ГЛАВА 13

 РОЖДЕСТВО

Следующие пару недель встречи с Генри были просто невыносимыми. Мы продолжали проводить вместе вечера, но они утратили свою непринужденность. Каждая беседа и случайное касание вызывали дискомфорт. Он ни разу не посмотрел мне в глаза, и чем ближе было Рождество, тем больше он отдалялся. Тем больше мне хотелось вырвать себе волосы и поставить ему условие: либо ты возьмешь себя в руки, либо я уйду. Проблема в том, что эта угроза пустая, и он с легкостью это поймет. Более того, я боялась, что он ей воспользуется.

— Не понимаю, — сказала я, шагая взад-вперед по тротуару. — Он ведет себя так, словно не хочет иметь со мной дела.

Мы с мамой устроились возле детской площадки в Централ-парке. Несмотря на глубокие сугробы, окружавшие поместье с наступления зимнего солнцестояния и окончания первой половины моего пребывания там, в моем сне царила середина лета. Вдалеке слышались детские крики, но я была слишком сосредоточена на поведении Генри, чтобы наслаждаться обстановкой.

— С чего ты взяла? — спросила мама. Она сидела на лавочке и наблюдала за мной с совершенно спокойным выражением.

— Не знаю! — раздраженно огрызнулась я. — Что, если он действительно сдался? Что тогда делать?

— Продолжай бороться за него, пока не исчерпаешь все возможности. — В ее голосе слышались стальные нотки, заставившие меня задуматься, так ли ей все равно, как кажется. — И даже после.

Я засунула руки в карманы. Она прекрасно понимала, что не все так просто, как на словах.

— Джеймс сказал, что другим девушкам не удалось пережить Рождество… как думаешь, может, поэтому он меня избегает? Думает, что я могу в любой момент откинуть коньки?

— Возможно, — кивнула она. — Или он понял, что любит тебя, и боится потерять.

Я фыркнула.

— Слишком толсто, мама. Он даже не смотрит на меня.

Та вздохнула.

— Кейт, это ты проводишь с ним время, тебе виднее. Я сужу лишь по твоим рассказам. Если Генри действительно так несчастен, то я сомневаюсь, что кто-то другой сможет вытащить его из этого состояния.

— И как, по-твоему, я должна это сделать? — не хотела грубить, но вышло довольно резко. Тут же почувствовала себя виноватой и поплелась к ней. Мама подвинулась, и я устроилась рядом.

— Как бы там ни было, ты на это способна, — она убрала выбившуюся прядь с моих глаз. — Если ты готова сделать это ради него, дать ему повод жить, то учти — легко не будет. Как и пройти оставшиеся испытания.

Я нахмурилась, в сотый раз за неделю копаясь в собственном разуме и пытаясь что-нибудь придумать — безнадежно. Мой единственный проблеск гениальности касался рождественского подарка — и тот был под риском провала.

— Но ты ведь осторожна, дорогая? — спросила мама с обеспокоенным выражением. — Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Если то, что он говорит, правда, и тебе действительно грозит опасность…

— Все нормально. Клянусь, пока что никто не пытался от меня избавиться. А если мне не удастся убедить Генри, что моя компания не так уж плоха для вечности, то лучше уж пускай меня убьют.

— Не говори так! Мне плевать, что произойдет в последующие три месяца, но ты не должна сдаваться, поняла?

Ее пыл удивил меня до такой степени, что я выпрямилась.

— Да я и не собиралась. Но если Генри не приложит усилий, то умрет, а ты… — Мама тоже умрет. Ясное дело, что это неминуемо, но я еще не готова сказать «прощай». До весеннего равноденствия оставалось аж три месяца, и я намеревалась насладиться каждым мгновением нашего совместного времени. Даже Генри не стать преградой на пути к этому.

— Что бы ни произошло со мной или Генри, ты просто обязана двигаться дальше, — сказала мама ласковым тоном. — Ни один из нас не достоин, чтобы вот так сдаваться, и если ты это сделаешь, то окажешься не лучше него. Но я знаю, что ты не такая, ведь правда?

Я молча киваю. Будь у меня мамина сила и уверенность, мне наверняка не было бы так сложно убедить в том же правителя Преисподней.

— Может, ты с ним поговоришь? Могу поспорить, он к тебе прислушается.

— Скорее всего. — Что-то мелькнуло в ее глазах, но я не поняла, что это было. — Но это твоя задача, милая, и я знаю, что ты справишься.

Либо так, либо все умрут.

— Надеюсь, ты права.

Она смачно чмокнула меня в щеку.

— Я всегда права.

Не успели мы и слова сказать, как небо потемнело. Я недоуменно подняла голову, а когда повернулась к маме спросить, что происходить, она исчезла, сменившись последним человеком, которого я хотела сейчас видеть.

Джеймсом.

— Какого черта ты тут делаешь? — вскочила я на ноги. — Что ты сделал с моей мамой?!

— Все хорошо, — он встал за мной. Я спешно выбежала на тропинку, пытаясь найти маму, но он быстро нагнал меня. — Кейт… послушай. Твоя мама в безопасности. Я хочу поговорить с тобой.

