Глава 4

Майлз

Шесть лет назад

Папа: «Где ты?»

Я: «У Йена.»

Папа: «Нужно поговорить.»

Я: «Это не подождет до завтра? Я буду поздно.»

Папа: «Нет. Ты мне нужен дома. Я жду тебя еще с окончания уроков.»

Я: «Ладно, уже иду.»

Данный разговор и привел к этому моменту. Я сижу перед папой на диване. Он что-то говорит, но мне слишком наплевать.

— Я бы рассказал тебе раньше, Майлз. Просто я…

— Чувствовал себя виноватым? — перебиваю я. — Словно делаешь что-то неправильное?

Он встречается со мной взглядом, и меня начинает грызть совесть, но я подавляю это чувство и продолжаю:

— Она мертва меньше года.

Как только слова срываются с языка, меня начинает тошнить.

Ему не нравится, когда его осуждают, особенно я. Папа привык, что я поддерживаю его решения. Черт, даже я к этому привык. До этого момента я всегда считал, что он умеет их принимать.

— Слушай, я понимаю, с этим трудно смириться, но мне нужна твоя помощь. Ты даже представить не можешь, как трудно мне было жить дальше, когда она умерла.

— Трудно? — Я встаю. Повышаю голос. Веду себя так, будто, по какой-то причине, мне не все равно, хоть это ложь. Плевать я хотел, что он снова с кем-то встречается. Он может спать, с кем захочет.

Наверное, единственная причина, по которой я так себя веду, это потому что она не может. Тяжело отстаивать свой брак, когда ты мертва. Я делаю это за нее.

— Очевидно, что тебе это совсем не трудно, папа.

Я отхожу в противоположную часть гостиной.

Иду обратно.

Дом слишком маленький, чтобы вместить мое раздражение и разочарование.

Снова смотрю на него, осознавая, что дело не в том, что он с кем-то встречается. Мне ненавистно выражение в его глазах, когда он говорит об этой женщине. Я никогда не видел, чтобы он смотрел так на мою мать; кем бы она ни была, это не мимолетное увлечение. Эта женщина вот-вот проскользнет в наши жизни, впутываясь в наши с папой отношения, как ядовитый плющ. Теперь это буду я, папа и Лиза. Это неправильно, учитывая, что в доме все еще чувствуется мамино присутствие.

Он сидит со сложенными перед собой руками и смотрит в пол.

— Я не знаю, к чему это приведет, но хочу попробовать. Лиза делает меня счастливым. Иногда это единственный способ… двигаться дальше.

Я открываю рот, но мою речь перебивает дверной звонок. Он поднимает на меня взгляд, неуверенно вставая. Папа будто уменьшился в росте. Уже не такой герой.

— Я не прошу тебя полюбить ее или проводить с ней время. Просто будь вежливым. — Его глаза молят меня, и я чувствую себя виноватым за свое упрямство.

Киваю.

— Хорошо, пап. Ты же знаешь, по-другому и не могло быть.

Он обнимает меня, и мне от этого хорошо и плохо. Мне не кажется, будто я обнял мужчину, которого боготворил на протяжении семнадцати лет. Скорее, своего сверстника.

Отец просит меня открыть дверь, пока он будет заканчивать с приготовлениями к ужину на кухне. Я закрываю глаза и даю маме знать, что хоть я и буду вежливым с Лизой, она всегда для меня будет просто Лизой, что бы ни случилось между ней и папой. Затем открываю дверь.

— Майлз?

Я смотрю ей в лицо, полной противоположности маминого. Это приятно. Она гораздо ниже и не такая красивая. В ней нет ничего, что можно было бы сравнить с мамой, так что я даже не пытаюсь. Принимаю ее за ту, кем она является: нашим гостем.

Я киваю и открываю дверь шире.

— Вы, должно быть, Лиза. Приятно познакомиться. — Я указываю себе за спину. — Папа на кухне.

Она наклоняется и обнимает меня — что становится неловко, когда у меня уходит пару секунд на ответный жест.

