Пролог

 

 

ТЫ БУДЕШЬ ЛЮБИТЬ ЕГО ДО СМЕРТИ.

Эти слова звучали в моей голове, когда я бежала сквозь скопление смеющихся людей. Мигающие огни и восторженные крики слились вместе в феерию звука и света. Я знала, что Ной был сзади меня. Я знала, что он догонит. Но мои ноги пытались сделать то, что сердце не могло — они пытались оставить его позади.

Наконец, мое дыхание иссякло рядом со зловещим клоуном, который указывал на вход в Зал Зеркал. Ной с легкостью догнал меня. Он повернул меня лицом к себе, и я замерла с запястьями в его руках, с мокрыми щеками от слез, с разбитым сердцем из-за ее слов.

Если бы я по-настоящему любила его, сказала она, то отпустила бы.

Хотела бы я любить его достаточно сильно.

 

 

Глава 1

 

ПСИХИАТРИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

ЛИЛЛИАН И АЛЬФРЕДА РАЙС

Майами, Флорида

 

Я проснулась утром какого-то дня в какой-то больнице, и обнаружила какую-то незнакомку, сидящую в моей палате.

Я осторожно села — мое плечо болело — и стала изучать ее. У женщины были темно-каштановые волосы, которые переходили в седые у корней, и карие глаза со сплетением морщинок в уголках. Она улыбнулась мне и все ее лицо преобразилось.

— Доброе утро, Мара, — сказала она.

— Доброе утро, — отозвалась я низким и хриплым голосом. Не похожим на мой.

— Ты знаешь, где находишься?

Очевидно, она не осознавала, что указатель с этажами располагался прямо за окном позади нее, и что с кровати я могла четко все увидеть.
            — Я в психиатрическом отделении Лиллиан и Альфреда Райс.
            По-видимому.

— Ты знаешь, кто я?

Я понятия не имела, но старалась этого не показать. Она не спрашивала бы меня, если бы мы никогда не встречались, а если мы встречались, значит, я должна была ее помнить.
            — Да, — соврала я.

— Как меня зовут?

Черт. Моя грудь быстро поднялась и опустилась вместе с моим дыханием.

— Я доктор Уэст, — спокойно сказала она. Ее голос был теплым и дружелюбным, но незнакомым. — Мы познакомились вчера, когда тебя привезли твои родители и детектив по имени Винсент Гадсен.

Вчера.

— Ты помнишь?

Я вспомнила, как мой отец лежал бледный и раненный на больничной койке, после того, как в него выстрелила мать убитой девочки.

Я вспомнила, что была той, кто заставил ее сделать это.

Я вспомнила, как ходила в полицию, чтобы признаться, что украла у учительницы шприц с адреналином и напустила огненных муравьев в ее стол, поэтому она умерла от анафилактического шока.

Я вспомнила, что это не было правдой — просто ложь, которую я скормлю полиции, чтобы они держали меня подальше от тех, кого я люблю, и у меня не было возможности причинить им вред. Потому что они не поверят, что я пожелала смерти своей учительнице, и вскоре после этого она умерла. Подавилась распухшим языком, точно так, как я себе и представляла.

Я вспомнила, что, прежде чем я смогла сказать что-либо из этого, я увидела Джуда в тринадцатом отделении полиции Метро-Дейд. Он выглядел вполне живым.

Но я не помнила, как попала сюда в больницу. Я не помнила, как меня привезли. После появления Джуда, я вообще ничего не помнила.

— Ты была госпитализирована вчера вечером, — сказала незнакомка — доктор Уэст. — Детектив позвонил твоим родителям, когда они не могли заставить тебя перестать кричать.

Я закрыла глаза и увидела лицо Джуда, когда он проходил мимо меня. Задел меня. Улыбнулся. Воспоминания заполнили заднюю часть моих век, и я быстро их открыла, просто, чтобы увидеть что-то другое.

— Ты сказала им, что твой парень, Джуд Лоуи, которого ты считала погибшим в результате обрушения здания в декабре, жив.

— Бывший, — тихо сказала я, стараясь оставаться спокойной.

— Прости?

— Бывший парень.

Доктор Уэст немного наклонила голову и приняла свое внимательно нейтральное выражение психолога, то самое, с которым я была так хорошо знакома, так как часто видела его на лице моей матери-психолога. Особенно в последние несколько месяцев.

— Ты сказала, что вызвала обрушение заброшенной психиатрической больницы в Род-Айленде, что повлекло за собой гибель твоей лучшей подруги Рэчел и сестры Джуда Клэр. Что Джуд хотел изнасиловать тебя, и поэтому ты пыталась убить его. И что он выжил. Ты сказала, что он здесь.

Она была совершенно спокойной во время разговора, что только усилило мою панику. В ее устах все звучало так безумно, хоть они и были правдой. И если доктор знала, значит...

— Твоя мама привезла тебя сюда на обследование.

Моя мама. Моя семья. Они тоже слышали правду, хотя я не собиралась ее рассказывать. Хотя я не помню, как ее рассказывала.

И вот куда это меня привело.

— Мы не начали вчера, поскольку ты была без сознания.

