Глава 11

Я не тратила время на панику и сомнения, и сожалела лишь о том, что не додумалась прихватить с собой еду с завтрака. Я надела на себя пару туник и закуталась в плащ, пряча украденный нож в ботинок. Брать запасную одежду не было смысла, — она будет лишь обузой.

Папа. Он пришёл, чтобы забрать меня — чтобы спасти. Значит, чем бы ни наградил его Тамлин после моего отъезда, это его не слишком привлекло. Может, он приготовил корабль, чтобы увезти нас далеко-далеко? Может, ему удалось продать коттедж и заработать достаточно денег, чтобы переехать на новое место, на другой континент?

Отец… мой покалеченный, несчастный отец пришёл за мной.

Быстро осмотрев территорию из окна, я никого не обнаружила, и, судя по тишине в доме, жители поместья пока не заметили присутствия чужака. Он всё ещё ждал у изгороди и жестами звал меня к себе. Хорошо, что Тамлин ещё не вернулся.

Окинув напоследок взглядом комнату и прислушавшись, не идёт ли кто по коридору, я схватилась за ближайшую решётку для глициний и спустилась вниз.

Я скривилась от хруста гравия при приземлении и увидела, как папа спешно захромал, опираясь на трость, к воротам с территории. Как он вообще сюда добрался? Где-то неподалёку непременно должны быть лошади. Одет он был отнюдь не по сезону и наверняка замёрзнет, как только мы пересечём стену. Но на мне было столько туник, что, если понадобится, я всегда смогу с ним поделиться.

Стараясь двигаться максимально быстро и тихо, при этом избегая сияния луны, я поспешила вслед за ним. Папа с удивительной ловкостью направлялся к тёмной изгороди, за которой скрывались ворота.

В доме горело лишь пару свеч. Я боялась даже дышать, не то что окликнуть отца. Если мы уйдём сейчас, если у него действительно есть кони, то, к тому времени, как все поймут, что я сбежала, мы уже будем на полпути к дому. Затем мы уедем — оставим позади Тамлина и болезнь, которая вскоре грозит охватить наши земли.

Папа дошёл до ворот. Они уже были открыты, и тёмный лес за ними так и манил меня вперёд. Наверное, лошади были спрятаны где-то за деревьями. Папа обернулся — его родное лицо было напряжено, а карие глаза — в кои веки ясными — и подозвал меня. «Быстрее, быстрее!» — казалось, кричало его каждое движение.

Моё сердце выбивалось из груди. Оставалось всего пару шагов — к нему, к свободе, к новой жизни…

И тут меня за руку схватила громадная ладонь.

— Куда-то собралась?

Чёрт, чёрт, чёрт!

Когти Тамлина проткнули мне одежду, и я взглянула на него с нескрываемым ужасом.

Его губы поджались, а мышцы челюсти напряглись. Я боялась даже пошевелиться. Особенно когда он открыл пасть, и я увидела клыки — длинные, блестящие в свете луны клыки, которыми он мог с легкостью разорвать мне глотку.  

Он убьет меня, прямо сейчас, а затем и моего отца. Больше не будет ни лазеек, ни комплиментов, ни пощады. Отныне ему наплевать. Я — живой мертвец.

— Прошу, — выдохнула я. — Мой отец…

— Твой отец?! — он поднял взгляд на ворота за моей спиной и оскалился, а от его рыка я вся задрожала. — Почему бы тебе не посмотреть ещё раз? — спросил он и отпустил меня.

Я попятилась, развернулась и вдохнула воздух, чтобы крикнуть отцу бежать, но…

Но его там не было. На воротах висели только лук из светлого дерева и колчан с такими же стрелами. Горный ясень. Их не было еще секунду назад, не было…

Они покрылись рябью, как вода, а затем лук и колчан превратились в большой мешок, набитый припасами. Снова рябь… и на его месте оказались мои рыдающие сестры, прижимающиеся друг к другу.

У меня подогнулись колени.

— Что за… — вопрос остался незаконченным. Теперь там стоял папа — он сгорбился и манил меня к себе. Безупречная иллюзия.

— Разве тебя не предупреждали, чтобы ты была осторожней?! — рявкнул Тамлин. — Что тебе не стоит доверять своим человеческим чувствам? — он обошёл меня и испустил столь злобный рык, что неведомое существо у ворот замерцало и кинулось прочь с быстротой молнии.  

— Глупая девчонка! — сказал Тамлин, обернувшись. — Если уж собралась бежать, делай это хотя бы при свете дня. — Он окинул меня взглядом, и его клыки медленно втянулись в десна. А когти остались. — Ночью в этих лесах бродят существа похуже богги. Та тварь у ворот — не одна из них, и тем не менее, даже она бы растягивала время и удовольствие, пожирая тебя. 

Каким-то чудом я вновь обрела дар речи. Из всего, что можно было бы сказать, я ляпнула:

— Разве можно меня винить? Под моим окном объявляется мой искалеченный отец. По-твоему, я не пойду за ним? Ты действительно думал, что я с радостью останусь здесь навсегда, даже если ты позаботишься о моей семье, и всё из-за какого-то Договора, к которому я не имею никакого отношения, позволяющему вашему виду убивать людей как вам пожелается?

Он пошевелил пальцами, словно пытаясь втянуть обратно когти, но они оставались снаружи и были готовы проткнуть мои плоть и кости.

— Чего ты хочешь, Фейра?

— Я хочу домой!

— Ну и зачем же? Предпочтёшь своё жалкое человеческое существование жизни здесь? 

— Я дала клятву, — сказала я, тяжко вздыхая. — Когда мама была при смерти. Я пообещала приглядывать за нашей семьей. Что я позабочусь о них. Всё, что я делала, каждый день, каждый час, было ради этой клятвы. И теперь я должна нарушить её, лишь потому, что охотилась, чтобы спасти и прокормить родных!

Тамлин зашагал к дому, и я дала ему фору, прежде чем поплестись следом. Его когти медленно-медленно втянулись в кожу. Затем он сказал, не глядя на меня:

— Ты не нарушаешь клятву, а исполняешь ее, даже более чем, оставаясь здесь. Сейчас о твоей семье заботятся лучше, чем когда ты была дома.  

В голове промелькнули образы потрескавшихся и блеклых рисунков в коттедже. Наверное, вскоре они забудут, кто вообще их нарисовал. Незначительные — вот и подходящее слово для описания всех тех годов, которые я потратила на родных, такие же незначительные, как я для Верховных фейри. А та мечта, что я лелеяла, о том, как однажды заживу с отцом, и у нас будет достаточно еды и денег на краску… Это была исключительно моя мечта, и никого другого.

