10

Элара оставляет меня обдумать ее слова.

Раньше я считала, что нас можно поделить на две группы: на серебряных и красных, богатых и бедных, королей и рабов. Но есть еще середина, которая мне непонятна, и я оказалась прямо по центру. Взрослея, меня интересовало лишь одно: будет ли сегодня еда на ужин; теперь я стою во дворце, готовясь быть съеденной заживо.

«Красная в мыслях, серебряная в сердце», — эти слова запоминаются мне больше всего, они и руководят моими действиями. Мои глаза округляются при виде огромного замка, о котором ни Мэр, ни Мэрина не смели мечтать, но губы поджимаются в тонкую линию. Мэрина поражена, но она держит свои эмоции при себе. Она бесчувственная и равнодушная.

Двери в конце коридора открываются, представляя за собой самую большую комнату, которую я когда-либо видела, даже больше, чем тронный зал. Не думаю, что когда-нибудь привыкну к размерам этого места. Я прохожу внутрь и спускаюсь по лестнице. Внизу в спокойном ожидании сидят все дома, их взоры направлены вперед. Они вновь придерживаются своих цветов. Парочку общаются между собой, наверняка обсуждая мое маленькое представление на арене. Король Тиберий и Элара стоят на небольшом возвышении, обращаясь к подданным. «Никогда не упускают возможность показать свое главенство». Либо они очень тщеславны, либо хитры. Чтобы выглядеть могущественно, нужно быть могущественным.

Принцы соответствуют родителям, одевшись в наряды красных и черных оттенков, украшенные военными медалями. Кэл стоит справа от отца с равнодушным, ничего не выражающим лицом. Если он и знает, на ком женится, новость его явно не осчастливила. Мейвен стоит слева от матери, на его лице отражается буря эмоций. Младшенький не так хорош в скрывании своих чувств.

«По крайней мере, мне не придется иметь дело с отменным лжецом».

— Королевское испытание всегда было радостным событием, представляющим будущее нашего великого королевства и связь, крепко держащую нас вместе перед лицом врага, — говорит король, обращаясь к толпе. Они пока не знают, что я стою в углу зала и смотрю на них свысока. — Но, как вы видели сегодня, оно принесло нам не только будущую королеву.

Он поворачивается к Эларе, и та берет короля за руку с почтительной улыбкой. Ее переход с дьявольской злодейки на смущенную королеву просто поражает.

— Все мы помним нашу яркую надежду на фоне мрачной войны, нашего капитана и друга — генерала Итана Титаноса, — говорит Элара.

Люди зашептались в знак почтения и печали. Даже патриарх Самосов, жестокий отец Эванджелины, склоняет голову.

— Он привел Железный легион к победе, продвигая границы войны, остававшиеся неподвижными в течение сотни лет. Лэйклендеры его боялись; наши солдаты — любили. — Очень сомневаюсь, что хоть один красный солдат любил своего серебряного генерала. — Но шпионы лэйклендеров убили дорогого Итана, пробравшись в наши края, чтобы уничтожить нашу единственную надежду на мир. Его жена леди Нора — добрая и справедливая женщина — умерла вместе с супругом. В тот знаменательный день шестнадцать лет назад, дом Титанос был утерян. У нас забрали друзей. Наша кровь была пролита.

В комнате наступает тишина, и королева умолкает, чтобы промокнуть глаза от фальшивых, выдавленных слез. Пару девушек, участниц Королевского испытания, ерзают на стульях. Им плевать на мертвого генерала, как, в общем-то, и королеве. Дело во мне, в том, чтобы незаметно надеть корону на красную девушку. Это волшебный трюк, а королева — умелая чародейка.

Она находит меня своим прожигающим взглядом наверху лестницы, и все поворачиваются в мою сторону. Одни недоумевают, другие узнают меня по сегодняшнему утру. А некоторые разглядывают мое платье. Им известны цвета дома Титанос получше, чем мне, и люди быстро понимают, кто я такая. Ну, по крайней мере, кем я притворяюсь.

