляется бетон и стальные прутья. «Клетка».

Я с трудом встаю на ноги, прижав одну руку к ноющей голове. За прутьями виднеется чей-то силуэт. На ее голове сверкает корона.

— Я бы поклонилась, но боюсь упасть, — говорю я королеве Эларе и тут же об этом жалею. Она серебряная, нельзя с ней так обращаться. Она может отправить меня в шахты, забрать мой рацион, наказать меня и семью. «Нет, — понимаю я с растущим страхом. — Она королева! Ей ничего не стоит меня убить. Всех нас».

Но не похоже, что ее задели мои слова. Она только ухмыляется. На меня накатывает тошнота, когда я встречаюсь с женщиной взглядом и сгибаюсь пополам.

— Вполне сойдет за поклон, — мурлычет она, наслаждаясь моей болью.

Я борюсь с рвотным позывом и хватаюсь за прутья. Мой кулак сжимается вокруг холодной стали.

— Что вы со мной делаете?

— Уже ничего. Но это… — она тянется сквозь клетку и касается моего виска. Под ее пальцем нарастает боль, и я падаю наземь, едва не теряя сознание. — Это сдержит тебя от всяких глупостей.

Глаза обжигают слезы, но я отмахиваюсь от них.

— Например, от стояния на своих двоих? — удается сплюнуть мне. Я еле могу думать, не то что проявлять вежливость, но все равно умудряюсь сдержать поток ругательств. «Ради всего святого, Мэр Барроу, придержи язык!»

— Например, от желания ударить кого-нибудь электрическим током, — рявкает королева.

Боль угасает, давая мне достаточно сил, чтобы доползти до металлической лавки. Прижав голову к холодной каменной стене, я наконец вдумываюсь в ее слова. «Ударить электрическим током».

В голове возникает обрывчатое воспоминание. Эванджелина, электрический щит, искры, я. «Это невозможно».

— Ты не серебряная. Твои родители красные, ты красная, твоя кровь красная, — бормочет женщина, идя вдоль моей клетки. — Ты чудо, Мэр Барроу, нечто невероятное. Даже я не могу этого понять, а я знаю о тебе все.

— Это были вы? — чуть ли не кричу я, поглаживая свою голову. — Вы копались у меня в разуме? В воспоминаниях? В моих кошмарах?!

— Если знаешь страхи человека, то знаешь и его самого. — Она смотрит на меня, как на глупое создание. — Мне нужно было понять, с чем мы имеем дело.

— Не с «чем», а с «кем»!

— Это мы еще разберемся. Будь благодарна, маленькая молния, — иронизирует она, прижимая лицо к прутьям. Внезапно мои ноги подгибаются, теряя чувствительность, будто я их засидела. «Будто я парализована». В моей груди возрастает паника, я даже пальцами не могу пошевелить. Вот как, должно быть, чувствует себя отец — сломанным и бесполезным. Каким-то чудом мне удается встать, мои ноги живут своей жизнью, подводя меня к королеве. Женщина наблюдает за мной с другой стороны прутьев. Она моргает, и я шагаю.

«Она шептун, а я для нее — просто игра». Когда я подхожу достаточно близко, Элара хватает мое лицо. Я кричу, боль в голове многократно усиливается. Я бы сейчас все отдала за легкую гибель на войне.

— Ты сделала это перед сотней серебряных, людей, которые будут задавать вопросы, людей с властью, — шипит она мне на ухо, ее до тошноты сладкое дыхание щекочет лицо. — Это единственная причина, почему ты до сих пор жива.

Мои руки сжимаются, и я снова мечтаю о молнии, но она не приходит на помощь. Королева знает, что я делаю, и открыто насмехается. За веками россыпью взрываются звезды, лишая меня зрения, но я слышу, как шуршит ее шелковое платье при уходе. Зрение возвращается как раз вовремя, чтобы я заметила, как она исчезает за углом, оставляя меня совсем одну в моей камере. Я едва дохожу до лавочки, борясь с тошнотой.