Я потёрла грудь.  

— Я не могу просто бросить их. Что бы ты ни говорил.  

Даже если я была глупой — глупой человеческой девчонкой — раз поверила, что отец может за мной прийти.  

Тамлин покосился на меня.

— Ты и не бросаешь их.

— Живя в роскоши и набивая едой живот? И как же это…

— О них хорошо заботятся… и обеспечивают едой и всяческими удобствами.

«Едой и удобствами». Если он не мог врать, если это правда, то… то это больше, чем я осмеливалась когда-либо мечтать.

Значит… моя клятва перед мамой выполнена.

Это настолько меня поразило, что за следующие несколько минут я не проронила ни слова.

Теперь право на мою жизнь принадлежало Договору, но… возможно, в каком-то смысле, он меня и освободил.

Мы подошли к широкой лестнице, ведущей к поместью, и я наконец задала свой вопрос:

— Люсьен патрулирует границу, и ты упоминал о других караульных… но я ни одного не видела. Где же они все?

— На границе, — сказал он как нечто само собой разумеющееся. Затем всё же добавил: — Нам не нужны караульные, если я здесь.

Потому что он и сам был достаточно опасным. Я пыталась не думать об этом, но всё равно не сдержалась:

— Значит, тебя тренировали, чтобы стать воином?

— Да.

Когда я не ответила, он продолжил:

— Большую часть своей жизни я провёл на границе, в военном отряде моего отца, обучаясь искусству войны, чтобы однажды служить ему… или другим. Никто и не предполагал, что бразды правления этими землями вверяться в мои руки.

Сухость в его голосе уже давала понять, что он думает по поводу своего нынешнего титула, и почему присутствие его болтливого друга было необходимым.

Но спрашивать, что же случилось, что так сильно изменило обстоятельства, было слишком нагло с моей стороны. Посему я прочистила горло и сказала:

— Что же за фейри бродят по лесу за этими воротами, если богги — не худший из них? Что это была за тварь?

На самом деле я имела в виду: «Что же намеревалось замучить меня до смерти и сожрать? Кто ты такой, раз обладаешь таким могуществом, что они для тебя не угроза?».

Тамлин замер на нижней ступеньке, ожидая, пока я догоню его.

— Пука. Они используют ваши желания, чтобы заманить в уединенное место. А затем съесть вас. Медленно. Должно быть, он учуял твой запал в лесу и вышел на поместье. — Я вздрогнула, даже не пытаясь скрыть своего отвращения. — Раньше эти земли хорошо охранялись. Диких фейри держали в пределах границ их территории и стерегли местные лорды. Или же отправляли в изгнание. Существа, как пука, ни за что бы не осмелились прийти сюда. Но теперь болезнь, охватившая Притиан, ослабила нашу защиту. — За этим последовала долгая пауза, словно Тамлин едва мог выдавить из себя эти слова. — Всё изменилось. Ночью путешествовать одному небезопасно — особенно, если ты человек. 

Потому что люди были беззащитны, как младенцы, в сравнении с прирожденными хищниками как Люсьен… и Тамлин, которому не требовалось оружие для охоты. Я опустила взгляд на его руки, но не увидела когтей. Лишь загорелую огрубевшую кожу.

— Что ещё изменилось? — поинтересовалась я, поднимаясь за ним по мраморным ступенькам.

На этот раз он не останавливался и даже не оглядывался через плечо.

— Всё.

Значит, я действительно останусь здесь навсегда. Как бы мне ни хотелось убедиться в словах Тамлина насчёт заботы о моей семье и того, что, оставаясь здесь, я приношу им больше пользы — даже если я действительно выполняла клятву, данную матери, живя в Притиане… Без груза этого обещания я чувствовала себя бесполезной.

Следующие три дня я сопровождала Люсьена на патрулирование старого места Андраса, пока Тамлин охотился на богги. Несмотря на то, что Люсьен — ещё тот ублюдок, он не сопротивлялся моей компании и болтал за нас двоих, пока я обдумывала последствия своего судьбоносного выстрела.  

Стрела. За все три дня, что мы осматривали границу, я не выпустила ни одной. В то утро я увидела красную лань в лощине и инстинктивно прицелилась, собираясь выстрелить ей прямо в глаз. Люсьен ехидно заметил, что она хотя бы не фейри. Но, присмотревшись к ней, — упитанной, здоровой и довольной — я опустила лук, вернула стрелу в колчан и позволила лани уйти.

Тамлин больше не попадался мне на глаза — как проинформировал меня Люсьен, охота на богги занимала всё его время. Даже за ужином он почти не говорил и рано уходил, ночь за ночью продолжая погоню. Я была не против его отсутствия. Оно приносило только облегчение.

На третий вечер после моей встречи с пукой, я едва успела сесть за стол, как Тамлин извинился и вновь ушёл на охоту.

Мы с Люсьеном долго смотрели ему вслед.

Та часть лица Люсьена, что была мне видна, была бледной и напряженной.

— Ты волнуешься за него, — подметила я.

Тот устроился поудобнее в кресле, выглядя совершенно несолидно, как для лорда.

— Тамлин… любит впадать в меланхолию.

— Разве ему не нужна твоя помощь в поимке богги?

— Он предпочитает охотиться в одиночестве. И то, что эта тварь проникла на наши земли… не думаю, что ты понимаешь всю глубину ситуации. Пуки достаточно незначительны, чтобы не быть для него проблемой, но даже когда он разделается с богги, они станут его следующей целью.

— Неужели никто не может ему помочь?  

— Скорее всего, он разделается с каждым за то, что ослушались приказа не вмешиваться.

По моему затылку прошёл холодок.

— Он настолько жесток?

Люсьен окинул изучающим взглядом вино в своём кубке.

— Дружелюбием власть не удержать. А среди фейри, как низших, так и Верховных, ценится твёрдый характер. Мы слишком сильные и бесстрашные из-за нашего бессмертия, чтобы нами можно было управлять как-то ещё.

Похоже, это довольно суровая и одинокая должность, особенно если тебе она без надобности. Я и сама не понимала, почему это меня так взволновало.

Падающий снег, густой и беспощадный, собирался в сугробы у моих колен. Я натянула тетиву лука — всё дальше и дальше, до дрожи в руке. За моей спиной таилась тень — нет, она наблюдала за мной. Я не осмеливалась оборачиваться, чтобы посмотреть, кто же кроится в этой тени, кто же изучал меня, пока с другой стороны поляны на меня смотрел волк.   

