Глава 25 — Прощания

Следующим утром я была готова к выписке. Сестра была так рада новостям, что поцеловала доктора в щеку. Поскольку на ней была форма «Хутерс» — обтягивающие оранжевые шорты и прозрачная белая майка с логотипом — доктор отчаянно покраснел и быстро вылетел из палаты. Анна привлекательно захохотала и помогла мне одеться, и расчесать мои спутавшиеся от лежания на кровати волосы.

Я наблюдала за дверьми, пока мы ждали разрешения отчаливать. Не знала, кого надеялась увидеть — Денни или Келлана. Последнего я больше не видела, но когда спросила сестрицу о нем, она лишь нахмурилась и сказала, что тот «поблизости». Я помнила, что парень просил не упоминать при мне, что он чуть ли не жил в больнице, и гадала, прознал ли он об утечке информации.

Я достаточно его ранила, чтобы он даже не хотел меня видеть, но не настолько, чтобы оставить меня одну. Понятия не имела, что это значило. Он говорил, что все еще любил меня, а я определенно любила его. Даже сейчас, после своей ошибки на парковке, после ужасного открытия Денни и драки, от которой я до сих пор периодически просыпалась ночами с криками, я любила его… и скучала. Но понимала его желание держаться подальше, чтобы наконец отпустить меня.

Пока мы ждали, пришла Дженни и села со мной на кровать, периодически поглаживая руку или заправляя волосы за ухо, открывая вид на мой пожелтевший синяк. Она поведала нам с Анной новости из бара и рассказала безумные случаи с клиентами. Девушка также начала говорить об Эване и Мэтте, сговорившихся против Гриффина, но умолкла, упомянув их имена. Не знала, потому ли, что думала, что я не хочу слышать о парнях, столь близких с Келом, или потому что он тоже принимал участие в истории. Мне не хватало храбрости спросить.

Анна захватила бразды беседы, как только было упомянуто имя Грифа, и под конец даже милая «делайте все, что пожелаете» Дженни была красного оттенка. Сестра хрипло смеялась, когда Денни вошел через дверь. Он помахал нам, а я удивилась его приходу посреди дня… и в повседневной одежде. Когда я спросила, не должен ли он быть на работе, парень пожал плечами и сказал, что взял выходной, чтобы помочь мне обустроиться. Он приподнял брови на мое выражение и сухо сказал:

— Что они сделают, уволят меня?

Я улыбнулась и поблагодарила его, и мы вчетвером завели дружную беседу, пока меня не выписали.

Двумя часами позже я смотрела на вид озера Юнион из двуспальной квартиры, которую удалось найти и приобрести сестре за один день. Конечно, наши апартаменты были крошечными. В кухне было место для плиты, холодильника и посудомойки, пластинка «Формики» над ней считалась столешницей. Две спальни находились в противоположных концах маленького коридора, и я улыбнулась, обнаружив, что у Анны был полноценный шкаф, когда мой был размером с половину ее. В моей комнате стоял футон и комод, а у сестры — матрас на низкой кровати и тумбочка. В ванной комнате был лишь душ, она уже полнилась косметическими продуктами Анны. Гостиная и обеденная комната были без перегородок, и покосившийся складной столик указывал, где мы будем есть. Остаток пространства был занят древним на вид оранжевым диваном и креслом, которое, я знала по собственному опыту, было самым комфортным креслом в мире. Мое сердце сжалось, когда я прошлась по нему ладонью. Он был Келлана… и это был единственный приличный предмет мебели, которым он владел. Денни с любопытством наблюдал за мной, а я провела пальцами по щекам, неоднократно сглотнула и села на отвратный оранжевый диван. Парень приготовил нам небольшой ланч из продуктов, которые купил для меня, Анна ушла на работу, а Дженни устроилась рядом со мной и мыла крошечный телевизор, запрятанный в углу. Я частично смотрела его, частично поедала сэндвич Денни и кидала взгляды на удобное кресло… в котором никто не сидел.

На следующей неделе, пока я приходила в себя и привыкала к новому дому, и причудливом присутствии своей сестры, все уже начали осваиваться со своей новой жизнью. Дженни приходила навестить меня после обеда, иногда с Кейт, и пыталась вывести меня из квартиры, чтобы вернуть на работу в «Пита». Я качала головой на оба предложения и оставалась в укрытии под теплыми одеялами на уже привычном отвратном диване.