— Этим утром мы увидели чудо. Все мы наблюдали, как красная девушка упала на арену, как гром среди ясного неба, орудуя силой, которой не должна обладать. — Гости громче зашептались, несколько серебряных даже встали. Та девчонка Самос выглядит разъяренной, пронзая меня взглядом своих черных глаз.

— Мы с королем тщательно опросили девушку, пытаясь разузнать, откуда она взялась. — «Интересное описание промывки мозгов». — Она не красная, но это не меняет ее уникальности. Друзья мои, прошу поприветствовать леди Мэрину Титанос, дочь Итана Титанос. Потерянная и вновь обретенная.

Она подзывает меня взмахом руки. Я повинуюсь.

Спускаюсь по лестнице под чопорные аплодисменты, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы не упасть. Но я иду на стойких ногах и с ледяным выражением навстречу сотне любопытных, подозрительных лиц. Лукас и стража продолжают стоять наверху. Я снова остаюсь один на один с этими людьми, и несмотря на слои шелка и пудры, чувствую себя совершенно голой. В кои веки я благодарна за косметику. Она служит мне щитом между ними и правдой, которую даже я не понимаю.

Королева указывает на свободное сидение в переднем ряду, и я спешно направляюсь к нему. Девушки с Королевского испытания смотрят мне вслед, гадая, что я здесь делаю и с чего вдруг стала такой важной шишкой. Но они испытывают лишь любопытство, ни капли злости. Смотрят на меня с жалостью, изо всех сил сопереживая моей печальной истории. Все, кроме Эванджелины Самос. Прибыв на свое место, я замечаю ее злобный взгляд с соседнего сидения. Кожаная одежда с железными вставками сменилась на платье из соединенных металлических колец. Судя по напряжению ее пальцев, больше всего ей хочется сомкнуть их вокруг моего горла.

— Леди Мэрине удалось спастись от участи родителей, и ее забрали с фронта в деревню красных неподалеку отсюда, — продолжает король, желая лично поведать кульминацию моей сказки. — Она росла с красными родителями и работала служанкой, свято веря, что является одной из них. Но так было до этого утра. — От громких вздохов и ахов толпы у меня сводит зубы. — Мэрина была неограненным алмазом. Она, дочь моего доброго друга, работала во дворце, прямо у меня под носом! Но все изменится. Дабы искупить свое невежество и отплатить ее отцу и дому за заслуги перед королевством, я хотел бы воспользоваться моментом и объявить о соединении дома Калор и воскресшего дома Титанос!

И снова вздохи, на сей раз от девушек с испытания. «Они думают, что я отберу их драгоценного Кэла. Считают меня своей соперницей». Я поднимаю глаза к королю, моля его продолжить, пока одна из девушек не решилась меня убить.

Я практически чувствую, как в меня впивается холодный металл Эванджелины. Она крепко переплетает пальцы с побелевшими костяшками, пытаясь подавить желание вздернуть меня перед всеми присутствующими. Ее отец, сидящий по другую сторону, кладет руку ей на плечо в попытке усмирить.

Когда Мейвен выходит вперед, напряжение в комнате уменьшается. Он быстро произносит заученную речь, периодически заикаясь, но затем берет себя в руки:

— Леди Мэрина.

Я встаю и поворачиваюсь к нему, изо всех сил пытаясь подавить дрожь.

— Пусть мой отец и наш благородный двор будут мне свидетелями. Я прошу вашей руки и клянусь вам в верности. Вы согласны?

Мое сердце трепещет в груди. Хоть он и задал вопрос, я знаю, что выбора у меня нет. Мой взгляд остается на Мейвене, несмотря на то, что я хочу отвернуться. Он слабо улыбается, пытаясь тем самым поддержать меня. Я гадаю, какую девушку бы он выбрал, будь у него такая роскошь, как право решать самому.