Просто смотрел. Будто ждал, пока я наконец выпущу стрелу из ясеня.

Нет… нет, я не хотела этого делать, не в этот раз, не опять, не…

Но я не контролировала собственные пальцы, собственное тело, а волк продолжал смотреть, как я стреляю.

Один выстрел — прямо в его золотой глаз.

Снег испещрили капли алой крови, тяжелая волчья туша рухнула с глухим звуком, грустно завыл ветер. Нет.

На снег упало не волчье тело — это был высокий мужчина крепкого телосложения.  

Нет… не мужчина. Верховный фейри с остроконечными ушами.

Я моргнула, а затем… затем мои руки испачкались в тёплой и липкой крови, а от его тела — красного и освежёванного — поднялся пар в морозный воздух, и это его кожу — его кожу! — я держала в руках, и…

Я резко проснулась и почувствовала, как пот стекает по моей спине. Затем заставила себя вдохнуть, открыть глаза и отметить каждую деталь своей тёмной спальни. Я больше не сплю.

Но перед моими глазами всё ещё маячил Верховный фейри, лежавший лицом в снегу. Моя стрела торчала из его глаза, а тело было алым и окровавленным в местах, где я срезала его кожу.

Во рту почувствовался привкус желчи.

Это не по-настоящему. Это просто сон. Даже если я сделала это с Андрасом, когда он был в обличии волка, это… это…

Я потёрла лицо. Наверное, дело в тишине, в бесполезности прошедших дней, в том, что мне больше не требуется ежечасно думать, как прокормить семью, но… Сожаление и, возможно, стыд покрывали мой язык, мои кости.

Я передёрнулась, словно могла таким способом струсить их с себя, и откинула одеяло, чтобы встать с кровати.

 Глава 12

Мне не удалось полностью оправиться от ужаса после сна, от ощущения запёкшейся крови на своих руках, пока я шла по тёмным коридорам поместья. Слуги и Люсьен давно разошлись по комнатам. Но мне нужно было чем-то себя занять — чем угодно — лишь бы отвлечься от своего кошмара. Лишь бы не спать. Сжав в одной руке кусочек бумаги и перо в другой, я тщательно наносила схему своего маршрута, подмечая все окна, двери и выходы, периодически делая нечёткие наброски и ставя крестики на пергаменте.

Это лучшее, на что я способна, но любому грамотному человеку мои пометки показались бы полной бессмыслицей. Увы, я не умела писать или читать, а лучше уж такая самодельная карта, чем ничего. Если я всё же останусь здесь, то не помешает сразу прознать обо всех потаённых местах и коротких путях, на случай, если что-то пойдёт не так. От старых привычек трудно избавиться.  

Свет в коридоре был слишком тусклым, чтобы наслаждаться красотой картин на стенах, а зажигать свечку я боялась. Последние три дня я часто встречала прислугу в коридорах, когда наконец набралась смелости рассмотреть картины — и часть меня, которая говорила голосом Несты, рассмеялась от мысли, что такая невежа, как я, попытается оценить творчество фейри. «Значит, в другой раз», — подумала я. Я выберу другой день, тихий час, когда никого не будет поблизости, и присмотрюсь к ним. Теперь у меня было полно времени — передо мной простиралась целая жизнь. Наверное… наверное, когда-нибудь я пойму, на что мне её потратить.  

Я тихо прокралась по главной лестнице, свет от луны лился сквозь окна на чёрно-белую плитку вестибюля. Дойдя до низа, я ступила босыми ногами на холодный пол и прислушалась. Ничего… никого.

Приложив свою маленькую карту к столику, я дорисовала парочку крестиков и кружков, обозначающих двери, окна и мраморную лестницу главного холла. Вскоре я изучу дом до такой степени, что смогу ходить по нему с закрытыми глазами.

Лёгкое дуновение ветра объявило о его приходе. Я обернулась на стеклянные двери в сад.

Я уже и забыла, каким огромным он выглядел в обличии чудища — забыла о витиеватых рогах и звериной морде, о медвежьем теле, движущимся с кошачьей грацией. Его зелёные глаза светились во тьме, остановив на мне свой взгляд. Когда дверь за ним закрылась, послышался цокот когтей по мраморной поверхности. Я замерла, не осмеливаясь даже мускулом пошевелить.

Он слегка прихрамывал. В свете луны было видно, что он оставлял за собой тёмный, блестящий след.

Чудовище направилось ко мне, высасывая воздух из всего вестибюля. Он был таким громадным, что помещение казалось тесным, как клетка. Шарканье когтей, тяжелое дыхание, капанье крови.

В промежутке между следующим шагом он сменил облик, и я зажмурилась от ослепительной вспышки. Когда мои глаза наконец привыкли к вернувшемуся мраку, Тамлин стоял прямо передо мной.

Стоял, но… не совсем. Я не заметила ни портупеи, ни его ножей. Его одежда была разорвана в клочья и на ней виднелись длинные, ужасающие полосы, которые заставили меня гадать, как же ему удалось выжить после такого. Но мускулистая кожа, выглядывающая сквозь дырки в ткани, была гладкой и целой.

— Ты убил богги? — едва слышно прошептала я.

— Да, — сухой, безразличный ответ. Будто ему было не до любезностей. Словно я была в самом-самом низу длинного списка его приоритетов.  

— Ты ранен, — произнесла я ещё тише.

Его рука была испачкана в крови, а на полу появлялась небольшая алая лужа от брызг. Он безучастно посмотрел на неё — как если бы ему требовалось прилагать необычайные усилия, чтобы вспомнить, что у него вообще есть рука, и что она травмирована. Какая же была необходима сила воли, чтобы убить богги, чтобы встретиться лицом к лицу с этой смертельной угрозой? Как глубоко ему пришлось в себя погрузиться, — за своим бессмертным могуществом и звериным нутром — чтобы прикончить эту тварь?

Тамлин опустил взгляд на карту и спросил голосом, лишённым всяких эмоций:

— Что это?

Я быстро схватила её со стола.

— Я подумала, что стоит получше изучить своё новое местожительство.  

Кап, кап, кап.

Я открыла было рот, чтобы напомнить ему о руке, но он опередил меня:

— Ты не умеешь писать?

Я не ответила. Что тут скажешь? «Невежественная, незначительная девчонка».

— Неудивительно, что ты так хороша во всём остальном.