Сестра направлялась на работу с намеками, что они искали еще одну девушку, а сестрам всегда дают огромные чаевые, что, естественно, заставляло меня покраснеть от мысли, что нужно будет надеть эти облегающие шорты. Затем она возвращалась к вечеру с неприлично большой пачкой наличных с этих чаевых… и иногда с руками Гриффина, буквально приклеившимися к ее абсурдно узкой форме. В такие ночи я жалела, что наша квартира не была чуть больше или не звуконепроницаемой.

Денни заезжал каждый день после работы. Поначалу удивлялась его внимательности ко мне, учитывая все, что я ему сделала. Но я замечала те эмоции, которые он не желал, чтобы я видела — напряжение вокруг его глаз, когда он смотрел на кресло Келлана, грусть в его чертах, когда он оглядывал мое тело, вину, которую он сглатывал, глядя на мой синяк.

Голос парня также выдавал расслабленность в его действиях. Он супился каждый раз, когда мы вспоминали нашу историю; я пыталась не слишком часто подымать эту тему. Денни ломался, ему приходилось сглатывать и начинать говорить заново, если мы вспоминали о той ночи, о драке; об этом я пыталась упоминать еще реже. И он наотрез отказывался говорить о Келлане, лишь что редко с ним виделся, но если доводилось, то обстановка была «сердечной». На самом деле, его голос теплел, а акцент усиливался лишь тогда, когда он беседовал о возвращении домой или новой работе и встрече с семьей.

Я была в равной степени рада и напугана такой перспективой, надвигающейся с каждым днем все ближе и ближе. Она приближалась с каждым его визитом. Чем лучше мне становилось, тем взволнованней ставал Денни из-за отъезда. К концу недели мы меньше говорили о «нас» и больше о его работе. Было не удивительно, когда парень предупредил, что поменял билеты на более ранние. Но все равно ужасно больно.

Несколькими днями позже я везла его в аэропорт на «Хонде», ожидая последнего прощания. Я прошла с ним через море праздничных туристов и сжала его руку, что, удивительно, но он позволил мне сделать; обычно Денни пытался держать на минимуме физический контакт со мной. Я подумала, что он тоже пытался запомнить наши последние минуты вместе.

Когда мы наконец дошли до нужных ворот, я замерла, и моя челюсть отпала от полного шока. Келлан сидел на стуле и глядел на свой гипс, полностью покрытый рисунками и надписями. Он поднял глаза при нашем приближении, и мое сердцебиение ускорилось. Парень выглядел лучше, чем в нашу последнюю встречу в больнице, лишь голубоватый синяк у глаза и пару розоватых царапин омрачали его совершенство или, возможно, усиливали его. Как бы там ни было… Кел был прекрасен.

Он встал, когда Денни медленно подошел к нему. Тот рефлекторно вцепился в мою руку на секунду, а затем отпустил ее. Я пыталась подстроиться под медленный шаг парня, мои глаза не отрывались от лица Келлана.

Тем не менее, его синие глаза были сосредоточены лишь на Денни. Казалось, он намеренно избегал взглядов в мою сторону. Я не знала, делал ли он это в интересах Денни… или своих.

Он протянул руку парню в знак дружбы. Его глаза изучали лицо Денни, пока тот рассматривал предложенную ладонь. С тихим вздохом, который раздался эхом в моей голове сквозь шумный зал, он крепко пожал руку другу. Уголки губ Кела приподнялись и он быстро кивнул.

— Денни… чувак, я… — он не договорил, переводя взгляд на их руки.

Денни отпустил его и уперся руками в бока.

— Да… знаю, Келлан. Это не значит, что мы в порядке… но я знаю. — Его голос был напряженным, акцент ярким; мои глаза наполнились слезами, наблюдая за когда-то близкими друзьями, которые не могли даже найти слов, чтобы поговорить.

— Если тебе когда-нибудь что-то понадобится… я… я буду здесь. — Глаза Кела увлажнились, но оставались сосредоточенными на лице Денни.

Тот кивнул и сжал челюсть. Несколько эмоций отразилось на его чертах, прежде чем он вздохнул и отвернулся.

— Ты достаточно сделал.

Мое сердце больно сжалось от бесконечных способов интерпретировать одно это предложение. Единой строчкой Денни суммировал практически все, что произошло между ними — хорошее и плохое. Это разрывало мне сердце и согревало в то же время.