«Кого бы выбрала я?» Если бы всего этого не было, если бы работодатель Килорна не умер, если бы Гисе не сломали руку, если бы ничего не поменялось. Если бы. Худшие слова в мире.

«Призыв. Выживание. Зеленоглазые детки с моими быстрыми ногами и фамилией Килорна». Это будущее и прежде было маловероятным. Теперь оно невозможно.

— Я клянусь вам в верности, Мейвен Калор, — произношу я, вбивая последние гвозди в собственный гроб. Мой голос дрожит, но я продолжаю: — Я согласна.

Эти слова больше похожи на приговор, захлопывающий дверь в мою прошлую жизнь. У меня едва находятся силы грациозно вернуться на место.

Мейвен тоже садится, ему явно не нравится быть в центре внимания. Мать одобрительно хлопает его по руке и ласково улыбается. Даже серебряные любят своих чад. Но стоит Кэлу встать, как она возвращает свое холодное обличие, ее улыбка исчезает в мгновение ока.

Девушки дружно вздыхают, ожидая решения принца, и кажется, будто весь воздух из зала пропадает. Сомневаюсь, что Кэл имел право слова в выборе новой королевы, но он хорошо играет свою роль. Как и Мейвен, как и я. Парень широко улыбается, сверкая белоснежными ровными зубами, от которых девушки теряют головы, но его глаза остаются ужасно серьезными.

— Я — сын моего отца, наследник привилегий, власти и силы. Вы обязаны мне своей преданностью, как я обязан вам жизнью. Мой долг — служить вам и моему королевству в пределах и за пределами своих возможностей. — Его речь отрепетирована, но сказана с неподдельным пылом. Он верит в себя, что однажды станет хорошим королем — или умрет. — Я нуждаюсь в королеве, которая готова пойти на жертвы для поддержания порядка, справедливости и равновесия.  

Девушки подаются вперед, изнемогая от желания услышать его следующие слова. Лишь Эванджелина остается на месте с непристойной улыбкой на губах. Дом Самосов выглядит так же спокойно. Ее брат Птолемей даже пытается подавить зевок. «Они знают, на кого пал выбор».

— Леди Эванджелина.

Она не выглядит удивленной, не издает шокированного вздоха, не проявляет радость. Другие девушки, хоть и убитые горем, просто удрученно пожимают плечами. Все знали, что так будет. Мне помнится, как в Спиральном Саду одна толстая семья жаловалась, что Эванджелина Самос уже победила. «Они были правы».

Девушка поднимается на ноги с плавной и холодной грацией. Она едва смотрит на Кэла, но оборачивается через плечо, чтобы победно ухмыльнуться павшим духом соперницам. Купается в своем моменте славы. Когда взгляд падает на меня, на ее губах играет намек на улыбку. Я не упускаю ее звериного оскала.

Принц повторяет предложение своего брата:

— Пусть мой отец и наш благородный двор будут мне свидетелями. Я прошу вашей руки и клянусь вам в верности, Эванджелина Самос. Вы согласны?

— Я клянусь вам в верности, принц Тиберий, — отвечает она высоким голосом с придыханием, что не соответствует ее жесткому виду. — Я согласна.

Эванджелина возвращается на место с победным выражением лица, а Кэл удаляется. Его улыбка — часть брони, но она этого не замечает.

Тут я чувствую, как кто-то берет меня за руку и впивается ногтями в кожу. Борюсь желанием подпрыгнуть от неожиданности. Эванджелина не реагирует и продолжает смотреть на трон, который однажды будет принадлежать ей. Будь мы в Сваях, я бы повыбивала ей все зубы. Ее пальцы оставляют синяки на коже. Если она прольет хоть каплю моей красной крови, наш маленький спектакль закончится, так и не успев начаться. Но девушка останавливается в последний момент, оставляя после себя следы, которые моим служанкам придется тщательно прикрывать пудрой.

— Встанешь у меня на пути, и тебя ждет медленная, мучительная смерть, маленькая молния, — цедит она сквозь зубы. «Маленькая молния». Эта кличка начинает действовать мне на нервы.