Видимо, его так сильно поглотили мысли о встрече с богги, что он даже не осознал, что сделал мне комплимент. Если это, конечно, был комплимент.

И снова кровь брызнула на мрамор.

— Где можно промыть твою рану?

Он поднял голову и посмотрел на меня. Тихий, неподвижный, усталый.

— У нас есть небольшой лазарет.

Хотела бы я убедить себя, что это, наверное, самая полезная информация за вечер. Но, идя за ним следом и избегая кровавого следа, я думала о словах Люсьена: об одиночестве Тамлина, о бремени его должности, о том, что это поместье не должно было передаться в его владения. И я прониклась к нему… жалостью.

В лазарете имелось всё, что требовалось, но сама комнатка больше походила на чулан с рабочим столом, чем на медпункт для больных фейри. Наверное, большего им и не требовалось, ведь они могли самоисцеляться с помощью своего бессмертного могущества. Но рана Тамлина не заживала.

Он опёрся на край стола, прижимая к себе больную руку и наблюдая, как я открываю ящики в поисках нужных приборов. Собрав всё необходимое, я попыталась не пугаться мысли, что мне придётся его касаться, и не позволила себе впасть в панику, когда взяла его руку. Жар его кожи обжигал мои ледяные пальцы.

Я промыла его окровавленную, грязную рану и морально приготовилась к тому, что сейчас Тамлин выставит когти. Но они оставались спрятанными в коже, и Тамлин молчал, пока я бинтовала ему запястье — как ни странно, на нём было лишь пару серьёзных царапин, но не настолько, чтобы накладывать швы.  

Закрепив повязку, я отшагнула назад и отнесла миску с алой водой к раковине в задней части комнаты. Тамлин не сводил с меня взгляда, пока я убиралась, и помещение постепенно начинало казаться слишком маленьким, слишком душным. Он убил богги и остался относительно невредимым. Если Тамлин был настолько силён, то Верховные Лорды Притиана, должно быть, приравнивались к богам. При этой мысли мои человеческие инстинкты забились в истерике.

Я уже практически дошла до распахнутой двери, превозмогая над желанием кинуться обратно к себе в спальню, когда он сказал:

— Ты не умеешь писать, но знаешь, как охотиться и выживать. Откуда?

Я замерла у порога.

— Так бывает, когда ты несёшь ответственность не только за свою жизнь. Ты делаешь, что должен.

Он всё ещё сидел на столе, разрываясь между реальностью и тем закоулком своего разума, в который ему довелось погрузиться, чтобы побороть богги. Я встретилась с его необузданным, яростным взглядом.

— Ты не такая, как я ожидал… от человека.

Я промолчала. И он не попрощался, когда я вышла.

Следующим утром, пока я спускалась по главной лестнице, то старалась не слишком задумываться над чистым мраморным полом вестибюля — на нём не осталось ни единого следа крови Тамлина. Я также пыталась не думать о нашей вчерашней встрече.

Обнаружив, что в холле никого нет, я чуть не улыбнулась — почувствовала, как по воцарившейся внутри меня пустоте прошла рябь. Возможно, теперь, в этот тихий час, я смогу наконец взглянуть на картины, исследовать, изучить, восхититься ими.

Моё сердцебиение участилось от одной мысли об этом. Только я собралась пойти по коридору, который, как я отметила ранее, был завешан картинами, как из обеденного зала донеслись мужские голоса.   

Я остановилась. Голоса были достаточно напряжёнными, чтобы я перестала шуметь и скользнула в тень за открытой дверью. Трусливый, неправильный поступок — но то, что они обсуждали, заставило меня отмахнуться от чувства вины.

— Я просто хочу знать, что, по-твоему, ты делаешь, — это был Люсьен, уже знакомая ленивая язвительность окрашивала его каждое слово.

— А ты что делаешь?! — рявкнул Тамлин. В щели между дверью и петлями было видно, как они стоят почти вплотную друг к другу. Когти на здоровой руке Тамлина блестели в утреннем свете.

— Я?! — Люсьен прижал руку к груди. — Ради Котла, Там! Времени не так уж много, а ты только и делаешь, что ходишь недовольный и сердитый. И даже не пытаешься этого скрыть.  

Я подняла брови. Тамлин отвернулся на секунду, а затем оскалился.

— Это с самого начала было ошибкой! Я не могу этого вынести, особенного после того, что мой отец сделал с ними и их территорией. Я не пойду по его стопам… не хочу быть, как он. Так что не лезь!   

— Не лезть? Не лезть, пока ты ставишь крест на наших судьбах и всё портишь? Я остался с тобой из надежды, а не из желания смотреть на твои неудачи. Для фейри с каменным сердцем, ты сильно размяк. На наши земли прокрался богги — богги, Тамлин! Границы между дворами исчезли, и даже наш лес кишит тварями, подобным пуке. Ты так и будешь там жить, убивая каждого паразита, который к нам заберётся?

— Следи за словами, — ответил он.

Люсьен шагнул к нему, также оскалив зубы. Накалившийся воздух ударил мне в лицо, и я учуяла запах металла. Но я не видела магию — только ощущала. Не знаю, что и хуже.   

— Не зли меня, Люсьен, — голос Тамлина стал тихим, и это настораживало. Когда он испустил звериный рык, волоски на моём затылке стали дыбом. — Думаешь, я не знаю, что происходит на моей территории? Что я могу потерять? Что уже потерял?

Болезнь. Может, она пока не распространялась дальше Притиана, но это не мешало ей сеять хаос. Она всё ещё представляла угрозу, о которой мне, судя по всему, не положено было знать: либо потому, что мне не доверяли, либо… потому что я никто и ничто для них. Я подалась вперёд, но тут моя рука соскользнула и стукнулась об дверь. Любой человек, возможно, и не расслышал бы этого звука, но оба Верховных резко обернулись. Моё сердце замерло.

Я вышла из-за двери и прочистила горло, придумывая десяток оправданий в свою защиту. Затем посмотрела на Люсьена и выдавила улыбку. Его глаза округлились, но я не знала, из-за улыбки это или из-за моего искренне виноватого вида.

— Ты не собираешься на прогулку? — спросила я, чувствуя тошноту, и указывая себе за спину. Я не планировала кататься с ним сегодня, но это звучало как неплохая отговорка.

Ржавый глаз Люсьена заблестел, но улыбка его не достигла. Расчётливое лицо эмиссара сразу выдавало, что он рос, дабы однажды стать придворным.

— Боюсь, сегодня я занят, — сказал он и кивнул на Тамлина. — Он поедет с тобой.