Я почувствовала, как слеза скатывается по моей щеке, но я так внимательно следила за Келом, что ничего с ней не сделала. Была уверена, что он сорвется. Что он начнет рыдать и молить Денни о прощении на руках и коленях, если придется. Но затем легкая улыбка коснулась его губ, и он с трудом сглотнул, подавив слезы, накатывающиеся на глаза. Видимо, Келлан решил акцентировать внимание на хорошем в этом предложении, а на остальное закрыть глаза.

Он по-доброму похлопал Денни по плечу.

— Береги себя… приятель.

Он сказал это с теплом, без следа акцента; он был одним из немногих людей, которые никогда не пытались звучать как Денни. В его случае это казалось проявлением уважения.

Денни, похоже, тоже это понимал, и хоть без особого чувства уважения, он тоже похлопал его по плечу.

— Ты тоже… приятель.

Затем Келлан быстро обнял его и отошел от нас. Желание потянутся и схватить его футболку, заставить посмотреть на меня, поговорить, было так велико… но я не могла устроить с ним сцену, при этом прощаясь с Денни, не после всего, через что ему пришлось пройти. Потому я сжала кулаки, чтобы остановить пронизывающее, страстное желание, и молчаливо наблюдала за его уходом. Когда толпа уже практически поглотила его, он оглянулся на нас. Наши взгляды наконец встретились, мое тело пронзила настоящая боль за эту секундную связь. Я наблюдала, как у него раскрылся рот, и на его лице отразилась боль. Знала, что он чувствовал ту же агонию. Он хотел меня… все еще хотел, но я слишком сильно ранила его.

Его руки поднялись к переносице, и он развернулся, толпа мгновенно скрыла все признаки его присутствия. Я закрыла глаза, а когда открыла их, Денни наблюдал за мной с таким выражением, будто он наконец что-то понял. Не знала, что он заметил в этом истерзанном взгляде. Покачав головой и внезапно выразив сочувствие, он приобнял меня за плечи и прижал к себе чуть ли не в знак утешения. Я положила голову ему на плечо, и он повернулся к окнам, чтобы посмотреть на свой самолет, блестящий под солнцем

— Я буду скучать по тебе, Денни, — наконец прошептала я, когда снова смогла говорить. Его рука сжала меня крепче.

— Я тоже буду скучать, Кира. Даже ни смотря на все, я все равно буду скучать. — Он умолк, затем прошептал. — Как думаешь…? — Я подняла голову, когда он посмотрел на меня. — Как думаешь, если бы я не соглашался на работу в Таксоне, вы бы с Келом никогда не…? — Он опустил взгляд в пол и свел брови. — Это я подтолкнул тебя к нему?

Я покачала головой и вновь положила ее ему на плечо.

— Не знаю, Денни, но думаю, так или иначе, мы бы с Келланом… — Я подняла на него глаза. Не могла закончить предложение, не напрямую с ним, не когда его темные карие глаза смотрели на меня с такой болью.

— Знаешь, я всегда буду тебя любить, — сдавленно произнес он.

Я кивнула и сглотнула.

— А я всегда буду любить тебя… всегда.

Парень нежно улыбнулся и заправил прядь волос мне за ухо, его пальцы поглаживали мою щеку. С вечным сомнением во взгляде, он наконец наклонился и одарил меня ласковым поцелуем в губы. Он длился дольше, чем дружеский, меньше, чем романтический. Где-то посредине, точно как мы. Когда он отодвинулся, то быстро поцеловал мой синяк, прежде чем я вновь положила голову ему на плечо. Я сжала его свободную руку, пока второй он прижимал меня к себе, и мы ждали. Ждали, когда объявят его посадку. Ждали нашего расставания навеки. Ждали нашей глубокой, но сломленной связи, подтвержденной физическим расставанием.

В конце концов это случилось и, со вздохом, Денни отодвинулся от меня. Схватив свои сумки с пола, которые он уронил, когда Кел жал ему руку, он на прощание поцеловал меня в макушку. Я вцепилась в его руку и держалась за нее до последней секунды. Кончики наших пальцев прочувствовали наше последние касание друг к другу. Я ощущала, как что-то покидало меня, когда наш контакт разорвался. Нечто теплое и безопасное, мгновение моей жизни, что-то, что было для меня всем. Парень посмотрел на мои увлажнившиеся глаза и исчез за углом. Я зала, чтобы эти глубокие карие глаза и очаровательная глупая улыбка навсегда были для меня потеряны. Мое тело затряслось. Я почувствовала, как оно падает. Почувствовала, как подкосились ноги, а в голове потемнело. Мои колени стукнулись об пол с гулким звуком, от которого, как мне казалось, содрогнулись сидения впереди. Я ждала, пока моя чувствительная голова с болью ударится об эти сидения, но тут меня обхватили теплые руки.