Дабы подтвердить свои слова, она превращает свой гладкий металлический браслет в круг из острых шипов. Каждое острие сверкает и жаждет пролить кровь. Я сглатываю, пытаясь не шевельнуться. Но она быстро отпускает меня и кладет руки на колени. Просто картина маслом: скромная серебряная девушка. Эта Эванджелина Самос буквально молит о том, чтобы кто-то зарядил ей локтем в нос.

Я быстро осматриваю зал и вижу, что гости приуныли. Некоторые девушки со слезами на глазах бросают злобные взгляды на Эванджелину и даже на меня. Наверное, они ждали этого дня всю жизнь — с таким провалом нелегко смириться. Я хочу передать им своего суженого, отдать то, в чем они так отчаянно нуждаются, но нет. Я должна выглядеть счастливой. Я должна притворяться.

— Каким бы ни был чудесным и счастливым сегодняшний день, — начинает король Тиберий, не обращая внимания на сентиментальное настроение в комнате, — я хочу напомнить, почему мы были вынуждены принять этот выбор. Мощь дома Самос, моего сына и его будущих детей поможет направить нашу нацию. Все вы знаете о шатком положении королевства: о войне на севере и глупых экстремистах, врагами нашего способа жизни, пытающимися уничтожить нас изнутри. Алая гвардия может казаться малой и незначительной, но они представляют опасность для наших красных братьев. — Большинство фыркает от слова «братья», включая меня.

«Малые и незначительные». Зачем тогда им я, если Алая гвардия не представляет угрозы? «Король — лжец». Но я так и не поняла, что же он пытается скрыть. Возможно, силу гвардии. Возможно, меня.

«Наверное, и то, и другое».

— Если этот бунт продолжится, то приведет к кровопролитию и разделению нации — такого я не потерплю! Мы должны сохранить баланс. Эванджелина и Мэрина помогут нам, ради всеобщего блага.

Толпа начинает оживленно обсуждать речь короля. Некоторые кивают, другие хмуро смотрят на победительниц Королевского испытания, но никто не озвучивает свое несогласие. Никто не высказывается. Их бы все равно не стали слушать.

Тиберий улыбается и склоняет голову. Он выиграл и прекрасно это знает.

— Сила и власть, — говорит мужчина, а остальные вторят ему.

Незнакомые слова замирают на языке. Кэл смотрит на меня, скандируя вместе с остальными. В этот момент я ненавижу себя.

— Сила и власть!

Я с трудом переживаю праздник: наблюдаю, но не вижу, слышу, но не слушаю. Даже еда кажется пресной, хоть ее здесь больше, чем я когда-либо видела. Мне стоило бы набивать щеки и наслаждаться самой лучшей трапезой в своей жизни, но я не могу. Я даже не отвечаю, когда Мейвен спокойно и уверенно шепчет мне:

— Ты отлично справляешься.

Пытаюсь его игнорировать. Как и брат, он носит те же металлические браслеты — огнеметы. Четкое и ясное напоминание, кем и чем является принц — сильным, опасным сжигателем, серебряным.

Сидя за хрустальным столом и попивая пузырящийся золотой напиток, доводящий до головокружения, я чувствую себя предательницей. «Чем родители сегодня ужинают? Знают ли они, где я? Или мама сидит на крыльце и ждет моего возвращения домой?».

Вместо этого я застряла в комнате, полной людей, которые убили бы меня в мгновение ока, узнай правду. И, конечно, с королевской четой, которая убьет меня при первой же возможности. Они вывернули меня наизнанку, меняя Мэр на Мэрину, воровку на принцессу, лохмотья на шелк, красную на серебряную. Утром я была служанкой, а ныне на моей голове значится корона. «Какие же изменения меня ждут впереди? Что еще я потеряю?»

— Достаточно, — говорит Мейвен, его голос плавно доносится сквозь шум празднества. Он забирает мой распрекрасный кубок и заменяет его стаканом воды.