Мой взгляд встречается со взглядом девочки позади нее.

Ее взгляд встречается с моим.

Ты

влюбишься

в

меня,

Рейчел.

«Майлз?» — разбито шепчет она.

Ее голос похож на мамин, только грустный.

Лиза переводит взгляд с нее на меня. «Вы знакомы?»

Рейчел не кивает.

Я тоже.

Наше разочарование стекает на пол и смешивается с лужей преждевременных слез у наших ног.

«Он, э-э… он…»

Рейчел сбивается, потому я помогаю ей закончить предложение: «Мы вместе ходим в школу», — выпаливаю я. И тут же жалею, так как, на самом деле, хочу сказать: «Рейчел следующая, в кого я влюблюсь».

Но я не могу, ведь то, что произойдет дальше, очевидно. Рейчел не следующая, в кого я влюблюсь; она, скорее всего, моя новая сводная сестра.

Уже второй раз за вечер меня начинает тошнить.

Лиза улыбается и хлопает в ладоши. «Замечательно! Я так рада!»

В комнату заходит папа. Он обнимает женщину и здоровается с ее дочкой, говоря, что рад снова ее видеть.

Папа уже знаком с Рейчел.

А она — с ним.

Папа новый парень Лизы.

И он часто бывает в Фениксе.

И бывал там еще до смерти мамы.

Мой отец — ублюдок.

«Рейчел и Майлз уже знакомы», — говорит Лиза отцу.

Он улыбается от облегчения. «Отлично, отлично». — Повторяет он дважды, будто от этого станет лучше.

Нет.

Все очень плохо.

«Это делает сегодняшний вечер менее неловким», — говорит он со смешком.

Я смотрю на Рейчел.

Рейчел смотрит на меня.

«Я не могу в тебя влюбиться, Рейчел».

У нее грустные глаза.

Но мои мысли еще грустнее.

«И ты не можешь влюбиться в меня».

Она медленно заходит внутрь, избегая моего взгляда и опуская голову все ниже с каждым шагом.

Это самые грустные шаги, которые я видел.

Я закрываю дверь.

Это самая грустная дверь, которую мне приходилось закрывать.

Глава 5

Тейт

— Ты свободна на День благодарения? — спрашивает мама.

Я прикладываю телефон к другому уху и достаю ключи из сумочки.

— Да, но не на Рождество. Теперь я работаю по выходным.

— Хорошо. Передай Корбину, что мы еще не умерли, если у него когда-нибудь появится желание нам позвонить.

Я смеюсь.

— Передам. Люблю тебя!

Я завершаю вызов и кладу сотовый в карман своей больничной формы. У меня пока неполный рабочий день, но это первый шаг к достижению цели. Сегодня была моя последняя тренировка перед началом вечерних обходов.

Мне нравится эта работа, и я была искренне поражена, когда меня взяли после первого же интервью. К тому же, она подходит моему учебному расписанию. По будним я в университете, отрабатываю больничные или учебные часы, а на выходных работаю во вторую смену в больнице. Пока что все идеально.

Сан-Франциско мне тоже очень нравится. Знаю, прошло всего две недели, но я уже могу представить, как останусь здесь после выпускного следующей весной. Обратно в Сан-Диего меня не тянет.

Удивительно, но мы с Корбином ужились, хоть его чаще нет, чем есть; быть может, дело в этом.

Я улыбаюсь, чувствуя, что наконец нашла свое место, и открываю дверь в квартиру. Улыбка улетучивается в ту же секунду, как я встречаюсь взглядом с тремя парнями, из которых узнаю лишь двоих. На кухне стоит Майлз, а на диване сидит тот женатый придурок из лифта.

Какого черта здесь делает Майлз?

Какого черта здесь делает любой из них?!

Я сердито на него смотрю, скидывая обувь и роняя сумочку на стол. Корбин возвращается только через два дня, и я надеялась на тихий и спокойный вечер, чтобы позаниматься.