Первым я узнала запах, безошибочно прекрасный аромат кожи, земли и мужчины, которым был Келлан Кайл. Не знала, как он оказался рядом, и не могла рассмотреть его, все перед глазами расплывалось. Но я чувствовала его и знала, что это его руки держат меня.

Он осторожно опустил мою голову себе на колени и устроился со мной на полу. Одна рука поглаживала мне спину, вторая придерживала лицо, чтобы убедиться, что я в порядке.

— Кира? — его голос казался далеким, хоть я знала, что он совсем рядом.

В голове начало проясняться, в поле моего зрения попали его потертые джинсы. Я слабо подняла голову и попыталась понять, что происходит. Его взгляд смягчился, рука поглаживала мою спину, пока другая с любовью поглаживала мое лицо. Я мгновенно поняла, что упала в обморок, а он наблюдал за мной, всегда наблюдал и спасал от мировой боли. Затем я вспомнила наше расставание, боль и всепоглощающую грусть из-за отлета Денни. Я села и кинулась в его руки, оседлав колени парня на полу и путаясь в его волосах, не желая отпускать. Он окаменел и вздрогнул, будто я ранила его, но в конце концов обнял мою спину и крепко прижал к себе, слабо покачивая нас и шепча, что все будет хорошо.

Рев двигателя самолета привлек наше внимание обратно к боли наших разумов, и мы оба повернулись к окну, наблюдая за разгоном огромного самолета. Мы ничего не произносили, слезы катились по моему лицу и тихие всхлипы срывались с губ. Кел продолжал поглаживать мою спину и прижался ко мне головой, периодически касаясь губами моих волос. Я яростно вцепилась в него, и когда самолет исчез из поля зрения, уронила голову ему на плечо и беспощадно зарыдала.

Парень позволил мне держаться за него, пока боль не стихла. Пока я икала и пыталась восстановить дыхание, он нежно, но твердо оттащил меня со своих колен. Я пыталась задержаться, стыдливо вцепившись в его одежду, но Кел был настойчив и, в итоге, освободился из-под меня и встал. Его лицо выражало решимость. Мне пришлось опустить взгляд. Уставиться в пол. На короткое мгновение я думала, что мы воссоединились в своем горе, но, должны быть, я ошибалась. Не было похоже, чтобы он принимал меня обратно. Келлан выглядел так, будто собирался вновь попрощаться. Я не хотела этого слышать. Рука потянулась и ласково коснулась моей макушки, пока я смотрела на свои колени на полу. Я осторожно подняла взгляд на поразительно идеальное, израненное лицо парня. Слабая улыбка играла на его устах, а глаза слегка потеплели, хоть их не покидала печаль.

— Ты можешь вести машину? — тихо спросил он.

Горе грозилось вновь сломать меня от мысли о возвращении домой и сидении в одиночестве. Я хотела сказать ему, что нет, я нуждалась в нем, хотела остаться с ним, нам нужно было найти подход друг к другу, забыть о моей ошибке. Но не могла. Я кивнула и приготовилась к тому, чтобы всегда меня пугало… одиночеству.

Келлан кивнул и протянул руку, чтобы помочь мне встать. Я взяла ее и крепко вцепилась, когда он поднял меня. Я споткнулась и положила ладонь ему на грудь, чтобы найти равновесие. Почувствовала перевязку под своими пальцами, и парень дернулся от боли. Моя рука покоилась на его прессе, а не на ребрах, потому не знала, почему ему было больно. Может, его раны были хуже, чем я предполагала. Может, он просто не хотел, чтобы я его касалась. Кел убрал мою руку, но продолжал держаться за пальцы. Мы посмотрели друг на друга, сомкнув руки и стоя близко, но между нами пролегала практически непреодолимая дыра. Я выбрала его, а затем бросила. Как он мог меня когда-либо простить?