Тамлин покосился на друга, даже не пытаясь скрыть своего отвращения. В его портупее было больше ножей, чем обычно, и их изысканные металлические рукоятки сверкнули, когда он повернулся ко мне с напряжёнными плечами.

— Только скажи, куда ты хочешь, — когти на его руке скользнули обратно под кожу.

«Нет», — чуть не вскрикнула я вслух, после чего жалобно посмотрела на Люсьена. Тот просто похлопал меня по плечу, когда проходил мимо.

— Может, завтра, человек.

И вот я осталась наедине с Тамлином. Я с трудом сглотнула.

Он всё так же ждал ответа.  

— Я не хочу на охоту, — наконец, тихо сказала я. — Ненавижу её.

Он склонил голову вбок.

— Тогда чем займёмся?

Тамлин повёл меня по коридорам. Сквозь открытые окна проникал лёгкий ветерок с ароматом роз и ласкал мне лицо.

— Ты часто ходила на охоту, — начал он, — но никогда не получала от этого удовольствие. — Покосился на меня. — Неудивительно, что вы всегда возвращаетесь с пустыми руками.

Не осталось и следа от того жестокого, бессердечного воина с прошлой ночи или же разгневанного аристократа, коим он был несколько минут назад. Сейчас он просто Тамлин.

С моей стороны было бы глупо проявлять с ним беспечность, думать, что его естественное поведение что-то значит, особенно если учесть, что в его поместье явно творилось что-то неладное. Он убил богги — и это делало его самым опасным созданием, которое мне когда-либо встречалось. Я не могла его раскусить, и потому мои следующие слова прозвучали немного чопорно:

— Как твоя рука?

Он пожал ею, глядя на бинтовую перевязку, прочную и белоснежную на фоне загорелой кожи.  

— Я не поблагодарил тебя.

— Не стоит.

Но он покачал головой, и его золотистые волосы засияли в утреннем свете, словно сами были сделаны из солнечных лучей.

— Укус богги замедляет исцеление Верховных фейри и может нас убить. Я благодарен тебе, — когда я лишь пожала плечами, он добавил: — Где ты научилась так перевязывать раны? Я всё ещё могу двигать рукой, несмотря на бинт.

— Методом проб и ошибок. Я должна была быть готовой к охоте на следующий день. 

Он молча свернул в очередной залитый солнцем мраморный коридор, и я осмелилась кинуть на него взгляд. При этом обнаружила, что он незаметно изучал меня, поджав губы в тонкую линию.

— О тебе хоть кто-нибудь когда-нибудь заботился? — тихо поинтересовался Тамлин.

— Нет, — и я давно перестала жалеть себя по этому поводу.

— Охотиться ты так же училась? Методом проб и ошибок? 

— Я пыталась следить за охотниками, а затем тренировалась, пока не попаду во что-нибудь. Когда я промахивалась, мы оставались без ужина. Так что прицеливаться я научилась первым делом.

— Мне любопытно, — янтарные пятнышки в его зелёных глазах засветились. Видимо, тот звероподобный воин не исчез бесследно, — ты собираешься использовать тот нож, который украла с моего стола?

Я окаменела.

— Как ты узнал?

Могу поклясться, я увидела, как под его маской вздёрнулись брови.

— Меня с детства тренировали замечать подобные вещи. Кроме того, я учуял твой страх.

— А я-то думала, что никто не заметил, — проворчала я.

На его лице заиграла кривоватая ухмылка, и она была более искренней, чем все его натянутые улыбки и комплименты вместе взятые. 

— Несмотря на Договор, если ты хочешь хотя бы попытаться сбежать от нас, то должна придумать что-то более креативное, чем украсть столовый нож. Но, с твоей тягой к подслушиванию, возможно, однажды ты узнаешь что-нибудь полезное.

Мои уши залились краской.

— Я… я не… Прости, — пробурчала я. А затем обдумала, что мне удалось узнать. Притворяться, что я не подслушивала, уже не было смысла. — Люсьен сказал, что у вас осталось не так уж много времени. Что он имел в виду? Теперь из-за болезни сюда кинутся и другие существа, подобные богги?

Тамлин замер и осмотрел коридор, обращая внимания на все детали, звуки и запахи. Затем пожал плечами с напускным равнодушием.

— Я бессмертен. Только время у меня и есть, Фейра.

Он произнёс моё имя с такой… чувственностью. Словно он не был созданием, способным убивать монстров, сотворённых из кошмаров. Я открыла было рот, чтобы потребовать более подробного ответа, но он меня перебил:

— Болезнь, поразившая наши земли и силу… она тоже когда-нибудь исчезнет, если Котёл смилостивится над нами. Но да, теперь, когда богги вступил на нашу территорию, было бы справедливо предположить, что за ним последуют и другие. Особенно если учесть, как осмелели пуки.

Но если границы между дворами пропали, как сказал Люсьен — если из-за болезни в Притиане всё изменилось, как заявил Тамлин… Ну, мне бы не хотелось оказаться в разгаре какой-то жестокой войны или революции. Сомневаюсь, что мне удастся их пережить.

Тамлин зашагал дальше и открыл двойные двери в конце коридора. Сильные мышцы его спины напряглись под одеждой. Я никогда не забуду, кто он и на что способен. Кем его тренировали быть, судя по всему.

— Как ты и просила, — сказал он, — кабинет.

Я увидела, что находилось за ним, и мой желудок скрутило.

 Глава 13

Тамлин взмахнул рукой, и сотни свечей вспыхнули огоньком. Что бы там ни говорил Люсьен про то, что их магия иссякает из-за болезни, это явно не отразилось на Тамлине. Или же он изначально был ещё более могущественным, раз мог обращать своих стражей в волков, когда ему пожелается. Мои рецепторы тут же среагировали на солоноватый привкус магии, но я не подавала виду. Пока не заглянула в зал.

Мои ладошки тут же вспотели от зрелища громадного, роскошного кабинета. Вдоль каждой стены выстроились объемные тома, как солдаты безмолвной армии, а диваны, столы и богатые ковры стояли в хаотичном порядке по всему помещению. Но… прошла всего неделя с тех пор, как я покинула семью. И хоть отец сказал мне не возвращаться, хоть моя клятва матери была исполнена, я хотела бы оповестить их, что нахожусь в относительной безопасности. А также предупредить о болезни, охватившей Притиан и грозившей однажды распространиться за стену.

Был лишь один способ это провернуть.

— Что-нибудь ещё нужно? — спросил Тамлин, и я вздрогнула. Он всё так же стоял за моей спиной.