— Мне нравился тот напиток. — Я с жадностью глотаю воду, ощущая, как в голове проясняется.

Мейвен пожимает плечами.

— Ты еще меня поблагодаришь.

— Благодарю, — ехидно рявкаю я. Я еще не забыла, как он смотрел на меня утром, будто я была грязью на подошве его ботинка. Но теперь его взгляд мягче, спокойней — как у Кэла.

— Прости за мое поведение, Мэрина. Мне жаль.

«Меня зовут Мэр!»

— О, ну еще бы.

— Правда, — парень наклоняется ко мне. Мы сидим бок о бок с другими членами королевской семьи за главным столом. — Просто… обычно младшие принцы имеют право выбора. Одно из преимуществ не наследника престола, — добавляет он с чудовищно наигранной улыбкой.

«Ой».

— Я не знала, — отвечаю я, не в силах придумать что-то более оригинальное. Ему стоило бы посочувствовать, но я не нахожу в себе сил проявить жалость к принцу.

— Ты и не могла. Это не твоя вина.

Он окидывает зал взглядом, словно леску закидывает. Интересно, чье лицо он выискивает?

— Она здесь? — бормочу я, пытаясь придать своему голосу сочувствия. — Девушка, которую ты бы выбрал?

Он мешкает, а затем качает головой.

— Нет, у меня нет никого на уме. Но было бы неплохо иметь право выбора, понимаешь?

«Нет, не понимаю. У меня нет такой роскоши. Ни сейчас, ни когда-либо».

— Брату так не повезло. Он рос со знанием, что никогда не сможет выбирать свое будущее. Наверное, теперь я знаю, что он чувствует.

— У тебя и твоего брата есть все, принц Мейвен, — шепчу с такой искренностью, как молитву. — Вы живете во дворце, у вас есть сила и власть. Вы не узнаете тяготы, даже если они возникнут у вас перед носом, а у них есть такая особенность. Так что простите, но мне не жаль ни одного из вас.

Какая я молодец! Как обычно, сначала говорю, потом думаю. Я опоминаюсь и допиваю остатки воды в попытке охладить свой пыл, а Мейвен смотрит на меня своими холодными глазами. Но ледяная стена тает, и его взгляд смягчается.

— Ты права, Мэр. Никто не должен меня жалеть. — Я слышу горечь в его голосе. С дрожью наблюдаю, как он оглядывается на Кэла. Его старший брат сияет, как солнышко, смеясь вместе с отцом. Когда Мейвен отворачивается, то выдавливает очередную улыбку, но в его глазах виднеется неожиданная грусть.

Как бы я ни пыталась, я не могу не обращать внимания на внезапный укол жалости к забытому принцу. Но он проходит, как только я вспоминаю, кто он и кто я.

Я — красная девушка в море серебряных, и я не могу позволить себе чувствовать жалость, особенно к сыну змеи.

  11

Под конец пиршества толпа поднимает бокалы в сторону королевского стола и начинает сыпать тостами. Вот они, лорды и леди всех цветов радуги, пытаются выбить себе место любимчиков. Вскоре мне придется выучить все названия домов и их оттенки. Мейвен нашептывает на ухо их имена, хоть завтра я их и не вспомню. Поначалу это раздражало, но через какое-то время я заметила, что склоняюсь к нему ближе, чтобы лучше слышать.

Последним встает лорд Самос, и наступает гробовая тишина. Этот мужчина может добиться уважения даже среди титанов. Хоть его черное одеяние кажется простым, окаймленное серебряными полосками, и он не носит говорящих самих за себя огромных украшений и эмблем, вокруг него неоспоримая аура власти. Мне не нужен Мейвен, чтобы понять: он главный среди Верховных домов, человек, которого стоит бояться больше других.

— Воло Самос, — шепчет принц. — Глава дома Самосов. Владелец железных рудников. Каждое военное ружье изготовляется ним.