Я прошлась пальцами по руке и залезла под короткий рукав белой футболки. На моей коже был пластырь, скрывавший место инъекции.

— Где она? — спросила я, посмотрев на пластырь.

— Кто?

— Моя мама.
           Я пристально оглядела коридор через стекло, но не увидела ее. Коридор выглядел пустым. Если бы только мы могли поговорить с ней, может, я могла бы все объяснить.

— Ее здесь нет.

Это не было похоже на маму. Она не покидала меня, когда я попала в больницу после обрушения психушки. Это я и сказала доктор Уэст.

— Ты бы хотела ее увидеть?

— Да.

— Хорошо, посмотрим, что мы сможем сделать с этим позже.

Судя по ее тону, это будет наградой за хорошее поведение, и мне это не понравилось. Я спустила ноги с кровати и встала. На мне были спортивные штаны, а не джинсы, в которые, как я помнила, я была одета. Мама, должно быть, привезла их из дома. Кто-то переодел меня. Я сглотнула.
            — Думаю, я хочу увидеть ее сейчас.

Доктор Уэст тоже встала.
            — Мара, ее здесь нет.

— Тогда я пойду и найду ее, — сказала я, и начала искать свои кроссовки. Я присела, чтобы заглянуть под кровать, но их там не было.

— Где моя обувь? — спросила я, все еще сидя.

— Мы были вынуждены ее забрать.

Я поднялась и повернулась к ней лицом.
            — Зачем?

— На кроссовках были шнурки.

Мои глаза сузились.
            — Ну и что?

— Тебя привезли сюда, потому что твоя мама думала, что ты можешь представлять опасность для себя и для других.

— Мне действительно нужно с ней поговорить, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. Я немного прикусила нижнюю губу.

— У тебя будет такая возможность.

— Когда?

— Ну, я бы хотела, чтобы ты вначале кое с кем поговорила, и тебя должен осмотреть врач, чтобы убедиться, что ты…

— А если я не хочу этого?

Доктор Уэст просто посмотрела на меня. Выражение ее лица было печальным.

Мое горло сжалось.

— Вы не можете держать меня здесь без моего согласия, — выдавила я.

Хоть это я знала точно. Я была дочерью адвоката, и мне было семнадцать. Они не имели права держать меня здесь без моего согласия. Если только...

— Ты кричала и билась в истерике и случайно поскользнулась. Когда одна из наших медсестер пыталась помочь тебе, ты ее ударила.

Нет.

— Это стало чрезвычайной ситуацией, поэтому, в соответствии с законом Бейкера, твои родители имели право дать согласие за тебя.

Я прошептала, чтобы не закричать:
            — Что вы сказали?

— Мне очень жаль, но ты принудительно госпитализирована.

 

 

 

Глава 2

 

 

— Мы надеемся, что ты разрешишь врачу сделать медицинское обследование, — мягко сказала она. — И согласишься на наш курс лечения.

— А если я откажусь?

— Ну, у твоих родителей все еще есть время, чтобы подать соответствующие документы в суд, пока ты здесь... но для всех было бы лучше, если бы ты согласилась сотрудничать с нами. Мы здесь, чтобы помочь тебе.

Я не могла вспомнить, когда чувствовала себя такой растерянной.

— Мара, — сказала доктор Уэст, поймав мой взгляд. — Ты понимаешь, что это означает?

Это означает, что Джуд жив, и никто не верит в это, кроме меня.

Это означает, что со мной что-то не так, но это не то, что они думают.

Это означает, что я одна.

Но затем в моей голове всплыло изображение. Воспоминание.

Бежевые стены психиатрического отделения испарились и превратились в стекло. Я увидела себя на пассажирском сиденье в машине Ноя, и увидела свои щеки в пятнах от слез. Ной был рядом со мной, его идеальные и растрепанные волосы, его глаза, в которых читался вызов, когда они задержались на мне…

«Со мной что-то серьезно не так, и никто ничего не может сделать, чтобы исправить это», — сказала я ему тогда.

«Позволь мне попытаться», — ответил он.

Это было до того, как он узнал, насколько глубоко я облажалась, но даже когда последний кусочек моей брони треснул на мраморных ступенях здания суда, обнажая уродство под всем этим, Ной не был тем, кто ушел.

Это была я.

Потому что я убила четырех человек — пятерых, если клиент моего папы не проснется — всего лишь силой мысли. И их количество могло бы быть больше — было бы больше, если бы Ной не спас жизнь моего отца. Я никогда не хотела причинить боль тем людям, которых любила, но Рэчел все еще была мертва, а мой отец лежал с пулевым ранением. Менее чем сорок восемь часов назад, я думала, что лучший способ сохранить их в безопасности, это держать меня подальше от них.

Но сейчас все было по-другому. Джуд заставил все выглядеть по-другому.

Никто не знал обо мне правду. Никто, кроме Ноя. Что означало, что он был единственным, кто мог это исправить. Я должна поговорить с ним.

— Мара?

Я заставила себя сосредоточиться на докторе Уэст.

— Позволишь ли ты нам помочь тебе?