— Нет, — быстро ответила я, заходя глубже в кабинет. Нет времени размышлять о трюке, который он только что показал — о грациозной беспечности, с коей он зажёг так много свечей одновременно. Нужно сосредоточиться на более насущных делах.

Это не совсем моя вина, что я едва умею читать. До того, как мы обанкротились, мама катастрофически пренебрегала нашим образованием и даже не удосужилась нанять гувернантку. А когда мы обеднели и мои старшие сёстры, умевшие читать и писать, решили, что сельская школа недостойна нас, они тоже не потрудились обучить меня. Нельзя сказать, что я совершенно безнадёжна — я могла писать письма, но так скудно, что даже подпись с моим именем вселяла ужас.

Хуже всего, что Тамлин об этом знал. Как только я закончу письмо, нужно будет подумать, как его доставить; возможно, мне удастся вымолить у него или у Люсьена об одолжении.

А вот просить их написать письмо за меня было бы слишком унизительно. Так и представляю, что они бы сказали: типичная невежественная смертная. А поскольку Люсьен убеждён, что при первом же удобном случае я стану за ними шпионить, он без сомнения сожжёт это письмо и все последующие. Придётся обучаться всему самой.

— Тогда, я тебя оставлю, — отозвался Тамлин, когда молчание слишком затянулось.

Я не двигалась, пока он не закрыл дверь. Моё сердцебиение участилось, и я подошла к полке.

Я делала перерывы на сон и еду, но стоило появиться первым лучам солнца, как я возвращалась в кабинет. Я нашла небольшой столик в углу и принесла бумаги и чернила. Мои пальцы водили по тексту, и я пыталась прочесть слова:

— Она схва-ти-ла… схватила боти-ботинок и вст… встала из согн… согнутого по… поло… — я откинулась на спинку стула и потёрла глаза. Почувствовав, что скоро начну рвать себе волосы на голове, я взяла перо и подчеркнула слово: «положения».

Я изо всех сил пыталась переписать букву за буквой в бесконечный список трудных слов, который лежал рядом с книгой. В него уже вошло слов сорок, но их буквы были едва различимыми. Позже я буду искать их правильное произношение.  

Я встала со стула, желая размяться — или просто сбежать от длинного списка слов, чье произношение мне было неизвестное, и от постоянного жара в лице и шее.

Кабинет больше походил на библиотеку — его стен не видно, благодаря небольшим лабиринтам из стеллажей в главной части комнаты и мезонина, от стенки до стенки заполненного книгами. Но «кабинет» звучит не столь пугающе. Я брела мимо стеллажей, следуя за лучом солнца к окнам в дальней части помещения. Они выходили на розарий, полнившимся десятком оттенков бардового, розового, белого и жёлтого.

Я бы непременно выделила себе минутку, чтобы насладиться цветами с блестящей под солнцем росой, но тут мне бросилась в глаза картина, висевшая вдоль всей стены у окна. 

«Это не картина», — подумала я, часто моргая и отступая назад, чтобы рассмотреть её полностью. Нет, это была… Я пыталась достать полузабытое слово из архива своего разума. «Фреска». Вот, что это.

Поначалу я только и могла, что восхищаться её размерами и амбициями, а также тем фактом, что этот шедевр был спрятан здесь, подальше от глаз, словно это пустяк — абсолютный пустяк — создать нечто подобное!

Фреска поведывала историю оттенками, формами и тенями, а также путём изменений тонов. Историю… Притиана.

Всё началось с котла.

Могучего чёрного котла, который держали сияющие, изящные женские руки, нарисованные на фоне бесконечной звездной ночи. Руки наклонили его, и через край полилась золотистая сверкающая жидкость. Нет, не сверкающая, а… пускающая искры в виде крошечных символов — наверное, это какой-то древний язык фейри. Что бы там ни было написано, содержимое котла потекло в пустоту и скопилось на земле, чтобы сформировать наш мир… 

Карта охватывала его целиком — не только землю, на которой мы жили, но и моря, и большие континенты за ними. Каждая территория была помечена цветом и замысловатыми, роскошными изображениями существ, которые однажды ими правили. Всё это, вспомнила я с дрожью в теле, весь мир однажды принадлежал им — по крайней мере, так они считали: что владелица котла создала землю специально для них. О людях вообще ничего не упоминалось, ни слова. Полагаю, для них мы просто грязь под ногтями.

На следующую часть фрески было невозможно смотреть. Она была до боли простой, но при этом настолько подробной, что на долю секунды мне показалось, словно я — на поле боя, ощущаю окровавленную грязь под своими ногами, стою плечом к плечу с тысячами других смертных солдат, выстроившихся перед ордой фейри, надвигающейся на нас. Затишье перед резнёй.   

Стрелы и мечи выглядели столь беззащитно перед Верховными фейри с их сверкающими доспехами или перед низшими фейри с когтями и клыками. Я и без следующей красочной панели знала, что в этой битве люди не выжили. И чёрное пятно с проблесками красного на соседней части фрески это только подтверждало.

Затем следовала новая карта с заметно урезанной территорией фейри. Земли на севере отсекли и поделили между Верховными, чьи бывшие территории остались с южной стороны стены. Всё, что находилось на северной, было их владениями; всё, что находилось на южной — размытое ничто. Опустошённый, затерянный мир… будто художник решил не тратить на него своё время.  

Я стала изучать земли и территории, которые ныне принадлежали Верховным. Казалось, им не было конца — какая же грандиозная сила распространилась по всей северной части вселенной! Я знала, что ими правят короли и королевы или советники и императрицы, но никогда не видела их живьём, а также не знала, какую частицу своей земли им пришлось отдать югу и насколько огромными они выглядели в сравнении с нами.

Большая часть нашего огромного острова была отдана Притиану, а вот нам, жалким людишкам, выделили лишь мизерный клочок. Львиной долей острова владела самая южная из семи территорий: та, на которой были нарисованы крокусы, овечки и розы. Весенние земли.  

Я шагнула ближе, пока не разглядела тёмную, отвратительную полосу, обозначавшую стену — ещё один презрительный штрих художника. На территории смертных не были никаких отметок, ничто не обозначало большие города или центры, но… Я нашла грубо начерченную поверхность, где была моя деревня, и лес, отделявший нас от стены. Моё двухдневное путешествие казалось крошечным на фоне могущества, кроющегося над нами. Я провела пальцем по картине, вдоль стены, по землям Весеннего Двора. Тут тоже не было никаких обозначений, помимо весенних мотивов: цветущих деревьев, изменчивых гроз, молодых животных…. По крайней мере, мне доведётся проживать свои дни во Дворе с умеренным климатом и предсказуемой погодой. Небольшое утешение.