На меня волной накатывает изнеможение, начинаясь в мышцах и проникая в кости. Я обычный человек, а люди не должны попадать в подобные ситуации. Я вдруг понимаю, что мои запястья голые. Красный браслет забрали. Что бы это могло значить? Слезы обжигают глаза, грозя скатиться по щекам, но я не стану плакать. Хоть гордость у меня осталась.

Я могу подавить слезы, но не вопросы. Не сомнения, растущие в моем сердце.

«Что со мной происходит? Что я такое?»

Я открываю глаза и обнаруживаю офицера по другую часть решетки. Его серебряные пуговицы сияют в тусклом свете, но они ничто в сравнении с блеском его лысой головы.

— Вы должны рассказать моей семье, где я, — выпаливаю я, садясь ровно. «По крайней мере, я сказала, что люблю их на прощание», — вспоминаю я наши последние секунды вместе.  

— Я должен только одно — отвести тебя наверх, — отвечает мужчина, но без злости. Он спокоен, как удав. — Переоденься.

Я внезапно понимаю, что на мне все еще обгорелые лохмотья бывшей униформы. Офицер указывает на аккуратную стопку одежды у прутьев. Он поворачивается спиной, давая мне хоть какое-то подобие уединения.

Одежда простая, но качественная — мягче, чем все, что я когда-либо носила. Белая рубашка с длинными рукавами и черные штаны, украшенные серебряной полоской по бокам. А также отполированные черные сапоги до колена. К моему удивлению, на одежде нет ни одной красной нити. Понятия не имею почему. «Невежество становится моим постоянным спутником».

— Готова, — ворчу я, натягивая второй сапог. Офицер оборачивается; я не слышу звона ключей, но, с другой стороны, я и замка не вижу. Не знаю, как он собирается выпустить меня из клетки без дверей.

Но, вместо того чтобы открыть какие-нибудь скрытые ворота, его рука дергается, и металлические прутья разводятся в стороны. Ну естественно. Мой тюремщик…

— Магнетрон, да, — говорит он, пошевелив пальцами. — И, если тебе любопытно, та девушка, которую ты чуть не поджарила, моя кузина.

Я чуть не подавилась. На такое мне ответить нечего.

— Мне жаль. — Прозвучало больше как вопрос.

— Лучше жалей о том, что промазала, — отвечает он без тени шутки. — Эванджелина еще та стерва.

— Семейная черта? — Мой язык работает быстрее мозга. Я ахаю, осознав, что только что сказала.

Он не бьет меня за неудачную фразу, хоть имеет полное право. Нет, лицо офицера дергается в намеке на улыбку.

— Думаю, скоро узнаешь, — его черные глаза смягчаются. — Я Лукас Самос. Следуй за мной.

Мне не нужно спрашивать, чтобы знать: выбора нет.

Он выводит меня из камеры, и мы поднимаемся по спиральной лестнице в объятия как минимум дюжины охранников. Они молча окружают меня в хорошо отрепетированном построении и заставляют идти вперед. Лукас держится рядом, шагая в ногу с другими. У каждого в руке по ружью, словно они готовы к битве. Что-то мне подсказывает, что они здесь не для моей защиты, а чтобы обезопасить остальных.

Когда мы доходим до красивого верхнего этажа, стеклянные стены начинают темнеть. «Они затонированны», — говорю я себе, вспоминая рассказ Гисы о Зале Солнца. Алмазное стекло темнеет по команде, чтобы скрыть то, что другим видеть не положено. Очевидно, я попадаю в эту категорию.

Я вдруг понимаю, что окна меняются не по приказу какого-то механизма, а из-за рыжеволосой девушки-офицера. Она машет рукой на каждую стену, и ее внутренняя сила блокирует свет, затеняя стекло до легкого полумрака.

— Она — тень, игрок со светом, — шепчет Лукас, замечая мое восхищение.