— И ты решил лишить меня единственного момента, который я могу с ней провести? — я повернулась, и он резко остановился в паре сантиметров от меня. — Ты не можешь так поступать просто потому, что являешься каким-то там божком! Я предупреждала, чтобы ты держался подальше от меня!

— Знаю. — Джеймс засунул руки в карманы и сделал такое жалостливое лицо, что я умудрилась забыть, что это он здесь плохой парень. — Клянусь, мне нужно всего пару минут, а затем все вернется в норму. Только выслушай меня.

Я раздраженно вздохнула.

— Ладно. У тебя пять минут.

— Их вполне достаточно. — Он было улыбнулся, но опомнился, встретившись с моим ледяным взглядом. — Это не я пытался убить тебя.

Я удивленно заморгала. Никак не ожидала, что разговор будет об этом.

— Ты — самый очевидный подозреваемый, — протянула я. — Отнекивайся сколько хочешь, но с моей стороны было бы глупо верить тебе без всякого доказательства.

Он как-то странно, чуть ли не архаично кивнул головой. Довольно грубое напоминание о том, кто и что он такое.

— Я бы и не стал просить об этом. Если хочешь — спроси у Генри. По ясным причинам я никогда не принимал участия в испытательном процессе. Ты моя подруга, и я никогда бы не причинил тебе вред.

— Поэтому я так долго продержалась? — язвительно поинтересовалась я. — Потому что мы друзья?

Его лицо помрачнело.

— Я уже сказал, я не убийца. Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы это понимать.

— В последнее время я сомневаюсь, что вообще тебя знаю, — рявкнула я. По крайней мере, ему хватило приличия сделать робкий вид.

— Ты продержалась так долго, потому что мы приняли чрезвычайные меры, дабы обеспечить твою безопасность. Стража, эскорт, пищевой дегустатор — ты понятия не имеешь, как пристально за тобой следили.

По спине прошла дрожь.

— Прошел целый век, а вы так и не знаете, кто это делает? А я-то думала, что боги всезнайки.

Он сухо рассмеялся.

— Было бы неплохо. Я бы решил кучу проблем. Но нет, мы не все знаем. Мы искали улики, сменили персонал, допросили всех, кто был замешан, но безрезультатно. Генри даже спускался в Подземный мир, чтобы поговорить с умершими девушками, но они ни разу не видели убийцу.

Я нахмурилась. Как бы трудно ни было Генри из-за того, что я нахожусь в зоне опасности, даже представить не могу, как тяжело было общаться с девушками, которые умерли из-за него. По крайней мере, так он, без сомнений, считал.

— И что? — за раздражением я пыталась скрыть страх. — Если уж вам не удалось разобраться, то мне и подавно. Зачем ты это рассказываешь?

— Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Тебе не обязательно доверять мне, чтобы хотя бы прислушаться к моим словам и сделать все нужное ради собственной защиты. Генри позаботился о том, чтобы убийца уже не смог воспользоваться старыми методами атак. Но это только значит, что он придумает что-то новое. Генри это понимает, мы это понимаем, и ты тоже должна это понимать.

— Отлично, — я закатила глаза. — Так теперь мне остерегаться не отравленной еды, а роя смертоносных пчел? Наковальни, что вот-вот упадет мне на голову? Чего именно?

— Всего необычного. Если у тебя появятся хоть малейшие подозрения, что что-то не так, сразу беги. Мне плевать, как сильно ты им нравишься. Кто-то в этом доме хочет твоей гибели, и если ты надеешься пережить испытания, то никогда не должна забывать об этом.

Я не ответила. Жить в Эдеме стало для меня привычным делом, и хоть он был не идеален, я, по крайней мере, перестала чувствовать себя несчастной. Мысль о том, что моим убийцей может быть кто-то из знакомых — друзей — потрясла мою уверенность больше, чем хотелось бы признавать. Я впервые задумалась, что на кону стоит не только жизнь Генри и мамы. Моя тоже.

— Зачем ты мне это говоришь? — тихо спросила я, когда воздух сотряс гром. — Если я умру, то Генри канет в забвение, и ты добьешься всего, чего так хотел.

— Не всего. — Он потупил взгляд.

Не успела я обдумать, имел ли он в виду потерю Генри или меня, как небо разверзлось. Впервые в моем сне шел дождь.

— Пообещай, что будешь осторожна, — прокричал он сквозь ливень. — Обещай, что не станешь делать ничего безрассудного!

Я кивнула. Как бы отчаянно мне ни хотелось обрести хоть маленький кусочек счастья в оставшихся клочьях моего существования, я не собиралась отдавать за него жизнь. Ради мамы — несомненно; но не ради себя.

— Спасибо, — его плечи опустились от облегчения. — Увидимся весной. И еще, Кейт?

Я молча взглянула на него, парк потихоньку начинал растворяться.

— Мне жаль, — это последнее, что я услышала, прежде чем вокруг меня сомкнулась тьма.