«Так он не простой аристократ. Его важность зависит не только от титула».

Воло произносит тост по принципу «краткость — сестра таланта»:

— За мою дочь, — громыхает он своим басовитым, уверенным и сильным голосом. — Будущую королеву.

— За Эванджелину! — кричит Птолемей, вставая рядом с отцом. Его взгляд яростно проходит по комнате, вызывая на бой любого, кто осмелится им возразить. Некоторые леди и лорды кажутся раздраженными, даже разъяренными, но они все равно поднимают бокалы вместе с остальными, приветствуя новую принцессу. Они отражают свет и сияют, как крошечные звездочки в руках богов.

Когда он заканчивает, Элара и Тиберий поднимаются и улыбаются гостям. Кэл тоже встает, затем Эванджелина, следом Мейвен и, с минутной заминкой, я. Дома повторяют за нами со своих столов; скрежет стульев по мраморному полу звучит так же отвратительно, как скрежет гвоздя по камню. К счастью, король и королева просто кланяются и спускаются по маленькой лестнице, ведущей прочь от главного стола. «Все кончено». Я пережила свою первую ночь.

Кэл берет Эванджелину за руку и ведет за родителями, мы с Мейвеном замыкаем шествие. Когда он берет меня за руку, то я чувствую ее поразительный холод.

Серебряные прижимаются к нам по бокам, молча смотря, как мы удаляемся. На их лицах написано любопытство, хитрость, жестокость — за каждой фальшивой улыбкой кроется напоминание: «Мы наблюдаем». Каждый взгляд соскабливает с меня кожу, ищет трещины и изъяны, заставляет ежится… но я не сломаюсь.

Мне нельзя допускать ошибок. Ни сейчас, ни в будущем. Я одна из них. Я особенная. «Я — случайность. Я — ложь. И моя жизнь зависит от поддержания этой иллюзии».

Мейвен укрепляет на мне хватку и тянет вперед.

— Почти закончилось, — шепчет он, когда мы приближаемся к концу зала. — Осталось совсем чуть-чуть.

Ощущение, что меня душат, проходит, как только мы оставляем пиршество позади, но камеры продолжают следить за нами своими внимательными, электрическими глазами. Чем больше я об этом думаю, тем тяжелее их взгляды. Вскоре я чувствую камеры еще до того, как увижу их. Может, это побочный эффект моего «состояния»? Или в этом нет ничего необычного — меня никогда еще не окружало такое количество электричества, так что, кто знает? «Или я просто чудачка».

В коридоре нас ожидает группа стражей, готовая провести королевскую чету по лестнице. Какая угроза может крыться здесь для этих людей? Кэл, Мейвен и король управляют огнем. Элара управляет разумами. Чего им бояться?

«Мы восстанем, красные, как рассвет». Я вспоминаю голос Фарли, слова брата и кредо Алой гвардии. Они напали на столицу; дворец может оказаться следующей целью. Я могу быть их следующей целью. Фарли с легкостью может раскрыть меня в следующей внеплановой трансляции, рассказать миру правду в попытке подорвать репутацию серебряных. « Послушайте их вранье, посмотрите на эту ложь!» — скажет она, показывая мое лицо камере и вскрывая мне вены, чтобы все общество увидело красную кровь.

Мои мысли становятся безумными, каждая более пугающая и диковинная, чем предыдущая. «Я здесь всего день, а уже начинаю сходить с ума».

— Все прошло неплохо, — говорит Элара, выдирая руку из хватки короля, когда мы доходим до жилого этажа. Он вовсе не против. — Отведите девушек в их покои.

Команда не относится ни к кому конкретному, но из группы выходят четыре стража. Их глазки блестят за черными масками.

— Я отведу, — говорят Кэл и Мейвен в унисон, удивленно переглядываясь.

Элара поднимает идеальную бровь.

— Это было бы неуместно.