— Мне жаль, Келлан… я была неправа. — Больше я объяснять не стала. Не могла, мое горло сжалось, и говорить было невозможно.

Его глаза увлажнились, и он кивнул. Понял ли он, что я имела в виду? Что я была неправа, оставив его… а не в том, что влюбилась. Не могла объяснить, а он и не спрашивал. Парень склонил ко мне голову, и я инстинктивно подняла подбородок. Наши губы встретились посредине – мягкие и страстные, отдаляющиеся до того, как полностью могли бы успеть погрузиться друг в друга. Десятки крошечных, голодных, коротких поцелуев, увеличивающих мое сердцебиение.

Наконец он заставил себя остановиться и отпрянул прежде, пока не стало слишком поздно, и мы оба не окунулись в сексуальное напряжение, всегда существующее между нами. Он опустил мою руку и сделал неуверенный шаг назад.

— Мне тоже жаль, Кира. Еще… увидимся.

Затем он повернулся и оставил меня, бездыханную, с кружащейся головой от недоумения и горя, и… одиночества. Его слова отдавались в моих ушах, и я была на сто процентов уверена, что он не говорил всерьез. Я была уверена, что видела Келлана Кайла в последний раз.

Каким-то образом добралась домой. Как-то удалось не сорваться за рулем и не врезаться кому-то в зад из-за своего размытого зрения. Нет, я оставила все слезы для сердцеобразной подушки, которую где-то достала для меня сестра. Я промочила ее, а затем впала в милостивый сон.

Мой мир казался немного легче, когда я проснулась на следующий день. Может, потому, что голове было лучше, а синяк менял цвет, показывая, что мое тело исцелялось. Или, может, из-за прощального расставания с Денни, из-за которого мне больше не нужно было нервничать. Это было пройденным этапом… мы были пройденным этапом… и хоть эти слова ранили мое сердце, я была в порядке. Помывшись и одевшись, я почувствовала облегчение, осмотрев свой избитый череп, я гадала, какой поворот дальше примет моя жизнь. Мне определенно нужно было найти работу. И нагнать учебу. Пока я выздоравливала, настали зимние каникулы, но пару звонков от моего врача и мне, и мы с Денни добились отсрочки в занятиях, по которым я отставала. И если я погружусь в учебу, то смогу нагнать остальных до следующего семестра.

Я сжала челюсть и решила, что этим и займусь. Я, может, и потеряла работу, парня и любовь, но если всерьез сосредоточиться, я могла бы удержать свою бесценную стипендию. И если я это сделаю… возможно, только возможно, мое сердце начнет заживать так же медленно и уверенно, как голова. Двумя днями позже меня набрал Денни, как раз перед тем, как мы с сестрой собрались лететь домой на Рождество. У родителей были билеты на меня и Денни, но они поменяли последний на Анну, и казались искренне озабоченными, когда я рассказала, что у нас с ним все кончено. Они также два часа промывали мне мозги вопросом, когда я вернусь в Огайо.

Парень поведал мне о своей новой роботе и будущих планах со своей семьей. Он казался счастливым, и его хорошее настроение подняло мое. Конечно, его колос дрогнул, когда он пожелал мне «Счастливого Рождества», за которым последовало мгновенное «Люблю тебя». Оно слетело с его языка без задумки, и между нами воцарилось молчание, пока я гадала, что ответить. В итоге, я сказала, что тоже его люблю. И это было правдой, между нами навсегда останется определенный уровень любви. На следующий день мы с сестрой приготовились к поездке домой на праздники. Она талантливо закрасила легкую желтизну моего синяка косметикой и поклялась, что не упомянет о несчастном случае при маме с папой; они бы никогда не позволили мне вернуться в Сиэтл.

Прежде чем я покинула спальню, я в сотый раз перекопала свой комод, разыскивая подаренное Келланом украшение. Каждый день мне хотелось его носить, носить с собой кусочек него, поскольку парня я давно не видела. Но я не могла его найти еще с той ночи, как он мне его отдал. Часть меня боялась, что оно было потеряно или украдено во время всей суматохи. Часть меня боялась, что Кел решил забрать его. Это было бы худшим сценарием. Будто он забрал с собой свое сердце. Я все еще не могла его найти, и мне пришлось покинуть город без символического представления о нем… и это меня глубоко ранило.