— Сегодня четверг, — говорит Майлз, увидев мое недовольное лицо, будто день недели что-то объясняет. Он наблюдает за мной, стоя на кухне. И видит, что я отнюдь не рада встрече.

— Отлично подмечено, — отвечаю я. — А завтра пятница. — Поворачиваюсь к остальным парням на диване Корбина. — И что вы забыли у меня в квартире?

Светловолосый высокий парень мгновенно встает и подходит ко мне, протягивая руку.

— Тейт? Я Йен. Мы с Майлзом росли вместе. Я друг твоего брата. — Он указывает на парня из лифта. — Это Диллон.

Тот кивает, но не спешит объясняться. Ему и не нужно. Его самодовольная улыбка говорит сама за себя.

Майлз возвращается в гостиную и показывает на телевизор.

— Мы часто так собираемся по четвергам, если не работаем. Сегодня игра.

Мне плевать на их обычаи. У меня уроки.

— Корбина даже нет дома! Вы не можете посмотреть телевизор у себя в квартире? Мне нужно учиться.

Парень вручает Диллону пиво и переводит взгляд на меня.

— У меня нет кабельного. — «Ну естественно». — А жена Диллона против наших посиделок. — «Еще бы».

Я закатываю глаза и иду в спальню, ненамеренно хлопая дверью.

Переодеваю форму на джинсы. Хватаю футболку, в которой спала вчера, и натягиваю на голову, когда кто-то стучится ко мне. Я открываю дверь так же театрально, как и закрыла.

Какой же Майлз высокий!

До сегодня я этого не осознавала, но теперь, когда он стоял в моем дверном проеме — заполняя его — парень казался очень высоким. Если бы он обнял меня, мое ухо было бы на уровне его сердца. А щека Майлза уютно устроилась бы на моей макушке.

Если бы он поцеловал меня, мне бы пришлось поднять голову, но я не против, ведь тогда бы он обхватил меня за талию и прижал к себе, дабы наши губы сошлись, как кусочки пазла. Только они бы не подошли, так как явно не были кусочками одного пазла.

Что-то странное происходит у меня в груди. Словно порхание. Мне оно сразу не нравится, так как это может значить только одно. Что моему телу очень нравится Майлз.

Остается надеяться, что хотя бы мозг меня не подведет.

— Если тебе нужна тишина, можешь пойти ко мне, — говорит он.

Я кривлюсь, мой живот сворачивается в узел от его слов. Меня не должна радовать возможность побывать в его квартире.

— Мы, наверное, просидим здесь еще часа два, — добавляет парень.

В его голосе слышится легчайшее раскаяние. Скорее всего, понадобилась бы поисковая группа, чтобы его обнаружить, но оно где-то там, захоронено под слоями ханжества.

Я быстро и уступчиво вздыхаю. Веду себя, как настоящая стерва! Это даже не моя квартира. Это их регулярный обычай, и кто я такая, чтобы думать, что могу просто въехать и положить этому конец?

— Я просто устала. Все нормально. Прости, если была грубой с твоими друзьями.

— Другом, — уточняет он. — Диллон мне не друг.

Я не спрашиваю, что это значит. Майлз оглядывается на гостиную, затем снова поворачивается ко мне. Опирается на дверную раму, давая понять, что мое соглашение поделиться квартирой на время их игры не было концом нашей беседы. Его взгляд проходится по моей униформе, разложенной на постели.

— У тебя есть работа?

— Да, — я гадаю, с чего это он внезапно стал таким разговорчивым. — Я работаю медсестрой в отделении скорой помощи.

На его лбу появляется морщина, но не знаю, это от недоумения или восхищения.

— Разве ты еще не учишься? Откуда у тебя диплом?

— Я учусь на магистратуре, чтобы работать анестезиологом. Но лицензия медсестры у меня уже есть.

На его лице написано упрямство, потому я поясняю:

— Это позволяет мне вводить человека в наркоз.