Очнулась я одна в своей кровати. Хоть злость на Джеймса никуда не делась, меня не покидала одна мысль: что пока я изо всех сил боролась за жизнь мамы и Генри, возможно, он столь же отчаянно боролся за спасение моей.

***

Рождество было единственным праздником, отмечаемым в нашей семье. Наша крошечная нью-йоркская квартирка едва вмещала в себя елку, но мы все равно умудрялись впихнуть ее в угол гостиной, после чего часами облагораживали комнату. «Маленький кусочек природы в металлических джунглях», — как говорила мама, когда мы заканчивали и оценивали свои старания.

Елка в Эдеме, возвышающаяся до потолка и занимающая половину зала, приуменьшает нашу домашнюю елку до размера веточки. Не прошло и ночи, как их расставили по всему поместью, и всю неделю в коридорах витали ароматы рождественского печенья. Персонал сиял от радости в преддверии праздника, а воздух накалялся от общего счастливого настроение, от которого я не могла избавиться даже в неудачные дни. Я ожидала, что они будут праздновать зимнее солнцестояние, но Элла уточнила, что ради меня они отпразднуют и Рождество.

Я не забывала, что всем предыдущим девушкам не удалось его пережить, и делала все, чтобы не оставаться одной, как и советовал Джеймс. Но чем ближе был праздник, тем больше отдалялся от меня Генри, и это все портило. Если осенью он периодически присоединялся к моим прогулкам по поместью, то теперь я его видела только лишь за ужином. Наши отношения ухудшались, и несмотря на мамин совет, я под страхом смерти не могла придумать ему достойную цель. Меня грела надежда, что если переживу Рождество — это поможет, но не было никаких гарантий. О возможности, что этого может и не случится, я предпочитала не думать.

Но мне определенно хотелось, чтобы у него вышло счастливое Рождество. Нам предстоял большой пир в компании всей прислуги, и хоть это хорошее начало, я также хотела показать ему, как праздновали мы с семьей. Может, если я приоткрою ему завесу на свою частную жизнь, он ответит тем же — ну или, хотя бы, перестанет постоянно хмуриться. К тому же, как бы эгоистично это ни звучало, я не хотела проводить праздник в одиночку.

В канун Рождества в моей комнате поставили гигантскую елку, пока я завтракала, а также две коробки с декоративными игрушками. Занятия отменили, и я потащила Аву к себе в спальню, чтобы она помогла мне перед ужином. Когда Генри не было рядом, она была единственной, кому я достаточно доверяла, чтобы проводить время вместе. В конце концов, ее не было здесь, когда убивали других девочек, и я уверена, что она не станет меня губить за то, что я не приму предложение Генри в день осеннего равноденствия.

Однако вскоре я пожалела о своем приглашении.

— Я опаздываю на свидание с Ксандером и виню в этом тебя! — ворчливо сказала Ава, потянув за запутанный провод с фонариками. Рядом сидел мой щенок, которого я назвала Пого, и с любопытством наблюдал за нами.

— Не тяни так сильно, — крикнула я, спотыкаясь об груду мишуры, спеша спасти гирлянды от девушки. — Они очень хрупкие. И ты не опоздаешь… разве ты не встречаешься с Тео?

— Уже нет, — пропела она. — Мы снова сошлись с Ксандером, и он пригласил меня к себе в спальню на приватную вечеринку взамен банкета.

Я не стала задавать вопросов.

— Помоги мне с этим. — Протянула ей конец гирлянды и ловко развязала узел. — Теперь обойди сзади… не наступи на украшения! Да, вот так.

Ава не шевелилась, пока я вешала провод, но мне пришлось воспользоваться крючком, чтобы затащить его на ветки у потолка.

— А вы чем планируете заняться с Генри?

— Это секрет, — обойдя и увидев выражение ее лица, я закатила глаза. — Не этим. А вы что с Ксандером будете делать?

— Это. — Она окинула меня озорным взглядом, и я нахмурилась. — Что? Я мертва. Теперь это не имеет значения.

— Не играйся с ними, Ава. — Я наклонилась, чтобы взять хрустальные шарики, и проигнорировала образ Генри и Персефоны, вдруг всплывший в моей голове. Мне нужно верить, что Ава не станет так поступать с кем-то, кого она любит. — Серьезно. Это не баловство. Генри не жалует людей с таким поведением, и тебе не стоит его сердить. Пожалуйста. Ради меня. — Я и так была на грани провала. — Вот, возьми их.

Ава взяла шарики и начала вешать их в хаотичном порядке, то собирая их в кучку, то выбирая слабые ветки, с которых они грозились слететь. Я скривилась и начала исправлять ее работу. Так длилось с несколько минут, пока Ава резко не повернулась ко мне. Я вздрогнула от неожиданности и уронила шарик. Тот приземлился на ковер, который я подложила именно для таких случаев.

— Ты считаешь меня шлюхой, не так ли?

— Что?! — я взглянула на ее розовые щеки и покрасневшие глаза. Она вот-вот заплачет. — С чего ты взяла?