Камеры здесь на каждом углу. Меня передергивает от их электрических взглядов в мою сторону. Обычно у меня болит голова при таком количестве электрики, но не в этот раз. Что-то в том щите изменило меня. Или выпустило на волю, открывая во мне ту часть, что так долго была взаперти. «Что я такое?» — вторю я сама себе.

Стоило нам пройти сквозь огромные двери, как чувство наэлектризованности проходит. «Здесь они не могут меня увидеть». Комната настолько просторная, что весь мой дом мог бы вместиться сюда десять раз, и это со сваями. Прямо напротив меня сидит король на своем алмазном троне, вырезанном в форме пламени. Его яростный взгляд буквально прожигает меня. За ним быстро темнеет секунду назад пропускавшее свет в комнату окно. Возможно, это последний раз, когда я вижу солнце.

Лукас и другие офицеры выводят меня вперед, но надолго не задерживаются. Оглянувшись напоследок, Лукас выводит остальных прочь из зала.

Слева от короля стоит королева, справа — принцы. Я отказываюсь смотреть на Кэла, но он наверняка не стесняется меня рассматривать. Я сосредотачиваюсь на новых сапогах, чтобы не дать охватившему меня страху взять верх над телом.

— Поклонись, — бормочет королева голосом столь мягким, как бархат.

Я должна поклониться, но гордость мне не позволяет. Даже здесь, стоя перед серебряными, перед королем, мои колени не сгибаются.

— Не буду, — говорю я, находя силы, чтобы поднять взгляд.

— Тебе понравилась твоя клетка, девочка? — спрашивает Тиберий своим громким голосом. Угроза в его словах очевидна, как день, но я не сдаюсь. Он склоняет голову вбок, глядя на меня, как на неразгаданный эксперимент.

— Чего вы хотите от меня? — удается мне выдавить.

Королева наклоняется к нему:

— Я же говорила, она красная до мозга костей… — Но король отмахивается от нее, как от мухи. Женщина поджимает губы и возвращается на место, крепко сжав руки. «Поделом ей!»

— Что я хочу относительно тебя невозможно, — рявкает Тиберий. Его сердитый взгляд тлеет, словно он пытается поджечь меня.

Я вспоминаю слова королевы.

— Ну, я не буду извиняться за то, что вы не можете меня убить.

Мужчина хмыкает.

— А сразу и не скажешь, что ты сообразительная.

По мне прокатывается волна облегчения. Здесь смерть меня не поджидает. Пока.

Король кидает стопку бумаг, все они исписаны его почерком. Верхняя хранит в себе стандартную информацию, включающую мое имя, дату рождения, родителей и маленькое коричневатое пятно — кровь. На ней также моя фотография — та же, что на идентификационной карточке. Я смотрю на себя, на скучающие глаза, уставшие от стояния в очереди, чтобы снять фото. Как бы я хотела прыгнуть в него и снова оказаться девушкой, чьи проблемы были призыв в армию и пустой желудок.

— Мэр Молли Барроу, родилась 17-го ноября 302-го года Новой Эры, дочь Даниэля и Рут Барроу, — по памяти читает Тиберий, оголяя мою жизнь. — Работы нет, после следующего дня рождения призываешься в армию. Школу посещаешь выборочно, баллы за экзамены низкие, и за тобой значится список преступлений, за которые в большинстве городов ты бы отправилась в тюрьму. Воровство, контрабанда, сопротивление при аресте, и это далеко не все. В общем, ты нищая, грубая, аморальная, невежественна, бедная, упрямая хамка — паразит своей деревни и моего королевства.

Шок от его прямоты проходит лишь через пару минут, но я не спорю. Он совершенно прав.

— Тем не менее, — продолжает король, вставая на ноги. Вблизи видно, что его корона — смертоносна. Ее остриями можно убить. — Ты и кое-что другое. Что-то, что не укладывается у меня в голове. Ты одновременно красная и серебряная, особенность со смертельными последствиями, которых ты не можешь себе даже представить. И что же мне с тобой делать?