Парень смотрит на меня с пару секунд, прежде чем выпрямиться и оттолкнуться от рамы.

— Рад за тебя.

Но он сказал это без улыбки.

«Почему он никогда не улыбается?»

Майлз уходит в гостиную. Я выхожу за пределы спальни и наблюдаю за ним. Он садится на диван и полностью сосредотачивается на телевизоре.

Диллон же полностью сосредотачивается на мне, но я ухожу на кухню, чтобы найти чего-нибудь поесть. Выбор невелик, учитывая, что я не готовила всю неделю, потому я хватаю из холодильника все необходимое для приготовления сэндвича. Когда я оборачиваюсь, Диллон все еще пялится. Только теперь он это делает в шаге от меня, а не с дивана гостиной.

Он улыбается, затем шагает вперед и тянется в холодильник, наклоняясь к моему лицу.

— Так ты маленькая сестренка Корбина?

«Кажется, тут я согласна с Майлзом. Диллон мне тоже не особо нравится».

Его глаза не имеют ничего общего с глазами Майлза. Когда последний смотрит на меня, его взгляд ничего мне не говорит. Взгляд же Диллона наоборот, ничего не скрывает, и в данный момент он явно мысленно меня раздевает.

— Да, — просто отвечаю я, пытаясь обойти его. Иду в кладовку в поисках хлеба. Затем кладу его на столешницу и начинаю делать бутерброды. Один запасной — для Кэпа. Он мне полюбился за то короткое время, что я здесь. Один раз он рассказал, что работает четырнадцать часов в день, но лишь потому, что живет здесь один и не знает, чем еще заняться. Похоже, ему по душе моя компания и мои съедобные подарки, потому, пока я не заведу новых друзей, буду коротать время с восьмидесятилетним.

Диллон непринужденно прислоняется к столу.

— Так ты медсестра? — Он открывает пиво и подносит банку ко рту, но останавливается, прежде чем сделать глоток. Хочет, чтобы я сперва ответила.

— Ага, — говорю я сдавленным голосом.

Парень улыбается и набирает полон рот своего напитка. Я продолжаю делать сэндвичи, намеренно придавая себе занятый вид, но Диллан не понимает намека. Просто продолжает пялиться на меня, пока я не заканчиваю с приготовлениями.

Я не собираюсь предлагать и ему чертов бутерброд, если он здесь за этим.

— Я пилот. — Он говорит это не с самодовольством, но когда тебя никто не спрашивает о твоем роде занятий, добровольное упоминание о нем само по себе выходит самодовольным. — Работаю на ту же авиакомпанию, что и Корбин.

Он смотрит на меня, ожидая восторженной реакции. Парень явно не понимает, что все мужчины в моей жизни — пилоты. Мой дедушка был пилотом. Мой папа был пилотом, пока не ушел на пенсию пару месяцев назад. Мой брат пилот.

— Диллон, если ты пытаешься произвести на меня впечатление, то выбрал неверную тактику. Я гораздо больше предпочитаю более скромных и менее женатых мужчин. — Я опускаю взгляд на его обручальное кольцо.

— Игра началась, — говорит Майлз, входя на кухню и обращаясь к Диллону. Его слова могут показаться безобидными, но в глазах читается явный намек, что парню пора вернуться в гостиную.

Тот вздыхает, будто Майлз лишил его забавы.

— Рад встрече, Тейт, — говорит он, будто этот разговор закончился бы и без вмешательства его приятеля. — Присоединяйся к нам в гостиной. — Он косится на Майлза, хоть обращается ко мне. — Судя по всему, игра началась. — Диллон выпрямляется и проталкивается мимо Майлза.

Тот игнорирует его показное раздражение и засовывает руку в задний карман джинсов, доставая ключ. Вручает его мне.

— Иди заниматься ко мне.

Это не предложение.

А требование.

— Да мне и тут нормально. — Я кладу ключ на столешницу и закрываю пачку майонеза, отказываясь быть изгнанной из собственной квартиры тремя парнями. Затем заворачиваю бутерброды в салфетки. — Телевизор мне не мешает.