Я посмотрела на север и снова отступила на шаг. Шесть остальных Дворов Притиана занимали непомерную территорию. Осенний, Летний и Зимний было легко узнать. Над ними высились ещё два: самый южный был изображён нежными розоватыми красками — Рассветный Двор; над ним возвышался яркий золотисто-голубой Дневной Двор. А ещё выше, на морозных горных просторах из тьмы и звезд, занимал свою огромную территорию Ночной Двор.

Между тенями гор таились пугающие существа: крошечные светящиеся глазки, блеск клыков. Земля убийственной красоты. Волоски на моих руках встали дыбом.

Я бы изучила и другие королевства, находящиеся по другую сторону моря, окаймляющего нашу страну. Например, изолированное царство фей на западе, которое, как казалось, обошлось без территориальных потерь, и было само себе законом. Но мой взгляд зацепился за центр этой прекрасной, захватывающей карты.

В центре земли, словно она была ядром, вокруг которого разрослось всё остальное, или же местом, которого первым коснулась жидкость из котла, была небольшая заснеженная горная цепь. Над ней возвышался одинокий и высокий пик. Без снега, без жизни — словно стихии огибали его стороной. Никаких намёков, что бы это могло быть; ничто не указывало на его значимость. Полагаю, для всех остальных это было очевидно. Фреска не предназначена для людских глаз. 

С этой мыслью я вернулась обратно к столу. По крайней мере, я узнала расположение их земель — и поняла, что никогда-никогда не отправлюсь на север.

Я осела в кресло и нашла нужную страницу в книге, заливаясь румянцем при виде иллюстраций, мелькающих по всем главам. Книга была детской и, тем не менее, я едва смогла преодолеть двадцать страниц. Что вообще делали детские книги в библиотеке Тамлина? Может, они хранились здесь с его детства, или же были оставлены в надежде на будущих потомков? Это не имело значения. Я всё равно не могла их прочесть. Меня тошнило от их запаха — от вони гниющих страниц, от издевательского шелеста страниц, от грубого переплёта. Я вгляделась в кусок бумаги, в слова, которые были мне неизвестны.

Сжав своё письмо в кулаке и изрядно помяв бумагу, я закинула её в урну.

— Я мог бы помочь тебе написать им, если ты здесь поэтому.

Я откинулась на спину, чуть не перевернув кресло, и обернулась к Тамлину, сжимавшему стопку книг под рукой. Стараясь скрыть румянец на щеках и ушах, я подавила возрастающую панику от того, что он догадался о моих намерениях.

— Помочь? Хочешь сказать, фейри упустит возможность поиздеваться над невежеством человека?

Он положил книги на стол и напряг челюсть. Я не могла прочитать названия на блестящих кожаных обложках. 

— С чего мне смеяться над твоим недостатком, если он — не твоя вина? Позволь мне помочь. После твоей перевязки, я считаю себя твоим должником.

Недостаток. Это действительно было недостатком.

Тем не менее, одно дело перевязывать ему руку, болтать с ним, словно он не хищник, рождённый убивать и разрушать, а другое — дать ему понять, как мало мне было известно, позволить ему увидеть ту часть меня, которая застряла в детстве, незаконченная и сырая. Лицо Тамлина было непроницаемым. И хоть в его голосе не было жалости, я всё равно напряглась.

— Я сама справлюсь.

— Думаешь, мне больше нечем заняться, кроме как придумывать изощрённые способы унизить тебя?

Я вспомнила чёрное пятно на картине, которое обозначало человеческие земли, и не нашлась, что ответить — по крайней мере, ничего вежливого. Мне и без того довелось многим пожертвовать им — ему.

Тамлин покачал головой.

— Значит, ты не против охоты с Люсьеном, но…

— Люсьен, — перебила я тихо, но настойчиво, — не притворяется кем-то другим рядом со мной.

— И что это значит? — прорычал он, но его когти остались под кожей даже когда он сжал руки в кулаки.

Я определённо шла по опасной дорожке, но мне было плевать. Несмотря на то, что он предложил мне убежище, я не считала должным падать ему в ноги.

— Это значит, — начала я тем же ледяным тоном, — что я тебя не знаю. Я не знаю, кто ты или что ты на самом деле, и чего ты действительно хочешь.

— Ты мне не доверяешь. 

— Как я могу доверять фейри? Разве вам не нравится убивать и дурачить нас?

От его рыка задрожало пламя свечей.  

— Ты не такая, какой я себе представлял смертную… уж поверь.

Я так и ощущала, как рана в глубине моей груди разошлась по швам, и из неё начали вытекать все те ужасные слова. Безграмотная, невежественная, непримечательная, гордая, бессердечная — все они прозвучали из уст Несты и отзывались эхом в моей голове её насмешливым голосом.   

Я поджала губы.

Тамлин скривился и приподнял руку, словно хотел коснуться меня.

— Фейра, — начал он, да так ласково, что я сразу покачала головой и кинулась прочь из комнаты. Он меня не останавливал.

Тем же днём, когда я вернулась за своим смятым письмом, лежащим в урне, то обнаружила, что оно пропало. А мои книги перемешались — названия лежали не в том порядке, в каком я их оставила. Наверное, это прислуга, убеждала я себя, пытаясь угомонить боль в груди. Наверняка тут убиралась Элис или другие фейри в птичьих масках. Ничего компрометирующего я не писала, им никак не догадаться, что я пыталась предупредить семью. Сомневаюсь, что он наказал бы меня за это, но… достаточно было и нашего разговора парой часов назад.

И всё же, мои руки дрожали, когда я села за свой маленький стол и нашла страницу в книге, на которой остановилась утром. Мне было известно, что писать в книгах нехорошо, но если Тамлин мог позволить себе золотые тарелки, то сможет и заменить парочку книг.

Я уставилась на страницу, видя лишь набор букв, а не слова.

Может, с моей стороны глупо отказываться от его помощи, ведь, подави я свою гордыню, он написал бы письмо за несколько минут. Главное не столько предупредить родных, сколько… просто дать понять, что я в безопасности. Если у него были дела поважнее, чем искать способы унизить меня, то и на помощь с написанием письма вряд ли найдётся время. Тем не менее, он её предложил.

Часы неподалёку пробили час. 