— Потому что. — Она снова начала вешать шарики, при этом качая елку из стороны в сторону. Когда один из них упал, девушка тяжко осела на пол. — Мне кажется, я нравлюсь Ксандеру только потому, что сплю с ним.

— Откуда такие выводы? — осторожно поинтересовалась я, присаживаясь рядом. Скорее всего, Ава права, но, возможно, это единственная причина. Все парни, кроме Генри, постоянно пялились ей вслед, посему не понимаю, чего еще она ожидала.

— Не знаю… Он никогда со мной не говорил. Он делает мне комплименты, дарит подарки, целует, но стоит мне перестать с ним спать, как у него внезапно находятся дела поважнее. Например, попытаться заставить меня ревновать, общаясь с другими девушками.

— Значит он козел, — сухо ответила я. — И тебе будет лучше без него.

Она шмыгнула.

— Думаешь?

— Определенно. А как же Тео? Он милый, правда?

Ава закатила глаза.

— И чрезмерно заботливый, он не давал мне дышать! Но да, — тихо добавила она, — он милый. Чувствительный, но милый.

— Так почему бы тебе не расстаться с Ксандером? Учитывая, что без него ты счастливей.

— Это не так. — Она посмотрела на меня полными слез глазами. — Здесь одиноко, Кейт, тебе ли не знать. Ты постоянно занята, Элле я не нравлюсь, а Каллиопа не нравится мне… Кто еще у меня есть, кроме Ксандера?

Я пыталась подобрать правильные слова, но они не приходили в голову. Ава была так же одинока, как и я, и хоть мы были друг у друга, она тоже испытала много горя после своей смерти. Девушка потеряла родителей, и хоть она хорошо это скрывала, именно в такие моменты я вспоминала, что не одной мне тяжело.

— Прости, — обняла ее. — Даже если я занята, я всегда готова тебя выслушать, а ты меня. Просто будь осторожна, хорошо?

Она никак не реагировала с пару секунд, а потом положила голову мне на плечо и обняла. Ее тело содрогалось от рыданий, а вместо вздохов доносились всхлипы. Я ласково погладила ее по спине, жалея, что у меня так мало навыков поведения в таких ситуациях. Мои знакомые в Нью-Йорке никогда не плакались мне о своих бедах. Но, похоже, мои действия помогли, потому я замерла, ожидая, когда Ава выплачется.

Наконец она ослабила хватку и отодвинулась, чтобы взглянуть на меня. Увидев ее надутые губки, я поняла, что худшее позади.

— Как мы можем быть друзьями, если ты не даешь мне научить тебя плавать? — она осторожно вытерла слезы.

— Со мной этот номер не пройдет, Ава, — предупредила я. — Мне плевать, как часто ты тренировалась на своих парнях.

Ее плечи вновь ссутулились, и я вздохнула.

— Я не хочу учиться плавать… не потому, что ты мне не по душе или я не хочу проводить с тобой время — я боюсь воды. Я не могу просто окунуться в нее и научиться плавать, понимаешь?

Ее глаза округлились.

— Ты боишься воды? Правда что ли?

Да уж, она явно намеревалась сделать этот разговор максимально постыдным.

— Буквально прихожу в ужас. Когда мне было пять лет, мне показалось забавным искупаться в озере в Централ-парке. Я прыгнула и топором пошла на дно. Маме пришлось спасать меня. С тех пор я боюсь пробовать.

От упоминания о маме у меня появился комок в горле, но, к счастью, Ава ничего не заметила. Вместо этого она окинула меня расчетливым взглядом, грозившим мне бедой.

— Вот, что я тебе скажу, — выпрямилась она. — Когда на улице потеплеет, я научу тебя плавать, а ты можешь… даже не знаю. Договоримся на том, что я буду твоей должницей, лады?

— Даже не представляю, что ты можешь мне предложить, чтобы я добровольно залезла в воду. — Я встала и снова взялась за украшение елки. Осталось всего пару шариков, и под ними лежала маленькая коробка в форме сердца, обернутая в тонкую розовую бумагу. К ней была прикреплена открытка с моим именем. Я нахмурилась и подняла ее.

— Это от тебя?

— Нет. — Ава рассмотрела ее. — Откуда она взялась?

— Нашла под коробкой с шариками. — Я развязала ленточку, но Ава выхватила ее у меня из рук. — Эй…!

— Не трогай, — она осторожно положила ее на кровать, будто держала в руках бомбу. — Ты не знаешь, откуда она.

Я раздраженно повернулась к шарикам.

— Ава, это рождественский подарок! Никогда о них не слышала? — В голове зазвучало предупреждение Джеймса, но я лишь отмахнулась от него. Мне хватало ума не есть и не надевать вещи, взявшиеся неизвестно откуда. Кроме того, может, внутри лежала подписанная открытка!

— Твой, кстати, лежит под кроватью, если тебе интересно.