Он делает шаг вперед, пока не оказывается ко мне вплотную. Парень оставляет отпечатки на хлебе, и каждая часть меня, даже пальцы на ногах, напрягаются.

— А мне не кажется нормальным, что ты занимаешься здесь. По крайней мере, пока все не уйдут. Иди. Забери сэндвичи с собой.

Я смотрю на свою еду. Не знаю почему, но кажется, будто он только что оскорбил ее.

— Они не для меня, — говорю я в свою защиту. — Один для Кэпа.

Майлз снова окидывает меня своим непостижимым взглядом. С такими глазами это должно быть запрещено законом. Я нетерпеливо поднимаю брови, ситуация становится неловкой. Я не музейный экспонат, нечего так меня рассматривать!

— Ты сделала бутерброд для Кэпа?

Я киваю.

— Еда делает его счастливым, — пожимаю плечами.

Он снова меня изучает, а затем наклоняется вперед. Хватает ключ со столешницы и засовывает его в мой карман.

Я даже не заметила, коснулись ли его пальцы моих джинсов, но все равно резко всасываю воздух и смотрю на свой карман. Такого я не ожидала, черт возьми!

Я замираю, а он расслабленно возвращается в гостиную, оставшись равнодушным к своему маленькому жесту. Мой же карман будто загорелся.

Я заставляю себя двигаться, желая обдумать всю эту ситуацию. Отнеся Кэпу его сэндвич, я делаю, как указал Майлз, и направляюсь в его квартиру. Не потому, что он так хочет, и не потому, что мне действительно нужно работать, а потому что нахождение в его пустой квартире возбуждает меня. Как садистка какая-то, ей богу. Впечатление, будто мне только что вручили бесплатный билет ко всем его тайнам.

***

Я должна была догадаться, что его квартира не даст мне никаких намеков на то, какая он личность. Даже его глаза на это не способны.

Конечно, тут гораздо тише, и да, я просидела над уроками целых два часа, но лишь потому, что тут не на что отвлекаться.

Совсем.

Ни картин на стерильно белых стенах. Ни украшений. Ни разнообразия цветов. Даже дубовый стол, разделяющий кухню и гостиную, пуст. Это так не похоже на дом, в котором я выросла, где кухонный стол был центром очага моей матери, со скатертью, необыкновенно красивой люстрой над головой, и сезонной посудой.

У Майлза нет даже вазы с фруктами.

Единственное, что здесь впечатляет, это книжная полка в гостиной. Она полнится десятками книг, которые заводят меня больше, чем любая потенциальная картина, которая могла бы висеть на его голых стенах. Я иду и рассматриваю его книжный выбор, надеясь узнать хоть что-то о его характере, основываясь на вкусах в литературе.

Все, что я нахожу, это ряды книг об аэронавтике.

Меня немного разочаровывает, что после инспекции его квартиры, единственный мой вывод: он трудоголик с отсутствием вкуса в декоре.

Я махаю рукой на гостиную и возвращаюсь в кухню. Открываю холодильник, но там не за что зацепиться взгляду. Пару коробок из фастфуд ресторанов. Приправы. Апельсиновый сок. Похоже на холодильник Корбина — пусто, грустно и очень по-холостяцки.

Открываю ящик, беру чашку и наливаю сок. Выпиваю, и мою ее в раковине. В ее левой части стоит небольшая горка тарелок, их я тоже мою. Даже в его посуде отсутствует характер — она белая и незамысловатая.

У меня появляется внезапный порыв взять кредитку, пойти прямиком в магазин, купить ему занавески, новый набор яркой посуды, несколько картин и, может, парочку растений. Это место нуждается в жизни.

Я гадаю, какая у него история. Не думаю, что у него есть девушка. По крайней мере, пока я ее не видела, а к квартире явно не притрагивалась женская рука, отчего такое предположение становится более вероятным. Не думаю, что сюда могла бы войти девушка и не приукрасить ее перед уходом.