Недостаток — очередной мой недостаток! Я потёрла брови большим и указательным пальцами. С моей стороны было глупо испытывать к нему жалость — к одинокому, задумчивому фейри, которому, как я глупо полагала, будет не всё равно, если он встретит кого-то, кто поймёт его чувства — даже если это невежественная, незначительная смертная — поймёт, каково это, нести груз ответственности за других. Нужно было бросить его истекать кровью той ночью, не перевязывать ему руку. Стоило догадаться, что мечтать о встрече с кем-то, — человеком или фейри — кто поймёт, чем моя жизнь — чем я — стала за последние пару лет — абсолютно безнадёжно

Прошла одна минута, затем следующая.  

Может, фейри и не умеют врать, но они определённо могут удерживать информацию. Тамлин, Люсьен и Элис изворачивались как могли, лишь бы не отвечать на мои вопросы. А информация об угрожающей им болезни — любая: откуда она взялась, на что она способна и, в особенности, что она может сделать с человеком — стоила того, чтобы тратить на неё время. 

Если есть шанс, что они также владеют знаниями о какой-то давно позабытой лазейке в чёртовом Договоре, если они знают, как я могу выплатить свой долг и вернуться в семью, чтобы лично предупредить их о болезни… это достойно риска.

Двадцатью минутами позже я нашла Люсьена в его спальне. Я отметила её местоположение на карте — в отдельном крыле на втором этаже, далеко от моей комнаты — и, обыскав все обычные места, где он любил проводить время, направилась прямиком к ней. По приходу я постучала в белую дверь.

— Входи, человек, — наверное, он мог отследить меня по одному лишь дыханию. Или же его ржавый глаз видел сквозь двери.

Я приоткрыла дверь. По форме комната напоминала мою, но по окраске она была оранжевых, красных и золотых оттенков с небольшими зелёными и коричневыми вкраплениями. Я словно попала в осенний лес. Так же, в отличие от моей нежной и изысканной спальни, данная была воплощением суровости. Вместо симпатичного столика у окна — поцарапанный рабочий стол, заваленный всяческими видами оружия. За ним он и сидел, одетый в одну лишь белую рубаху и штаны. Его рыжие волосы были распущены и блестели жидким огнём. Может, он и вышколенный придворный эмиссар Тамлина, но это не отменяет факта, что он прирождённый воин.  

— Давно не виделись, — сказала я, закрывая дверь и прислоняясь к ней.

— Я был занят разборками с сорвиголовами на северной границе — рабочие моменты, — отозвался Люсьен, откладывая охотничий нож, который чистил, с длинным, пугающего вида лезвием. — Я вернулся как раз вовремя, чтобы услышать вашу маленькую ссору с Тамом, и решил, что лучше пока пережду здесь. Но я рад слышать, что твоё человеческое сердечко прониклось ко мне добротой. По крайней мере, я не буду первым в твоём списке жертв.

Я окинула его долгим взглядом.

— Что ж, — продолжил он, пожимая плечами, — похоже, тебе удалось рассердить его настолько, что он нашёл меня и чуть не откусил мне голову! Полагаю, именно тебя стоит поблагодарить за мой испорченный обед. А я так хотел посидеть в тишине… К счастью для меня, в южном лесу случилась какая-то заварушка, и моему бедному другу пришлось уехать, чтобы уладить это недоразумение. Удивительно, как это ты не встретилась с ним на лестнице!  

Слава забытым богам за их милосердие.

— Что за заварушка?

Люсьен пожал плечами, но движение было слишком неестественным.

— Как обычно: нежеланные, злобные твари вылезли из ада.  

Отлично. Раз Тамлин в отъезде, он не сможет остановить меня от исполнения моего плана. И снова повезло!

— Поразительно, ты дал мне полный ответ! — ответила я непринуждённым голосом, обдумывая свои следующие слова. — Жаль, что ты не такой, как суриэли, выдающие желаемую информацию, если хватит ума их поймать.  

Он уставился на меня на минуту. Затем его губы изогнулись в ухмылке, а металлический глаз сосредоточился на мне.

— Я так полагаю, ты не скажешь мне, что хочешь узнать?

— У тебя свои секреты, у меня — свои, — осторожно произнесла я. У меня были сомнения, станет ли он меня отговаривать, если я скажу ему правду. — Но, если бы ты был суриэлем, — добавила я, намеренно растягивая слова  на случай, если он не понял моего намёка, — как именно мне тебя поймать?

Люсьен опустил нож и начал разглядывать свои ногти. На секунду я засомневалась, ответит ли он вообще. Или же побежит ябедничать Тамлину.

Но тут он сказал:

— У меня наверняка была бы слабость к роще молодых берёз в западном лесу или к свежезарезанным курицам. От алчности у меня бы затуманились глаза, и я бы не заметил двойной петли, которая обвила бы мои ноги, вокруг берёзы.

— М-м… — я не решалась спросить, с чего вдруг он стал таким любезным. Велика вероятность, что он отнюдь не против моей смерти, но я всё равно готова пойти на этот риск. — Ты мне, почему-то, больше нравишься в образе Верховного фейри.

Тот улыбнулся, но его веселье долго не продлилось.  

— Если бы мне хватило безумства и глупости, чтобы охотиться на суриэля, то я бы непременно взял с собой лук и колчан, и, возможно, даже вот такой нож, — он засунул его в ножны и положил на край стола — это было предложением. — И я бы приготовился бежать сломя голову, когда освобожу его… к ближайшей проточной воде, которую они ненавидят.    

— Но ты ведь не безумец, потому будешь сидеть дома, в тепле и уюте?

— Я, как ни кстати, буду охотиться неподалёку и, благодаря своему превосходному слуху, смогу услышать крики из западного леса, если буду в добром расположении духа. Хорошо, что я не имел никакого отношения к твоим планам, ведь Там выпотрошит любого, кто расскажет тебе, как схватить суриэля. И хорошо, что я всё равно собирался поохотиться, поскольку, если кто-то уличит меня в соучастии, нас будут ждать совершенно другие проблемы. Надеюсь, твои секреты того стоят, — сказал он с привычной ухмылкой, но в его голосе слышались напряжённые нотки — предупреждение, которое я не упустила.

Очередная загадка — и очередной клочок информации.

— Хорошо, что, хоть у тебя и превосходный слух, я обладаю превосходной способностью держать рот на замке.

Люсьен фыркнул, когда я взяла нож со стола и направилась к выходу, чтобы забрать лук из комнаты.

— Похоже, ты начинаешь мне нравиться… неплохо, как для убийцы.