Дома с семьей было странно. Они тепло нас встретили, на меня нахлынули детские воспоминания, но я больше не чувствовала себя здесь как «дома». Будто я была в гостях у лучших друзей или у тети. Где-то в уютном и знакомом месте, но все равно немного чужом. Здесь царила детская атмосфера безопасности, но мне не хотелось остаться и окунуться в это чувство. Я хотела быть дома… у себя дома. Мы остались еще на пару дней после праздников, а затем мы с сестрой, еще более нетерпеливой, чем я, слезно попрощались с родителями и поехали в аэропорт. Мама была в соплях, провожая двух своих девочек, и я моментально почувствовала вину, что мое сердце пришвартовалось так далеко от них. Убедила себя, что просто безнадежно влюбилась в город… но крошечная часть моего мозга, которую я намеренно игнорировала, знала, что не в том дело. Место было всего лишь местом. Не город ускорял мое сердцебиение и учащал дыхание. Не город сводил меня с ума и заставлял всхлипывать по ночам.

После моей безумной попытки нагнать учебу на каникулах и наблюдениям с черной завистью, как моя сестра крадется на Новый год на особое выступление «Ди-Бэгз», из-за чего мое сердце сжало узлом. Я сосредоточилась на второй самой главной вещи, с которой мне нужно было разобраться – работой. Закончилось все предложением для официантки в популярном маленьком кафе на площади Пионеров, где работала соседка Дженни — Рейчел. Заведение было известно своей круглосуточностью, что привлекало большинство студентов. В мой первый день кафе полнилось людьми, но Рейчел радостно помогла мне освоиться. Девушка была интересной семью азиатки и латиноамериканки с карамельной кожей и кофейным цветом волос, и улыбкой, очаровавшей не одного парня из братства на приличные чаевые. Она была такой же милой, как и Дженни, и такой же тихой, как я. Она не спрашивала о моих ранениях, хоть наверняка знала всю историю нашего ужасного любовного треугольника (будучи соседкой Дженни), но ни разу не прокомментировала мой роман. Ее молчание успокаивало.

Я легко влилась в новый рабочий коллектив. Наряду с чудесными менеджерами и веселыми поварами, тут давали щедрые чаевые, остальные официантки были приятными, а постоянные посетители – терпеливыми. Довольно быстро я стала чувствовать себя комфортно в новом доме. Естественно, тоска за «Питом» была невероятной. Я скучала по запаху бара. По Скотту на кухне, хоть мы с ним не проводили много времени вместе. По разговорам и смеху с Дженни и Кейт. По танцам под музыку из автомата. Даже по пошлой Рите и ее бесконечным историям, вызывающим у меня румянец по всему телу. Но, конечно же, больше всего я скучала по развлечению. Я часто видела Гриффина, когда он заходил «поразвлекать» мою сестру. Если честно, я видела его чаще, чем когда-либо хотела. На самом деле, теперь я знаю, что у него есть пирсинг в месте, через который любой другой парень никогда бы по своей воле не попросил продеть иголку. После этой нагой встречи в коридоре я подумывала вырвать себе глаза.

Иногда вместе с ним заезжал Мэтт, и мы тихо общались. Я спрашивала, как дела у группы, а он заводил беседу об инструментах и песнях, мелодиях и концертах, которые проходили очень хорошо, и о нескольких местах, где ему удалось договориться за шоу, и так далее, и тому подобное. Не совсем то, о чем мне хотелось услышать, но я кивала и вежливо слушала, наблюдая за блеском его светлых глаз, пока он говорил о любви всей своей жизни. Я обрадовалась нашему разговору, что Келлан не покинул Сиэтл; если бы их маленькая группа распалась, Мэтт был бы уничтожен. Он действительно верил, что, когда-нибудь, они станут знаменитыми. Вспоминая их выступления с болью в сердце, я была с ним согласна. Учитывая, что Келлан был их фронтменом… их вполне мог ждать успех. Иногда Мэтт и Келлан обсуждали Кела, но останавливались, стоило мне зайти в комнату. Один из таких разговора оставил в моем животе ледяную яму. Я тихо приоткрыла входную дверь и услышала, что они беседуют на кухне. Тихий голос парня заканчивал говорить:

— … прямо на сердце. Романтично, да?