«Помочь? Давая мне больше наркотиков, когда я не больна ничем страшнее ПТСР[1]? Я не психопат», — хотелось мне сказать.

Я не сумасшедшая.

Но не похоже, чтобы у меня был выбор, поэтому я заставила себя сказать "да".
            — Но сначала я хочу поговорить с мамой, - добавила я.

— Я позвоню ей после твоего осмотра, хорошо?

Не хорошо. Вообще. Но я кивнула, и доктор Уэст усмехнулась, из-за чего морщинки на ее лице углубились, смотря на мир как добрая, милая бабушка. Возможно, она ею и была.

Когда она ушла, это было всем, что я могла сделать, чтобы не развалиться на части, но у меня не было времени. Ее сразу же подменил доктор, который задавал вопросы о моем аппетите и о других нелепых обычных деталях, на которые я отвечала спокойно, тщательно подбирая слова. Потом он ушел, а мне предложили какую-то еду, и одна из сотрудниц — консультантка? медсестра? — показала мне больницу. Здесь было спокойнее, чем в моем представлении о психушке, и с меньшим количеством очевидных психопатов. Несколько детей спокойно читали. Кто-то смотрел телевизор. Другие разговаривали друг с другом. Они смотрели на меня, когда я проходила мимо, но в остальном мое присутствие никак не было признано.

Когда меня привели обратно в палату, я была потрясена, увидев в ней свою маму.

Никто другой бы не заметил, в каком состоянии она была. Ее одежда была тщательно выглажена. Ее кожа была по-прежнему безупречна. Ни один волос не выбивался из прически. Но в ее позе читалось отчаяние, а страх затуманивал глаза. Она держалась, но едва.

Она держалась ради меня.

Мне хотелось обнять ее и в тоже время встряхнуть. Но я просто стояла, приклеенная к полу.

Она бросилась обнять меня. Я позволила ей, но мои руки были прикованы к телу, и я не могла обнять ее в ответ.

Мама отстранилась и отвела волосы от моего лица. Она внимательно посмотрела мне в глаза.
            — Мне очень жаль, Мара.

— Неужели. — Мой голос был безжизненным.

Я не смогла бы причинить ей больше боли, если бы ударила ее.
            — Как ты можешь так говорить?

— Потому что сегодня я проснулась в психушке. — Слова отдавали горечью в моем рту.

Она попятилась и села на кровать, которая оказалась заново застеленной. Мама покачала головой, и ее черные, покрытые лаком волосы качнулись в такт движению.
            — Когда ты вчера покинула больницу, я подумала, что ты устала и поехала домой. Поэтому, когда позвонили из полиции… — Ее голос дрогнул, и она потянулась к горлу. — В твоего отца стреляли, а затем я поднимаю трубку телефона и слышу голос полицейского, который говорит: "Миссис Дайер, мы звоним по поводу вашей дочери". — Слеза покатилась из глаза, и она быстро ее смахнула. — Я думала, что ты попала в аварию. Что ты мертва.

Мама обняла себя за талию и наклонилась вперед.
            — Я была так напугана, что уронила телефон. Даниэль поднял его. Он объяснил, что происходит — что ты была в полицейском участке и у тебя случилась истерика. Он остался с твоим отцом, а я бросилась забирать тебя, но ты была неконтролируема, Мара, — сказала она. — Дикая. Я никогда не думала… — Она замолкла и, казалось, посмотрела прямо сквозь меня. — Ты кричала, что Джуд жив.

А потом я сделала нечто очень смелое. Или глупое. Иногда трудно сказать, в чем разница.

Я решила довериться ей. Я посмотрела маме в глаза и сказала без всякого следа сомнения в лице или голосе:
            — Он жив.

— Как это возможно, Мара? — Голос мамы был невыразителен.

— Не знаю, — призналась я, потому что не имела ни малейшего понятия. — Но я видела его.

 Я села рядом с ней на кровать, но не слишком близко.

Мама убрала волосы с лица.
            — Может, это была галлюцинация? — Она избегала моего взгляда. — Как и в другие разы? Как с серьгами?

Я задавала себе тот же вопрос. Мне и раньше виделись разные вещи — сережки моей бабушки на дне ванны, хотя они были все еще в моих ушах. Рушащиеся стены кабинета; личинки, извивающиеся в моей еде.

И я видела Клэр. Видела ее в зеркалах. Слышала ее голос.

«Повеселитесь, ребята».

Я видела Джуда в зеркалах. Тоже слышала его голос.

«Тебе нужно перестать думать об этом месте».

Но теперь я знала, что слышала  эти слова дважды. Не только в зеркалах в доме. В психушке тоже.

Я их не придумывала. Я их помнила. С ночи обрушения.

Но в участке все было иначе. Джуд разговаривал с офицером. Я напряглась, чтобы вспомнить его слова.

«Вы не скажете, где я могу подать заявление о пропавшем? Похоже, я заблудился.»

Я никогда не слышала, чтобы он говорил эти слова раньше. Они были новыми. И он сказал их прежде, чем коснулся меня.

Он коснулся меня. Я почувствовала его прикосновение.

Это была не галлюцинация. Он был настоящим. Он жив, и он здесь.