Это наводит меня на мысли о Корбине. Все те года, что мы росли вместе, он никогда не говорил о своих отношениях, но я уверена, это потому, что у него их не было. Каждый раз, когда он знакомил нас со своей девушкой, ее хватало где-то на неделю. Не знаю, он не выдерживал, или его не выдерживали. Мне кажется, что первое, учитывая количество получаемых им звонков от женщин.

С таким пристрастием к одноночкам и нехваткой верности, мне остается только недоумевать, откуда у него в детстве был столь сильный защитный инстинкт. Наверное, он слишком хорошо себя знал, и не хотел, чтобы я встречалась с парнями, подобными ему.

Я гадаю, похож ли Майлз на Корбина.

— Ты что, моешь мою посуду?

Его голос застает меня врасплох, и мое сердце едва не выпрыгивает из груди. Я разворачиваюсь и замечаю Майлза, чуть не роняя стакан в процессе. Он выскальзывает, но мне как-то удается поймать его прежде, чем он разобьется. Делаю успокаивающий вдох и аккуратно ставлю стакан в раковину.

— Я закончила делать уроки, — говорю я, сглатывая комок в горле. Смотрю на посуду, которая теперь в сушке. — Она была грязной.

Он улыбается.

Кажется.

Как только уголки его губ начинают приподыматься, он снова поджимает их в тонкую линию. «Ложная тревога».  

— Все ушли, — говорит Майлз, намекая, чтобы я освободила помещение. Он замечает апельсиновый сок на столешнице, берет его и прячет в холодильник.

— Прости, — бормочу я. — Мне хотелось пить.

Он поворачивается ко мне лицом и прислоняется плечом к холодильнику, складывая руки на груди.

— Меня не волнует, если ты пила мой сок, Тейт.

Ух ты.

Как ни странно, это прозвучало сексуально.

Но без улыбки. Господи, ну и мужчина. Разве он не понимает, что речь должна сопровождаться лицевой мимикой?

Не хочу, чтобы он видел мое разочарование, потому поворачиваюсь обратно к раковине и смываю остатки пены. В воздухе витают странные флюиды.

— Как долго ты здесь живешь? — спрашиваю я, пытаясь облегчить обстановку и снова поворачиваясь к нему.

— Четыре года.

Не знаю почему, но я смеюсь. Парень недоуменно приподымает бровь.

— Просто твоя квартира… — я оглядываюсь на гостиную. — Пустовата. Я подумала, может, ты только переехал и не успел еще ее украсить.

Я не хотела, чтобы это прозвучало как оскорбление. Просто пытаюсь поддержать разговор, но, в итоге, только хуже делаю.

Он плавно обводит взглядом квартиру, обдумывая мой комментарий. К сожалению, слово не воробей, обратно не возьмешь.

— Я много работаю. Гости ко мне не ходят, поэтому у меня никогда не стояла такая цель в приоритете.

Я хочу спросить, почему к нему никто не ходит, но некоторые вопросы находятся под запретной зоной.

— Кстати о гостях, что с Диллоном?

Майлз пожимает плечами, полностью прислоняясь спиной к холодильнику.

— Диллон придурок, не уважающий свою жену, — сухо говорит он. Затем выходит из кухни и направляется в спальню. Дверь за собой он не закрывает, чтобы я могла расслышать следующие слова: — Думал, что не помешает тебя предупредить, пока ты не купилась на его флирт.

— Я не флиртую с такими, как Диллон.

— Хорошо.

Хорошо? Ха! Майлз не хочет, чтобы мне нравился Диллон. И это мне нравится.

— Корбин бы не одобрил, если бы у тебя с ним что-то завязалось. Он ненавидит Диллона.

О… Он этого не хочет ради блага Корбина. И почему меня это расстраивает?

Парень выходит из спальни уже не в джинсах и футболке. Он в брюках и свежей белой рубашке на распашку.