— Я проведу Мэрину, а Мейви Эванджелину, — быстро предлагает Кэл, и брат поджимает губы, услышав кличку. Мейви. Наверное, так его называли в детстве, и имя приелось — эмблема младшего брата, всегда в тени, всегда второй.

Король пожимает плечами.

— Пускай. Девушкам нужен крепкий сон, а стража у любой дамы вызовет кошмары. — Он смеется, игриво кивая охране. Они не отвечают, молчаливые, как статуи. Интересно, им вообще разрешено говорить?

После минуты напряженной тишины, королева поворачивается на пятках.

— Очень хорошо. — Как любая жена, она ненавидит мужа за оспаривание ее решений, и как любая королева, она ненавидит короля за его власть над ней. «Ужасная смесь».

— По койкам! — говорит Тиберий авторитетным и властным тоном. Стража остается с ним, следуя по пятам, когда он уходит в противоположную сторону от своей жены. Наверное, они спят в разных комнатах — не такой уж это и шок.

— И где именно моя спальня? — спрашивает Эванджелина, метая злобные взгляды в Мейвена. Исчезла принцесса с румяными от смущения щечками, вернулась уже знакомая мне дьяволица.

Принц сглатывает.

— Э-э, сюда, мисс… мэм… миледи. — Он дает ей руку, но она пролетает мимо него. — Спокойной ночи, Кэл, Мэрина, — парень вздыхает и многозначительно смотрит на меня.

Я лишь киваю удаляющемуся принцу. «Мой жених». От одной мысли зарождается тошнота. Хоть он и кажется милым и вежливым, он все равно остается серебряным. И сыном Элары, что еще хуже. Его улыбка и добрые слова не могут этого скрыть. Кэл ничем не лучше. Он рос, чтобы править и увековечить себя человеком, разделившим этот мир пополам.

Он наблюдает за удалением Эванджелины, задерживая взгляд на ее задней части, от чего, как ни странно, я начинаю беситься.

— Ты выбрал настоящую победительницу, — бормочу я, когда она отходит на приличное расстояние.

Улыбка Кэла резко исчезает, и он начинает идти в сторону моей комнаты, поднимаясь по спиральной лестнице. Мои короткие ноги едва поспевают за его длинными шагами, но он не замечает, так как погрузился в собственные мысли.

Наконец он поворачивается с горящими, как угли, глазами.

— Я никого не выбирал. Всем это известно.

— По крайней мере, ты этого ожидал. Сегодня утром у меня даже не было парня. — Кэл кривится от моих слов, но мне плевать. Меня раздражает его жалость к себе. — А еще, ты вскоре станешь королем. Неплохое повышение.

Он хмыкает себе под нос, но не смеется. Его глаза мрачнеют, и он оглядывает меня с ног до головы. Вместо осуждающего взгляда, я вижу грусть. Всепоглощающую грусть в красно-золотых глубинах его глаз. Словно потерянный мальчик, нуждающийся в спасении.

— Вы с Мейвеном во многом похожи, — говорит он после долгой паузы, от которой мое сердце бьется чаще.

— Чем, помолвкой с незнакомцами? Да, у нас много общего.

— Вы оба очень умны. — Не могу не фыркнуть. Кэл определенно не в курсе, что я не могу пройти математический тест, рассчитанный на четырнадцатилетних. — Вы знаете психологию людей, вы понимаете их, вы видите их насквозь.

— Да, я вчера отлично с этим справилась. Так и знала, что ты кронпринц. — До сих пор не могу поверить, что это было только вчера. «Какие изменения несет в себе один день».

— Ты знала, что я не местный.

Его печаль заразна и проходится по мне волнами боли.

— Значит, мы поменялись местами.

Внезапно дворец уже не кажется таким прекрасным и величественным. Жесткий металл и камень слишком грубые, слишком яркие, слишком неестественные — они моя ловушка. А под всей этой шелухой кроется электрический гул камер. Дело не столько в звуке, сколько в неприятном ощущении под кожей, в костях, в крови. Мой разум тянется к электричеству, словно по инстинкту. «Хватит! — твержу я себе. — Остановись!» Волоски на руках стают дыбом, и что-то начинает шипеть под моей плотью: потрескивающий поток энергии, который я не в состоянии контролировать. Естественно он решил вернуться именно сейчас, когда нужен мне в последнюю очередь.