Она тут же кинулась на пол и подняла коробку из-под украшения, обернутую в голубую бумагу с ее именем. Я наблюдала, как она открывает ее и достает круглые золотые сережки, но хоть она и постаралась изобразить радость, ее взгляд неумолимо притягивал мой нежданный подарок.

— Спасибо, — сказала она, надевая их. — Очень красивые.

— Пожалуйста. — Я подошла к кровати. — Серьезно, Ава, это просто подарок. Уверена, он не попытается меня укусить или…

— Стой.

В комнате прогремел голос Генри, и моя рука замерла в миллиметрах от розовой обертки. Он стоял в проходе с десятком стражей позади, у каждого было в руке по оружию. От него волнами исходила власть, и температура понизилась до такой степени, что я увидела пар от собственного дыхания. Впервые я начала понимать, почему все держались в почтительном расстоянии от него, особенно когда он злился.

Я смущенно сглотнула.

— Это подарок…

— Кейт, — сухо сказал Генри. — Отойди.

Я повиновалась, но с выраженным недовольством. Сложив руки на груди, я наблюдала, как он поднимает коробку. Ее полностью поглотил мерцающий шар, и у меня чуть не отпала челюсть от удивления.

— Как ты…?

— Нужно открыть ее. Это самый безопасный вариант.

Внезапно крышка коробки поднялась без всякой помощи. Внутри лежал набор шоколадных конфет разных цветов и форм. В воздух поднялась конфета с фиолетовой розой и сломалась на две половинки.

Вместо нуги или клубничной начинки внутри оказалась зеленая жижа, которая начала капать на розовую салфетку. Даже с моего места было слышно, как она зашипела.

— Отмените ужин, — приказал Генри страже. — Все должны разойтись по своим комнатам. Я хочу полностью обыскать поместье.

Ушла минута, прежде чем я вновь обрела дар речи и сказала охрипшим голосом:

— Ты не можешь отменить рождественский ужин.

— Могу и именно это и сделаю. Сегодняшний вечер ты проведешь в своей комнате, ясно?

Ясно? Он совсем свихнулся?

— Я останусь здесь при двух условиях, — резко ответила я. — Во-первых, после обыска ты разрешишь всем прийти на банкет. Времени должно хватить с головой.

Его губы раздраженно дернулись, но парень кивнул.

— Ладно. А во-вторых?

Я замешкала. На кону было больше, чем счастливый праздник, и если он откажет… но попытаться стоит.

— Во-вторых, ты проведешь вечер со мной. И будешь максимально наслаждаться им. А еще… перестань быть таким недовольным. Это действует мне на нервы.

Он молчал с пару секунд, а затем просто кивнул. Но мне показалось, что на мгновение я заметила легчайшую улыбку на его губах.

— Я приду после осмотра Эдема. А ты пока не открывай странные коробки.

При выходе он подозвал Аву. Виновато пожав плечами, она коснулась новых сережек и подмигнула, прежде чем последовать за ним, оставляя меня одну в спальне. Я вздохнула и рухнула на кровать, пытаясь не думать, как долго займет обыск поместья… или откуда Ава могла знать, что подарок отравлен.

***

Остатки дня я украшала комнату, дабы хоть как-то отвлечься от произошедшего. С выключенным светом елка выглядела просто превосходно, и мне даже удалось повесить звездочку на верхушку. Но лучше всего смотрелись гирлянды, которыми я украсила всю спальню; в их свете моя кожа переливалась различными цветами. Они даже пахли как коричное печенье — не хватало только музыки.

К тому времени, как я закончила, мне уже удалось убедить себя, что Генри не придет. На улице стемнело, и было так поздно, что мой живот начал урчать. Я сто раз спрашивала у стражи, когда же он явится, но ни один не решился мне ответить.

Смирившись, что Рождество мне придется провести в одиночку, я переоделась в пижаму и сделала себе гнездо из подушек и одеяла посреди пола. Стоило мне устроится поудобнее, как дверь отворилась. Вошел Генри с серебряным подносом в руках, нагруженным солеными блюдами. По пятам за ним следовали Цербер и Пого. Парень молча протянул мне чашку горячего шоколада.

Я сделала глоток, приметив что-то похожее на пахлаву на тарелке. Пахло точно как у мамы, и у меня тот час потекли слюни.

— Я подумал, что ты проголодалась, учитывая, что тебе не довелось поужинать. — Его тон был до боли нейтрален, будто ему приходилось прилагать усилия, чтобы говорить вежливо. Генри сомнительно посмотрел на мою груду подушек и одеял. — Есть местечко для меня?

— Полно, — попыталась я проявить гостеприимство. — Если тебе не по душе сидеть на полу, можешь притащить стул. Разницы почти нет.

После короткой паузы он все же сел рядом, и я подвинулась, чтобы освободить ему место. Парень неловко заерзал, но в конце концов устроился.

— Вы с мамой делали это каждый год? Собирали подушки и смотрели на гирлянды?

— Обычно да. — Я сделала глоток какао. — Последние три года она проводила Рождество в больнице, но мы всегда что-нибудь придумывали. Вы что-нибудь нашли, пока обыскивали поместье?