— Что романтично? — пробурчала я, заходя к ним и думая, что ребята обсуждали Грифа, хоть и не могла представить, чтобы он сделал что-то «романтичное». Я взяла стакан и начала наполнять его водой, когда заметила неловкое молчание в помещении. Сделав паузу, я отметила, как сестра смотрит в пол и закусывает губу, а Мэтт пялится в гостиную, будто хотел оказаться там. Тут-то я и поняла, что они говорили не о Гриффине. А о Келлане.

— Что романтично? — автоматически повторила я, хоть мой желудок сжался. Он уже забыл обо мне?

Анна и Мэтт быстро переглянулись, прежде чем одновременно ответить: «Ничего». Я поставила стакан и вышла из кухни. Какой бы романтический жест он не сделал, я все равно не хотела это слышать. Не хотела думать, с кем он теперь был, с кем «встречался».

Чего бы романтического он не сделал для девушки — какой-то, не для меня — мне не хотелось об этом слышать. Удивительно, но в университете я наткнулась на Эвана. Кроме работы, я ходила только на учебу. Каждое свободное мгновение проводила там, учась и, если честно, занимая мысли, чтобы остановить грызущую боль в моем сердце. Я выходила из мощного кирпичного здания, окунувшись в грустные мысли, когда чуть не врезалась в него. Его теплые карие глаза расширились и засияли в то же время, а затем он поднял меня в медвежьих объятиях, и я захихикала, когда он отпустил.

Судя по всему, парень не любил, когда на него смотрели. Эвану нравилось тусоваться близь университета, даже заставил Кела пойти с ним на тур для первокурсников раз с десять пару лет назад. С легкой ухмылкой, он признался, что был влюблен в девушку-гида. Меня пронзило удивление, когда я поняла, что поэтому Кел так хорошо знал кампус. Он определенно бывал здесь с девушками, но большую часть своих знаний он получил от того же тура, на который я его потащила.

Эта мысль вызвала у меня слезы, и счастливое лицо Эвана сменилось на тревожное.

— Ты в порядке, Кира?

Я попыталась кивнуть, но от этого глаза только больше увлажнились. Парень вздохнул и притянул меня для очередных объятий.

— Он скучает, — прошептал он. Я вздрогнула и отодвинулась. Эван пожал плечами. — Делает вид, что это не так… но я-то вижу. Он не Келлан, а сердитый парень, который пишет много песен, огрызается и много пьет, и… — он умолк и наклонил голову. — Ладно, ну, может, это все еще похоже на Кела. — Он улыбнулся, и я выдавила смешок. — Но он правда скучает по тебе. Ты должна увидеть, что он… — парень снова замолчал и прикусил губу. — В любом случае, просто знай, он тебя не забыл.

По моей щеке скатилась слеза, пока я гадала, так ли это или Эван просто пытался поднять мне настроение. Он аккуратно смахнул слезинку.

— Прости, может, мне не стоило ничего говорить.

Я покачала головой и сглотнула.

— Нет, все нормально. Никто не говорит о нем при мне, будто я хрустальная. Приятно знать о нем новости. Я тоже скучаю.

Парень склонил голову, его карие глаза стали непривычно серьезными.

— Он сказал мне, как сильно тебя любил. Как много ты для него значила. — Еще одна слеза грозилась упасть, но я вытерла веко, чтобы остановить ее. Его лицо покраснело, и я шмыгнула. — В ту ночь… когда я… застукал вас. Я на самом деле ничего не видел, — быстро добавил он. На моих щеках тоже загорелся румянец, и он на мгновение уставился в асфальт. — Когда-то Кел рассказывал мне о своем детстве… и грубости родителей. — Я уставилась на парня с отпавшей челюстью. У меня создалось впечатление, что он ни с кем это не обсуждал. Эван, кажется, это понял и сухо улыбнулся. — Так и думал, что он тебе рассказал. В моем случае… он был очень пьян. Не думаю, что он даже помнит об этом. Это случилось сразу после их смерти… когда он увидел дом. — Эван приподнял бровь. — Ты же знаешь, что это не его родной дом, так?

Я нахмурилась и покачала головой. Парень шмыгнул.

— Да, мы играли в барах в ЛА, как только спелись с Мэттом и Гриффином, и у нас все хорошо получалось, мы стали там известными. Затем… ну, я все еще помню тот день, когда позвонила его тетя и сказала, что обоих убили. Кел бросил все и в ту же ночь приехал сюда. Мы, естественно, поехали за ним.

Парень опустил взгляд и покачал головой.