Но ощущение проходит так же быстро, как появилось, и электричество вновь переходит в тихий гул, возвращая мир в норму.

— С тобой все в порядке? — Кэл смотрит на меня с недоумением.

— Прости, — бормочу я, качая головой. — Просто задумалась.

Он виновато кивает.

— О своей семье?

Слова действуют хуже пощечины. Я даже не вспоминала о них, и от этого тошно. «Пару часов в шелке в компании королевской рати, и ты уже изменилась».

— Я послал освобождение от армии твоим братьям и другу, и офицера домой, чтобы рассказал родителям о твоем местонахождении, — продолжает Кэл, думая, что это меня успокоит. — Единственное что, мы не можем поведать им всю правду.

Могу только представить. «О, здравствуйте. Ваша дочь теперь серебряная и невеста принца. Вы никогда ее больше не увидите, но мы пришлем вам деньги взамен. Достойный обмен, не правда ли?»

— Они узнают, что ты работаешь на нас и должна жить во дворце, но для них ты останешься служанкой. По крайней мере, пока. Когда твоя жизнь станет публичной, мы что-нибудь придумаем.

— Можно мне хотя бы писать им? — Письма Шейда всегда были ярким пятном в мрачные деньки. Может, и мои не будут исключением.

Но Кэл качает головой.

— Прости, это невозможно.

— Я так не думала.

Он заводить меня в комнату, быстро пришедшую в жизнь при нашем появлении. Активирующиеся при движении лампочки! Как и в коридоре, мои ощущения обостряются, и все электрическое становится пламенным чувством в моем разуме. Я тут же насчитываю не менее четырех камер, и от этого хочется съежиться.

— Это ради твоей же безопасности. Если кто-нибудь перехватит письма и узнает о тебе…

— Камеры в комнате тоже «ради моей же безопасности»? — спрашиваю я, указывая на стены. Они впиваются мне в кожу, осматривая каждый дюйм моего тела. Это сводит с ума, а после такого дня я не знаю, сколько еще выдержу. — Меня заперли в этом кошмарном дворце, окруженном стражей и стенами, а также людьми, желающими разорвать меня на части, а я даже не могу насладиться минуткой покоя в собственной спальне!

Вместо того чтобы рявкнуть на меня, Кэл просто приходит в замешательство. Обводит комнату пылающими глазами. Стены голые, но он тоже должен их чувствовать. Как же не ощутить это давление наблюдающих за тобой глаз?

— Мэр, здесь нет никаких камер.

Я лишь отмахиваюсь. Электрический гул все еще бьет разрядами по коже.

— Не глупи. Я их чувствую.

Теперь он действительно растерян.

— Чувствуешь? В смысле?

— Я… — Но слова затихают в горле, когда я понимаю: он ничего не чувствует. Он даже не понимает, о чем я! Как это объяснить, если он до сих пор не в курсе? Как сказать, что я ощущаю энергию в воздухе, как пульс, как еще одну частичку себя? Как еще одно чувство? Поймет ли он?

«А кто-либо другой?»

— Это… ненормально?

Что-то проблескивает в его глазах. Он мешкает, пытаясь подобрать слова, чтобы пояснить — я другая. Даже среди серебряных, я чужая.

— Насколько мне известно, — наконец отвечает он.

Даже мне мой голос кажется слабым:

— Не думаю, что меня вообще можно назвать нормальной.

Он открывает было рот, но вовремя образумливается. Тут нечего сказать, чтобы я почувствовала себя лучше. Он ничем не может мне помочь.

В сказках бедная девушка улыбается, став принцессой. Сомневаюсь, что я смогу улыбнуться когда-либо еще.