«Он что, меня спрашивает?»

— Вы могли бы меня отпустить. Я не скажу ни слова.

Меня перебивает громкий хохот королевы.

— А как же Верховные дома? Они тоже смолчат? Забудут о маленькой молнии в красной униформе?

«Нет. Никто не забудет».

— Ты знаешь мое мнение, Тиберий, — добавляет она, глядя на короля. — Так мы решим все наши проблемы.

Должно быть, ее решение не несет для меня ничего хорошего, поскольку Кэл сжимает кулаки. Движение привлекает мое внимание, и я наконец позволяю себе рассмотреть его. Он все такой же стойкий, тихий и неподвижный — наверняка его натренировали — но в его глазах горит огонь. На мгновение мы встречаемся взглядом, но я отворачиваюсь прежде, чем успеваю прокричать мольбы о помощи.

— Да, Элара, — король кивает жене. — Мы не можем тебя убить, Мэр Барроу. — «Пока» висит в воздухе. — Потому мы тебя спрячем на видном месте, с которого сможем наблюдать и защищать тебя, а также попытаемся понять, что ты такое.

От блеска его глаз мне становится не по себе. Чувствую себя блюдом, которое вот-вот съедят.

— Отец! — Вырывается у Кэла, но брат — бледный и стройный принц — хватает его за руку, сдерживая от дальнейших возражений. Он действует успокаивающе, и Кэл возвращается на место.

Тиберий продолжает, игнорируя сына:

— Отныне ты не Мэр Барроу, красная дочь Свай.

— Тогда кто я? — Мой голос дрожит от ужаса, пока я обдумываю все те страшные вещи, что они могут со мной сделать.

— Твой отец был Итан Титанос, генерал Железного легиона, убит, когда ты была еще младенцем. Красный солдат принял тебя, как родную, и растил в грязи, ни разу не упомянув о настоящих родителях. Ты всю жизнь верила в свою ничтожность, а теперь, благодаря выпавшему шансу, вновь заняла свое заслуженное место. Ты — серебряная, леди из потерянного Верховного дома, аристократка с великой силой и, в будущем, принцесса Норты.

Как бы я ни старалась, мне не удается сдержать удивленный вскрик:

— Серебряная… принцесса?

Мой предательский взгляд переводится к Кэлу. «Принцесса должна выйти за принца».

— Ты выйдешь за моего сына Мейвена. Возражения не принимаются.

Клянусь, я слышу, как моя челюсть падает на пол. Из моих уст доносится несчастный, постыдный звук, пока я пытаюсь найти слова, но у меня просто пропал дар речи. Юный принц выглядит не менее недоуменно, ругаясь так громко, как хочется мне. На этот раз черед Кэла его сдерживать, хоть взгляд парня и направлен на меня.

Наконец младший принц берет себя в руки.

— Не понимаю, — выпаливает он, отмахиваясь от брата и делая быстрый шаг к отцу. — Она… почему…?

В другой ситуации я бы обиделась, но с оговоркой принца не поспоришь.

— Молчать! — рявкает его мать. — Ты будешь подчиняться нашим приказам.

Он сердито смотрит на нее, всем своим видом бунтуя против родительского заговора. Но его мать начинает терять терпение, и принц отступает, зная силу ее гнева не хуже меня.

Мой голос слабый, едва слышный:

— А это… не слишком? — Иначе и не скажешь. — Поверьте, вы не хотите делать меня леди и уж тем более принцессой.

Лицо Тиберия искажается в мрачной улыбке. Как и у королевы, его зубы ослепительно белые.

— О, поверь, очень даже хочу, моя дорогая. Впервые в своей недоразвитой маленькой жизни у тебя появилась цель. — Его резкий комментарий сравним с пощечиной. — Вот они мы, в ранней стадии невпопад начатого мятежа с террористической группой борцов за свободу, или как там себя называют эти красные идиоты, взрывающие здания во имя равенства.