— Нет. Но прислугу позвали на банкет, как и было обещано.

Я кивнула, а Генри напрягся и замолчал. По крайней мере, он пришел! Я уставилась на елку, пока от огоньков не заслезились глаза. Даже когда отвернулась, на моих веках все еще мелькали разноцветные шарики.

— Каково это, быть мертвым?

Я покраснела, осознав, что только что ляпнула, а от того, что он не ответил сразу, стало только хуже.

— Не имею представления. Но я также не знаю, каково быть живым.

Я поджала губы. Точно. Постоянно забываю об этом.

— Если хочешь, я могу рассказать тебе о смерти.

Я подняла взгляд.

— А в чем разница?

— Смерть — это процесс умирания. Мертвым ты становишься уже после наступления смерти.

— О. — Я намеренно проигнорировала мысли о маминой смерти… будет ли ей больно, появится ли свет в конце туннеля, поймет ли она, что происходит? Но Генри не станет спекулировать на эту тему. — Ну, давай.

Он осторожно вытянул руку и, к моему удивлению, положил ее мне на плечи. Напряжение никуда не ушло, но и на том спасибо — он не касался меня неделями.

— Все не так плохо, как думают смертные. Очень похоже на сон, как мне говорили. Даже когда рана вызывает боль, она быстро проходит.

— Что… — сглотнула. — Что происходит после того, как они засыпают? Появляется… яркий свет?

Генри хватило тактичности не рассмеяться.

— Нет. Появляются ворота, — многозначительный взгляд. Что бы он ни пытался мне донести, я ничего не поняла. Генри сдался и сказал: — Ворота у входа в частную собственность.

— О. — Я часто заморгала и задумалась. — О. Ты имеешь в виду эти…

— Иногда они очень кстати. Но большую часть времени они находятся в запределье.

— Это что?

— Преисподняя, где души коротают вечность.

— Значит рай тоже существует?

Его пальцы плавно обхватили мою голую руку, и я автоматически прижалась к нему. Может, мама была права — может, он так отдалился от меня, потому что боялся, что я не переживу Рождество? Или просто пытался утешить меня. В любом случае, я жаждала его теплых прикосновений.

— Изначально существовало много разных убеждений, из-за которых царство оставалось без определения, — сказал он серьезным тоном. — Когда появились более существенные религии, с ними сформировался и Тартар, и Елисейские поля, и другие. С тех пор религии расширялись… — он замолчал, осторожно подбирая слова. — Загробная жизнь зависит от пожеланий или верований души.

В моем разуме пронеслось бесконечное число возможностей, от которых кружилась голова.

— Разве это не усложняет дело?

— Еще как. — На сей раз он улыбнулся. — Поэтому я и не могу править в одиночку. Джеймс служил мне временным помощником.

Мое настроение мгновенно ухудшилось.

— Коль ты не можешь править один, то почему он сможет, если ты исчезнешь?

Генри заерзал, и на мгновение я испугалась, что он уйдет. Положила руку поверх его, и он замер.

— Не знаю. Если до этого дойдет, данная проблема перестанет быть моей заботой. Учитывая, как он вел себя по отношению к тебе, я подозреваю, что он планирует предложить тебе ту же должность, но окончательное решение принимает совет. Если ты не пройдешь испытания для меня, то тебе не станут давать второй шанс с ним.

Мне никогда не приходила в голову возможность, что я настолько нравлюсь Джеймсу, что он захочет провести со мной вечность. Я вздохнула, пытаясь не ерзать. Сомневаюсь, что Генри прав — мы с Джеймсом просто друзья, если теперь нас можно так назвать. Он это знал. Они оба знали.

— Что я буду делать? В смысле, если пройду их… каков план?

— Это тяжелая работа, — ответил парень, и я увидела отражение гирлянд в его глазах. — По большей части мы наводим порядок или помогаем не определившейся душе прийти к пониманию. Нам запрещено вмешиваться, если душа не считает, что ее должны судить.

— А что происходит с ними? — я пыталась вспомнить, кем была моя мама. Методисткой? Лютеранкой? Пресвитерианкой? Это вообще важно?

— Это полностью зависит от их убеждений. Если они верят, что будут жить в человеческой форме, то так и происходит. Если верят, что превратятся в яркий светящийся шар, так тому и быть.

— А что, если то, во что они верят, и то, чего хотят — две разные вещи?

— Тогда в дело вступаем мы.

Я замолчала. Перспектива провести остаток вечности за правлением мертвыми казалась невероятной, как что-то далекое и неосязаемое. Не уверена, что хочу этим заниматься. Я стремилась не к данной позиции и даже не к бессмертию. Познакомившись с Генри, я уже боялась представить, какой одинокой может быть вечность, и не жаждала это испытать на своей шкуре.

— А если я не справлюсь с работой? Вдруг я окажусь ужасной неудачницей, и тебе придется искать кого-то другого?

Он долго не отвечал.