— Не думаю, что он когда-либо понимал, почему мы это сделали, почему переехали вместе с ним. До него не доходило, что мы в него верили, и любили, как семья. Наверное, до сих пор не доходит. Думаю, поэтому он считал, что может сбежать из города, не сказав нам. — Он вновь покачал головой. — Келлан думал, что нам наплевать, мы просто его заменим. — Я съежилась от мысли, что Кел собирался кинуть их из-за меня, и была удивлена, что он считал, что ему так легко найти замену. Это казалось так неправильно по отношению к нему. После минуты молчания, Эван вновь посмотрел на меня и поднял брови.

— Конечно, его версия семьи немного… искаженная. — Я кивнула и вновь подумала, насколько запутанной была версия Кела о любви большую часть его жизни. Эван прочистил горло и продолжил. — В любом случае, они оставили ему все свое имущество. Он был очень этому удивлен, но еще удивительней было, когда он увидел дом… и обнаружил, что они переехали.

Эван осмотрел кампус, его глаза выражали грусть к другу.

— Они даже не позаботились рассказать сыну, что продали дом, где он рос. Они переехали в другую часть города. А затем… он узнал, что родители избавились от всех его вещей. Совсем всех, от Кела в доме не осталось и следа, даже фотографии. Думаю, поэтому он избавился от всех их вещей.

Мое дыхание перехватило, когда я поняла, почему дом Келлана был таким пустым, когда мы въехали. Дело не в том, что ему плевать на декорации, хотя это тоже правда. Дело в том, что он унаследовал совершенно чужой дом, а затем, из гнева и обиды, выкинул все вещи своих родных. Не оставил и следа в своей жизни, ничьего, пока не появилась я и не поставила свой. Его бесконечная боль заставляла мое сердце громко биться в груди, сочувствуя ему.

Эван снова шмыгнул и посмотрел на меня, по моей щеке скатилась еще одна слеза, поскольку я была слишком пораженная его откровением, чтобы смахнуть ее.

— Они были настоящими ублюдками, но… их смерть все еще влияет на него. Когда он был пьян, то рассказал, что они с ним делали. Некоторые из историй… — Эван закрыл глаза и покачал головой, его тело сотрясла легкая дрожь. Я тоже закрыла глаза и вспомнила весь разговор с Келланом о его детстве. Он никогда не вдавался в детали, делился лишь малой частью того, что делал с ним отец. По выражению Эвана я догадалась, что он знал жуткие подробности, и они его сильно впечатлили. Я была одновременно рада своему незнанию, но гадала, какими же были эти детали.

Когда он приоткрыл глаза, они сияли состраданием к другу.

— Он рос без особой любви. Думаю, поэтому он так много спал с другими. Знаю, звучит странно, но… парень всегда казался немного другим, когда дело доходило до женщины. — Он свел брови, сам того не зная, но правильно анализируя своего приятеля. — Он не просто кабель, как Гриффин. Келлан был почти… в отчаянии, чтобы соединиться с кем-то. Будто он сильно хотел кого-то любить… но не знал как.

Он пожал плечами и рассмеялся.

— Это странно, я понимаю. Из меня тот еще психолог. В любом случае, думаю, это он и увидел в тебе… почему рисковал. Кажется, я понимаю, что ты значила для него. — Он положил руки мне на плечи. — Что значишь.

Я подняла ладонь ко рту и сдержала крик горя. Была уверена — Эван знал не все о взрослении Келлана, но понимал гораздо больше, чем думал. Он грустно улыбнулся на мою реакцию и вновь пожал плечами.

— Я не хочу тебя ранить. Просто хотел, чтобы ты знала, он все еще думает о тебе.

Со стекающими со щек слезами мы попрощались, и он ушел. Я не могла сказать Эвану, что хоть я что-то и значила для Келлана и, может, он все еще думал обо мне… я также знала от Мэтта, что он пытался сойтись с другими девушками. Мне нравилось думать, что ему было трудно, что он заставлял себя это делать, но у Кела были все права, чтобы попытаться забыть меня. Я слишком сильно его ранила. Но не могла упомянуть это при Эване. Об этой части жизни Келлана я не хотела говорить… ни с кем.

И хоть я скучала по своим «Ди-Бэгз», меня радовало, что вижу я их не часто. Мне тоже было больно. И, конечно, тот, кого я действительно хотела увидеть, оставался так далеко, как только мог… и я позволяла ему, хоть это меня и убивало.