— Алая гвардия. — «Фарли. Шейд». Как только их имена закрутились у меня в мыслях, я взмолилась, чтобы королева Элара держалась подальше от моей головы. — Они подорвали…

— Столицу, да. — Король пожимает плечами, почесывая шею.

Годы в тени многому меня научили. Узнавать у кого больше денег, кто не обратит на тебя внимания, как выглядят лжецы. «Король врет», — понимаю я, наблюдая, как мужчина вновь напущено пожимает плечами. Он пытается казаться непринужденным, но у него плохо выходит. Что-то в Фарли и Алой гвардии напугало его. Что-то большее, чем парочка взрывов.

— А ты, — продолжает он, наклоняясь вперед, — можешь помочь нам и помешать этому повториться.

Я бы рассмеялась, если бы не была так напугана.

— Каким образом? Выйдя замуж за… прости, как там тебя?

Его щеки белеют — как я понимаю, так выглядит румянец у серебряных. В конце концов, их кровь не красная.

— Мейвен, — тихо отвечает он. Как и у Кэла с королем, его волосы цвета воронова крыла, но на том общие черты заканчиваются. Где они широкие и мускулистые, он худоват, с глазами цвета чистой воды. — И я все еще не понимаю.

— Отец пытается сказать, что она представляет собой возможность для нас, — говорит Кэл, перебивая всех своими объяснениями. В отличие от брата, его голос уверенный, авторитетный. Это голос короля. — Если они увидят ее, серебряную по крови, но красную по естеству, стоящую вместе с нами, их можно будет утихомирить. Все как в старых сказках: простолюдинка становится принцессой. Она — их чемпион. Лучше прислушиваться к ней, чем к террористам. — А затем тише добавляет самую важную часть: — Она отвлекающий маневр.  

Но это не сказка и даже не сон. «Это настоящий кошмар!» Меня запрут на всю оставшуюся жизнь и заставят выдавать себя за кого-то другого. «За одну их них. Марионетку. Развлечение, чтобы поддерживать людей счастливыми, тихими и подавленными».

— И если мы правильно подадим ее историю, Верховные дома тоже останутся довольны. Ты — потерянная дочь героя войны. Лучше репутацию и не придумаешь.

Я встречаюсь с ним взглядом в немой мольбе. Однажды он уже помог мне и, может, сделает это снова. Но Кэл медленно качает головой. «Здесь он бессилен».

— Это не просьба, леди Титанос, — говорит Тиберий. Он использует мое новое имя, новое звание. — Ты пойдешь на наши условия и будешь делать все, как мы скажем.

Королева Элара обращает на меня взор своих блеклых глаз.

— Как принято у королевских невест, ты будешь жить здесь. Каждый день будет расписан по моему усмотрению, тебя научат всему возможному, чтобы стать… — она ищет подходящее слово, закусывая губу, — пригодной. — Даже знать не хочу, что это значит. — За тобой будут тщательно следить. Отныне ты живешь на лезвии ножа. Один неправильный шаг, одно лишнее слово, и ты за это поплатишься.

Мое горло напрягается, я уже чувствую цепи, которыми они меня обматывают.

— Что насчет моей жизни…?

— Ты о чем? — радостно хохочет Элара. — Девочка, да ты кубарем свалилась в чудо!

Кэл закрывает глаза на мгновение, будто смех королевы причиняет ему боль.

— Она про свою семью. Мэр… девчонка… жила с семьей.

«Гиса, мама, папа, мальчики, Килорн — их заберут у меня».

— Ах, это, — король фыркает, падая обратно на трон. — Полагаю, мы дадим им денежное пособие, чтобы держали рты за замком.

— Я хочу, чтобы братья вернулись домой с войны. — Впервые я чувствую, что сказала что-то правильное. — И мой друг Килорн Уоррен. Не дайте легиону забрать его.

Тиберий отвечает через долю секунды. Пару красных солдат ничего для него не значат.

— Считай, что дело сделано.

Больше похоже не на помилование, а на смертный приговор.