Он надевает униформу пилота.

— Ты пилот? — немного озадаченно интересуюсь я. В моем голосе слышатся нотки удивления.

Тот кивает и идет в комнату со стиральной машиной, присоединенной к кухне.

— Так мы и познакомились с Корбином. Мы вместе учились. — Он возвращается на кухню с корзиной для грязного белья и ставит ее на стол. — Он хороший парень.

Его рубашка расстегнута.

И я пялюсь на его живот.

«Хватит пялиться на его живот!»

О боже, у него V-образная фигура. Красивая мужская черта, идущая вдоль брюшных мышц и исчезающая под джинсами, будто указывая на скрытую цель.

«Боже, Тейт, ты пялишься на его чертов пах!»

Он застегивает рубашку, а я прилагаю нечеловеческие усилия, чтобы поднять взгляд на его лицо.

Мысли. По идее, они должны вертеться у меня в голове, но на данный момент они полностью отсутствуют. Может, это потому, что я узнала, что он пилот.

Но почему это меня впечатляет?

С Диллоном не впечатлило. Но, опять же, от него я это узнала не тогда, когда он убирал грязное белье и светил своими кубиками. А все это вместе действительно впечатляет.

Теперь Майлз полностью одетый. Он обувается, а я наблюдаю за этим, как за театральным представлением, где он — звезда шоу.

— Это безопасно? — спрашиваю я, наконец сформировав мысль. — Ты пил с ребятами, а теперь сядешь за штурвал самолета?

Майлз застегивает куртку, затем поднимает набитую сумку с пола.

— Я пил только воду, — отвечает он, прежде чем выйти с кухни. — Я не часто пью. Особенно по рабочим дням.

Я смеюсь и следую за ним в гостиную. Подхожу к столу за своими вещами.

— По-моему, ты забываешь, как мы познакомились. День моего приезда? Кто-то отрубился в коридоре.

Он открывает входную дверь для меня.

— Понятия не имею, о чем ты, Тейт. Мы познакомились в лифте. Помнишь?

Не могу понять, шутит он или нет, ведь на его лице ни улыбки, ни блеска в глазах.

Я вручаю ему ключи от квартиры, и он запирает за нами дверь. Затем иду к своей и открываю ее.

— Тейт?

Я подумываю сделать вид, что не услышала его, просто чтобы он произнес мое имя еще раз. Вместо этого, я поворачиваюсь к нему с напускным равнодушием.

— Та ночь, когда ты нашла меня в коридоре? Это было исключение. Очень редкое исключение.

Есть что-то недосказанное в этом предложении и, возможно, даже в его глазах.

Он замирает на полпути к лифту. Ждет моего ответа. Мне стоит просто попрощаться. Может, пожелать удачного полета. Хотя, лучше не стоит, чтобы не сглазить.

— Было ли это исключением из-за того, что случилось с Рейчел?

«Да, именно это я и решила сказать. ЗАЧЕМ я это сделала?»

Его поза меняется. Взгляд леденеет, будто мои слова пронзили его молнией. Майлз, скорее всего, испытывает недоумение, он определенно ничего не помнит с той ночи.

«Быстрее, Тейт. Исправься.»

 — Ты думал, что я Рейчел, — выпаливаю я, пытаясь сгладить ситуацию. — Я решила, что между вами что-то произошло, и поэтому… ну, ты знаешь.

Он делает глубокий вдох, но пытается скрыть его. Я задела его за живое.

Судя по всему, нам не стоит говорить о Рейчел.

— Спокойной ночи, Тейт, — говорит он, отворачиваясь.

Не понимаю, что только что произошло. Я смутила его? Разозлила? Вызвала грусть?

Как бы там ни было, я уже ненавижу себя за содеянное. За это неловкое ощущение, заполняющее пространство между моей дверью и лифтом, перед которым он стоит.

Я захожу в квартиру и запираюсь, но ощущение никуда не исчезает. Оно распространилось за пределы коридора.