— Для этого и существуют испытания. Свою часть я выполнил, выбрав тебя — я верю, что ты справишься. Братья и сестры тестируют тебя, потому что с таким заданием приходит и большая ответственность, здесь нет места для ошибки. Если ты не сможешь этим заниматься, то не будешь. Все просто.

В этом не было ничего простого, но я не могла сосредоточиться на том, что произойдет после, пока передо мной стояла задача хотя бы дожить до весны. Даже если я пройду все испытания, всё это потеряет смысл, если я не понравлюсь совету. Голос Джеймса уже был против меня. Если их решение должно быть единогласным, то моя песенка спета.

— Генри? — тихо отозвалась я. Он смотрел на елку. — Ты же понимаешь, что я хочу справиться, верно?

— Догадываюсь, раз ты все еще здесь.

Я проигнорировала сарказм и сжала его теплую руку.

— Не только из-за мамы. Из-за тебя тоже. Я знаю, что ты очень давно пытаешься найти себе партнера, и я просто очередная глупая девчонка, желающая помочь, и ты думаешь, что я с треском провалюсь, но… ты мне нравишься, и я сделаю это ради тебя. Не хочу, чтобы ты исчез.

Хоть он и не смотрел на меня, я все равно видела, как его губы изогнулись в безрадостной ухмылке.

— Ты определенно не просто очередная глупая девчонка. Я не хочу вмешиваться или еще больше затруднять тебе жизнь, но не думай, что мне плевать, что с тобой случится, Кейт. Занять место Персефоны вряд ли возможно, и если это действительно так — не воспринимай это личным провалом. Но если кто и способен на это, то только ты.

— Пожалуйста, не сдавайся. Я никогда не буду ей, знаю, но… мы могли бы стать друзьями. Ты бы перестал быть один.

Генри отвернулся, полностью скрывая свое лицо из моего вида. Когда он заговорил, его голос был очень напряжен, словно он сдерживался изо всех сил:

— Мне бы это очень понравилось.

Я испустила сдерживаемый вдох и вытащила руку из его хватки. Он не повернулся ко мне, но убрал руку к себе на колено.

— Можно мне теперь вручить свой подарок? — спросила я. — Клянусь, он не отравлен.

Моя безвкусная шутка была награждена сухой улыбкой. Я вылезла из-под одеяла, нырнула под кровать и достала большую коробку в золотой обертке. Когда принесла ее, то с удивлением обнаружила подарок на месте, где я сидела минуту назад.

— Твой подарок. Тоже не отравлен.

— Спасибо. — Я села и вручила ему коробку, но он отставил ее и стал наблюдать, как я раскрываю свою. Я сорвала серебряную обертку, под которой обнаружился обычный коробок. Щурясь в тусклом свете, я сняла крышку и убрала салфетки, под которыми лежала черно-белая фотография в рамке.

Я боялась шевельнуться. Это был мой любимый портрет нас с мамой, на котором мне было семь лет. Мы сидели в Централ-парке на мой день рождения, в том же месте, где встречались в каждом из снов. Мы разложили подстилку и устроили пикник, но все испортила собака, вырвавшаяся из рук хозяина. Уцелели лишь кексы, которые я помогала готовить.

На картинке мы сидели посреди беспорядка, некогда бывшего нашим обедом, и держали в руках по кексу. «Шоколадный, с фиолетовой глазурью», — вспомнила я, расплываясь в улыбке. Она обнимала меня, и мы обе смеялись, не глядя в камеру. Хозяин собаки сделал множество фотографий, пытаясь загладить свою вину за испорченный пикник, и, в итоге, именно эта заняла место на моей прикроватной тумбочке.

Но, присмотревшись, я поняла, что это не она. В ней тоже присутствовал объем, как на картинке в спальне Персефоны. Отражение, как назвал ее Генри, но в отличие от той из комнаты, эта не была надеждой или желанием. Она отражала реальность.

Я вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Генри, я не…

Он поднял руку, заставив меня замолчать.

— Подожди, пока я открою твой.

Я послушалась. Перед глазами все размывалось, пока он снимал обертку. У меня ушло четыре попытки, прежде чем я смогла правильно завернуть коробку. Подняв крышку, Генри спросил:

— Что это? — он недоуменно рассматривал тщательно украшенное мной одеяло. Я полностью отказалась от чужой помощи, хоть и знала, что так бы у меня ушли на это дни, а не недели.

— Это ночное небо, — я прижала картинку к груди. — Видишь точечки? Это звезды. Я запомнила, что ты говорил об их движении. Они были другими, когда ты познакомился с Персефоной… здесь они такие же, как сейчас. Когда ты встретил меня.

Генри изучил созвездия, вышитые потом и кровью, и нежно провел пальцами по одному из них: Дева. Вирго. Кора.

— Спасибо. — Он посмотрел на меня глазами, отражающими лунное сияние, и что-то изменилось. Вставший между нами барьер вдруг исчез, и на секунду Генри показался мне другим человеком. — За все. Я никогда не получал столь замечательного подарка.

Я подняла брови.

— Сомневаюсь.

— А зря. — Он продолжал водить рукой по ткани. — Прошло очень много времени с тех пор, как я получал столь замечательный подарок, как ты.

Не в силах отвернуться, я уставилась на него, разглядывая каждую деталь его лица. Без этого барьера я почти могла увидеть, каким человеком он был внутри — кем-то добрым, одиноким и напуганным, кем-то, кто очень хотел быть любимым.

— Можно мне кое-что попробовать? — спросила я. — Если тебе не понравится, я остановлюсь.

Парень кивнул, и я сделала глубокий вдох, пытаясь угомонить бабочек в животе. Набравшись храбрости, я наклонилась и скромно прижалась к его губам. Мне доводилось целовать всего пару мальчиков, и само действие казалось мне необычным, но не неловким. Даже приятным. Очень.

Генри, казалось, удивился, но не сопротивлялся. Прошло несколько мучительных секунд, но в конце концов он расслабился и ответил на поцелуй, кладя ладонь мне на шею. Жар от его кожи был практически невыносим.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я заставила себя отодвинуться. Я переводила дыхание и насторожено наблюдала за Генри, боясь, что он может сбежать. Он сидел неподвижно, без всякого выражения. В итоге я не выдержала.

— Это… — замешкалась и слабо улыбнулась. — Мне это очень понравилось. Очень.

Казалось, прошла вечность, но он все же ответил мне улыбкой.

— Как и мне.

Я нервно протянула руку и переплелась с ним пальцами, глядя на наши ладони вместо его лица. Моя казалась такой маленькой, что терялась под его.

— Генри? Не пойми превратно…

Я почувствовала, как он напрягся, и тут же пожалела о сказанном, хоть и попыталась замять ситуацию игривым взглядом.

— Дай мне закончить. Не пойми превратно, но, сегодня Рождество и все такое… можешь провести со мной ночь?

Его глаза округлились, и я быстро покачала головой, покрываясь румянцем от смущения.

— Не в том смысле! Это еще надо заслужить, и не просто фотографией, знаешь ли. — Моя слабая попытка пошутить все-таки смогла облегчить ситуацию и вызвать у Генри улыбку. — Но, ты не мог бы… просто остаться?

Прошло пару секунд, и я мысленно отругала себя за столь прямой вопрос — будто я какой-то подросток с бушующими гормонами, которому нужно только это. Но мне совсем это не нужно! Я жаждала лишь его компании. Он делал меня счастливой, особенно сегодня, и мне не хотелось оставаться одной. И уж тем более, чтобы он оставался один.

— Да, — ответил Генри. — Я останусь.

***

Ничего не было.

Остаток вечера мы болтали и смотрели на елочные гирлянды. Когда пришло время сна, я свернулась рядом с Генри и бесстыдно воспользовалась его грудью как подушкой — все!

Больше мы не целовались — я слишком боялась всё испортить. Он не заслуживал, чтобы на него давили, и хоть следующий шаг предоставлял предо мной новые открытия, пока что я вполне готова довольствоваться его компанией. Мы оба заслуживали на счастливое Рождество, а не на сборник неловких моментов.

Мы с мамой бродили по Централ-парку, окунаясь в летний городской туман. Она с довольным лицом выслушала мой рассказ о произошедшем между мной и Генри и обняла меня при упоминании поцелуя.

— Вот это моя девочка! — давно я не видела ее такой счастливой.

Свое последнее Рождество мы провели за поеданием мороженого и прогулками по саду, нежась в лучах жаркого солнца. Мама указывала на виды диких цветов и постоянно приобнимала меня за плечи. Когда я почувствовала, что просыпаюсь, то пожелала ей счастливого Рождества в последний раз.

Тем не менее, мой покой долго не продлился. Проснувшись, первым делом я услышала стук в дверь. Затем присела и попыталась пригладить торчащие во все стороны волосы, а Генри пошел открывать.

В этот момент я его ненавидела. Такой безупречный, ни один волосок не выбился! И эта походка от бедра… А вот я лично готова была заплатить, чтобы проспать на полу остаток дня.

— Да? — отозвался он. К моему удивлению, в комнату ворвались Элла и Каллиопа. Первая плакала с покрасневшим, как у рака, лицом, а вторая была как никогда подавлена, с сутулыми плечами и грустным выражением.

— Я хочу, чтобы она убралась отсюда! — яростно прокричала Элла, переводя взгляд с Генри на меня.

— Это просьба, — начал он, возвращаясь к гнезду из подушек и одеяла, — или требование?

— Она обидела его! — ответила девушка, сосредоточившись на парне. — Она разбила ему сердце, и когда он попытался найти ее, то…

— Подожди, кто? — я еле встала на ноги. — Что происходит?

Элла разразилась рыданиями. Генри стал рядом со мной и выжидающе посмотрел на Каллиопу. Она уставилась в пол, отказываясь встречаться с ним взглядом.

— Ава… Она провела ночь с Ксандером, и утром их нашел Тео. Мальчики подрались и…

Генри напрягся, а у меня кровь заледенела в жилах.

— И?

— Ксандер отошел в запределье.